Нас ждет огонь смертельный! Самые правдивые воспоминания о войне - Владимир Першанин

Плавучая батарея, стоявшая в затоне, открыла огонь, хоть и с запозданием, но дружно. Три 76-миллиметровые зенитки усеяли небо шапками разрывов. Начали стрелять и мы: «сорокапятка» и оба пулемета. Я по инструкции придерживал ленту, которая быстро вползала в казенник «максима». Шимбай бил длинными очередями. Все четыре истребителя мгновенно перемахнули Волгу, я успел заметить кресты на фюзеляже и свастику на хвосте. Они шли к самой крупной добыче, барже, набитой людьми, которую буксирный пароход тянул со скоростью километров шесть в час.

Могу представить, что чувствовали ребята, сидевшие в этом огромном корыте, когда на них заходили сразу четыре «мессера». Но плавучая батарея уже заставила немецкие истребители вильнуть. С левого берега вели огонь два зенитных 37-миллиметровых автомата. Дружной и точной атаки у «мессеров» не получилось. Они высыпали целую серию бомб, которые поднимали фонтаны воды и песка вокруг баржи. Один из «Мессершмиттов», видимо, получил повреждение и сразу отвалил в сторону.

Зато три других сделали круг, перестроились и обстреляли баржу из пушек и пулеметов. Несмотря на двухкилометровое расстояние, мы видели, как бледные при дневном свете трассы прошили буксир и баржу. Зенитный огонь был довольно сильный. «Мессеры» опасались снижаться и после второго захода пошли назад. Попутно обстреляли сейнер, на котором начался пожар. Мы снова открыли огонь, но истребители исчезли в небе. Буксирный пароход продолжал тащить баржу к правому берегу, на сейнере тушили пожар. Наш пароход, выждав немного, под защитой плавучей батареи двинулся к левому берегу.

Мы везли много детей, женщин. Женщины не хотели идти в трюмные помещения, кричали, что лучше погибнуть от пуль, чем утонуть в клетке. Метались по палубе, таская за собой детей. Убедить их, что на верхней палубе опасно, было невозможно. Пароход раскачивался с борта на борт, кто-то свалился в воду. Останавливаться не имели права, упавшему человеку бросили спасательный круг.

С облегчением выгружали суетливую гомонящую толпу, а у пристани на левом берегу нас уже поджидали новые роты красноармейцев, повозки с боеприпасами. Переправа шла и ночью. Часам к двенадцати мы падали от усталости. На наше состояние никто внимания не обращал, но устали и механизмы «Коммуны». Пароход загнали на стоянку в речной залив. Мы кое-как поели каши с мясом и завалились спать. Так закончился наш первый день на светлоярской переправе.

На следующий день мы узнали, что на барже погибли тридцать человек, около семидесяти бойцов были ранены. Они так и не добрались до Сталинграда. Раненых повезли назад обратным рейсом. Двое или трое погибли на сейнере. Такую цену платили за переправу через Волгу. И это была сравнительно небольшая цена.

Следующие несколько дней прошли без особых происшествий. Несколько раз налетали немецкие самолеты, их атаки отбивали, хотя не обходилось без жертв. Мы уже хорошо познакомились с экипажем «Коммуны». К нам назначили подносчиком патронов молодую женщину, лет двадцати трех, Катю. Она была не слишком красива, с широким лицом и крепкими мускулистыми руками. Катя, в случае ранения или смерти кого-то из нас, должна была временно исполнять обязанности второго номера расчета.

У Шимбая с ней сразу закрутился роман. Они где-то уединялись ночью, благо на судне укромных уголков хватало. Катя до этого встречалась с одним из моряков. Тот, подвыпив, пытался выяснить отношения с сержантом, но до драки дело не дошло, вмешалась Катя. Я познакомился с помощником кочегара, молодым, вечно чумазым пареньком моего возраста, который любил приходить к нам. Сворачивал цигарку, с уважением трогал пулемет и задавал разные вопросы. Звали чумазого Мишкой. Он считал, что популярная тогда песня «Мишка, где твоя улыбка» написана про него. Он иногда подначивал нас:

– Чего же вы в самолет не попадете? Ствол кривой или патронов мало?

Шимбай, добродушный по характеру, снисходительно объяснял, что самолеты легко сбивать только языком.

– Думаешь, фрицы целые и невредимые домой возвращаются? Как бы не так! Ловят они и пули, и осколки, поэтому переправа работает.

Мы им не даем как следует целиться.

Пулемет у нас был старый. На шершавом массивном кожухе отштампованы название завода и год изготовления «1916». На щитке имелись несколько вмятин от пуль, кожух в двух местах запаян. Но работал «максим» исправно. Я иногда мысленно сочинял историю старого пулемета. Вот он, в руках белых, бьет по нашим, то бишь по красногвардейцам. Потом его захватывают в бою, и он служит Красной Армии. Для сорок второго года, как зенитное прикрытие, «максим» устарел. Броню «Юнкерсов» он не брал, а «мессеры» проносились с такой скоростью, что поймать их в прицел было сложно. За эти дни я узнал реальную обстановку в Сталинграде. Рассказал раненый, который примостился возле нас. Он не скрывал облегчения, что вырвался из Сталинграда, хотя ему перебило кости на руке. Ладонь и пальцы почернели, пока он проделал долгий путь до Светлого Яра. Даже возможная потеря руки его не пугала.

– Нет Сталинграда, – морщась от боли, говорил раненый. – От домов одни сгоревшие коробки или развалины. Мясорубка страшная. От элеватора и до Тракторного завода (расстояние 20 километров) наши держат полосу берега шириной метров двести. Ночью роту приводят, за день две трети выбивают.

Я не мог поверить, что почти весь город, все высоты взяты немцами. В газетах писали другое. Про двести метров там не упоминали. Сталинград успешно отражает вражеские атаки. Сталинград держится и не будет сдан врагу никогда. А наша переправа, как и другие, работала непрерывно. Только под Светлым Яром ежедневно переправлялось несколько тысяч бойцов. Целые колонны красноармейцев торопливо поднимались вверх, на правый берег, сгибаясь под тяжестью груза, который тащили на спинах.

Дни стояли теплые, ясные. Даже лес еще не весь пожелтел. И Волга была голубая, хотя вода стала холодной. Бабье лето, хорошие деньки. Но один из них оказался для нас черным. Огромная битва, развернувшаяся в Сталинграде, словно гигантским языком, лизнула и нашу переправу.

Кажется, это было в первых числах октября. С рассвета высоко в небе кружился немецкий двухмоторный самолет-наблюдатель «рама». Три тройки пикирующих бомбардировщиков «Юнкерс-87» в сопровождении нескольких «Мессершмиттов» развернулись ниже Светлого Яра и обрушились на зенитное прикрытие. Плавучую батарею накрыло огромными фонтанами воды. Одна из бомб попала точно. Взлетели обломки палубы, орудий, человеческие тела. Судно, на котором размещалась батарея, затонуло в течение пяти минут. На песчаную отмель затона выбирались уцелевшие моряки и артиллеристы.