Антология британской фантастики - Течение Алкиона

Я кратко рассказал им о годах, проведенных в космосе. Я не упомянул о пропасти, которая существовала между моей натурой и натурой Лэпторна, я ничего не говорил им о наших с Лэпторном нуждах и чаяниях. У них об этом сложилось собственное впечатление по его письмам, а единственное, что я знал о письмах, это то, что их было много. Я не хотел бы поколебать их иллюзии, какими бы они ни были.

Я рассказал им, как, когда мы летели на Холстхэммер с Адаманкта, “Джевелин” попала в переплет из-за пыли, идущей из Течения и приводящей к искривлению пространства или к повышению радиации, как нас занесло в Течение вместе с пылевым облаком. Я не сказал им, что идиотом, который рассчитал маршрут, так замечательно задевший Течение, был я и что сделал это потому, что пытался сэкономить горючее. Я также не стал сообщать им и о том, что если бы не Лэпторн, то мы вообще бы не испытывали недостатка в топливе, даже в районе Течения. Я преподнес им голые факты и предоставил самим вынести их собственный приговор.

Я рассказал им, что, когда мы были в Течении, заклинило рычаги управления и что я был не в состоянии погасить скорость до того, как искривление сорвало, нашу броню и поглотило всю нашу энергию, так что даже не осталось надежды выбраться из Течения. Я описал наше падение: как я искал звезду и как направил корабль в звездную систему со всем оптимизмом, какой только смог отыскать, как умудрился посадить его на планете, которая только и могла, что поддерживать нашу жизнь. Я не смог им сообщить, как мне повезло, потому что их мысли были сосредоточены на том, как не повезло Лэпторну. Однако, как бы там ни было, он смог поддержать работу атомного двигателя, несмотря на утечку энергии. Импульса, который я получил, было едва достаточно, чтобы посадить “Джевелин”. Но сохранить ее целой не удалось. Тяги, требуемой для того, чтобы держать корабль в равновесии и мягко посадить, и близко не было. Мы вошли в атмосферу по низкой траектории и с большими трудностями. Я пытался выровнять корабль, но ничего из этого не получилось. Тот или иной конец корабля неизбежно должен был принять на себя удар и разбиться. Им оказался нижний конец. Майкл Лэпторн погиб.

Аминь.

Аудитория молчит. Никакой реакции, пока они все не переварят. Мамаша мне не доверяет и симпатии ко мне не испытывает. Во всем виноват я, считает она. Мне доверили жизнь ее сына, а я был чересчур неосторожен и сломал ее игрушку. Слишком плохо. Отец, напротив, стойко воспринимает неизбежность произошедшего. По крайней мере он не проявляет к бедному Грейнджеру никакой враждебности, в этом нет никакой выгоды. Никаких обвинений. Губы должны быть сжаты в прямую линию. Ив слегка растеряна. Наверное, с трудом вспомнила дорогого Майкла. Она была очень маленькой, когда он покинул дом. Должно быть, чувствует себя немного виноватой, так как не может его вспомнить. Она думала, что все это должно иметь для нее больше значения, но ничего не получается из ее попыток принять соответствующий вид.

Обо всем этом я узнал прежде, чем хоть один из них успел открыть рот.

– Вы совершенно не такой, каким я вас представлял, - сказал наконец глава семейства.

“Ладно, - подумал я, - не касайся главной темы. Поговорим лучше обо мне, если ты так хочешь”.

– Жаль, - сказал я.

– В письмах Майкла вы совсем другой.

– Я провел два последних года в одиночестве на голой мертвой скале, - напомнил я ему.

– Дело гораздо серьезнее, - сказал он. - Вы не похожи на человека, которого стал бы идеализировать мой сын.

Идеализировать? Мне стало интересно, что это там Лэпторн обо мне понаписывал.

– Что касается моего сына, то для него вы были чем-то вроде героя, - пояснил он.

Для меня это было новостью.

– Вы имеете в виду его первые письма… - сказал я с сомнением. - Тогда он был молод…

– О нет, - перебил меня Лэпторн-старший. - Я имею в виду все его письма. За пятнадцать лет его мнение о вас не изменилось. Он всегда думал о вас одно и то же, отзываясь о вас одинаково. Его письма не изменились.

Его письма не изменились. Пятнадцать лет глубокого космоса - насыщения новыми знаниями, новым опытом, новым чувством, а его письма родным не изменились. Я готов поклясться, что Лэпторн, погибший на скале, и Лэпторн, покинувший дом, - не одно и то же. Ни в коем случае. А сейчас его отец сидит в своем неизменном кресле в своей неизменяющейся комнате и говорит мне, что он не мог заметить разницы.

– Не понимаю, - автоматически произнес я.

– Должно быть, было нелегко, - сказала Ив Лэпторн, - после того, как корабль сел.

– Ветер составил мне компанию, - с издевкой улыбнулся я.

– Сейчас, однако, вы, кажется, в полном порядке, - вмешалась мать.

– Прекрасно себя чувствую, - сказал я. - Все было не так уж плохо: я был немного голоден, но сейчас уже все позади. - Я излучал истинное мужество и благородство. О, все пустяки. Вы можете это сказать, когда у вас за спиной пара недель и вы сидите в чьей-нибудь гостиной.

– Вещи, которые вы привезли, - произнесла пожилая женщина, - где они?

– В моем рюкзаке, - ответил я. - Я оставил его в холле. - Я встал, но она усадила меня обратно, и Ив принесла рюкзак, открывая его на ходу. То, что она обнаружила сверху, оказалось моей грязной рубашкой. Я встал и забрал у нее рюкзак.

Я достал личную собственность Лэпторна со дна мешка. Это были его часы, документы и солнцезащитные очки. На этом набор бытовых вещей закончился.

Еще там были четыре куска камня, каждый из которых имел редкий рисунок, но никакой ценности не представлял; пара крыльев большого антропоида и несколько мелких предметов чужеродной бижутерии - подарки различных людей.

– Это все? - спросил отец.

А чего вы ждали, чуть было не сказал я, праздничные фотографии? Лэпторн не нуждался в грубых образах - его воспоминания были живыми. Все, что я привез, было всего лишь хламом.

– Мы не возим с собой много вещей, - попытался объяснить я. - Наш корабль - не лайнер, на котором полно свободного места и лишнего топлива. Это всего-навсего личные вещи - просто для того, чтобы у человека были какие-то вещи. Мне жаль, что здесь нет ничего, представляющего ценность хотя бы для ваших чувств, но у вашего сына не было ничего материального, что бы он ценил.

– Что вы имеете в виду, когда говорите “ничего материального”? - спросила Ив.

– Я хочу сказать, что он хранил все в своей памяти, - сказал я.

Не совсем так. Как я мог им объяснить все это?

– У нас есть его письма, - сказала мать. Подразумевалось: мы могли бы обойтись и без тебя. Нечего было беспокоиться.

– Да, это так, - сказал отец. - В письмах гораздо больше смысла, чем мы надеялись найти в содержимом его карманов. Вы не хотите взглянуть на них?