Я иду искать - Макс Фрай

— И что из этого следует? — спросил Шурф.

Он выглядел очень спокойным и всем своим видом демонстрировал намерение внимательно слушать. Но я совершенно не сомневался, что мой друг уже приготовился проснуться и немедленно начать тормошить меня. Хотя, готов спорить, окажись он тут один, остался бы, не раздумывая.

— Совсем дураком надо быть, чтобы проснуться в самый интересный момент, — укоризненно сказал я.

Он ничего не ответил.

— Можешь не слишком спешить, — подмигнул ему Иллайуни. — Я не дурак и не враг — ни вам, ни себе. Без предупреждения их не отпущу и умирать никого не заставлю. Просто даю вам возможность полюбоваться редким зрелищем. Это очень красивый и напряжённый момент: когда мастер держит смерть в своих руках, она неподвижна, но дрожит от вожделения, чует, что вот-вот отправится в свой вечный, первый и последний полёт. Когда я остаюсь один на один с чужой смертью, я позволяю ей взять меня. Пользуюсь тем обстоятельством, что для смерти нет разницы между сновидением и явью, а для меня — есть. Я могу честно, с полной самоотдачей умереть, а потом проснуться в той реальности, где мы со смертью никогда не встречались, и я по-прежнему жив, но её всё равно больше нет. Уверен, вам обоим легко было бы освоить это искусство. Вы упрямы и всегда норовите повернуть всё по-своему. Довольно неприятное свойство характера, но бесценное качество для того, кто хочет уметь воскресать. А умирать и учиться особо не надо, смерть всё сделает сама, достаточно ей разрешить. Но я не стану предлагать вам попробовать. Их здесь пять, а нас всего трое. Меня не устраивает такое соотношение сил. Поэтому я твёрдо намерен отпустить их восвояси.

— Эй, ты же обещал, что мы хотя бы попробуем, — в отчаянии напомнил я.

— Нет. Твёрдого обещания я тебе не давал.

— Ты обещал, что не будешь лезть в это дело. Только смотреть и слушать, — сказал мне Шурф.

— Твёрдого обещания я тебе не давал, — повторил я слова Иллайуни.

Цитируемый автор укоризненно покачал головой.

Кажется, в шахматах такая ситуация называется цугцванг[46]. По крайней мере, фонетически этот термин идеально соответствует охватившим меня в тот момент чувствам.

— Всегда знала, что самое интересное вы делаете без меня!

На этот раз Меламори выглядела по-настоящему ужасно. Без преувеличения. Она была черна, как уголь и практически бесформенна, глаза дымились, как жерла вулканов, а рот хаотически блуждал по пространству расползающегося как облако лица, явно не в состоянии понять, где его законное место.

— Гнев тебя очень красит, — ласково сказал я.

— Это ещё кто? — спросил Иллайуни.

Он-то, бедняга, и правда думал, будто это теперь его сон. Не знал ещё, с кем связался.

— Это леди Меламори Блимм, — ответил я. — Самая красивая девушка, как минимум, в нашей Вселенной. Сейчас это особенно бросается в глаза, не так ли?

— Да, — вежливо согласился Иллайуни. — Ты что, решил устроить в своём сновидении вечеринку? Говори сразу, кого ещё пригласил. Мне сейчас не до шуток. Пока вы тут веселитесь по своему нелепому угуландскому обычаю колдовать как спьяну, я держу в руках пять смертей, усмиряя их усилием воли. Нельзя меня отвлекать.

— Он меня не приглашал, — надменно заявила Меламори. — Я сама решаю, сниться ему или нет.

— Она очень крутая сновидица, — вставил я. — По крайней мере, так утверждают арварохские буривухи.

— Арварохские буривухи? — изумился Иллайуни. — С каких это пор они стали интересоваться людьми?

— С тех пор, как познакомились со мной, — сказала Меламори.

Некоторое время Иллайуни внимательно её разглядывал. Наконец кивнул:

— Да, их можно понять. Ты и правда потрясающая.

— Ты тоже, — согласилась она. — Макс никогда мне про тебя не рассказывал. Интересно, почему?

— Просто не успел, — объяснил я. — Мы с ним только вчера познакомились.

— Как ни странно, да, — подтвердил Иллайуни. — Хотя по моим, ощущениям, ты изводишь меня уже не первую тысячу лет.

— У всех на второй день появляется такое ощущение, — утешила его Меламори. — Но ничего, потом привыкают. Ты тоже привыкнешь.

— Давай ты сейчас проснёшься, — попросил её я. — Это не тот сон, который мне хотелось бы с тобой разделить. У нас большие про…

— Когда захочу, тогда и проснусь, — отрезала Меламори.

Это явно было только начало большой пламенной речи, но тут она увидела пернатую кошку и забыла обо всём на свете.

— Кто тут такой хороший? — дрожащим от умиления голосом спросила Меламори. — Кто такой славный? Это кто у нас такой ушастенький? Ты ж моя красота!

Миг спустя она уже сжимала в объятиях, гладила, тискала и чесала ручную смерть Иллайуни, забыв обо всём на свете, начиная с меня. Жертва, к счастью, не возражала. И, кстати, со способностью прикасаться друг к другу в сновидениях у обеих не было никаких проблем.

— Одно слово, безумные угуландские колдуны, — вздохнул Иллайуни. — Связался на свою голову.

Впрочем, вскоре он уже показывал Меламори ледяной цветок и вдохновенно читал ей лекцию о природе и поведении смерти. Она слушала его так внимательно, как никогда никого не слушала наяву. Даже на себя снова стала похожа — может ведь, если хочет. Ну или когда забывает, что это якобы ужасно трудно.

А я смотрел на них и обречённо думал: «Что я действительно умею, так это превращать любое серьёзное дело в балаган».

— Что ты действительно умеешь, так это превращать любое серьёзное дело в балаган, — вслух сказал Шурф. И, помолчав, добавил: — Сейчас я как никогда ясно понимаю, что это твоя самая сильная сторона. Будешь смеяться, но я начинаю верить, что ты и на этот раз повернёшь всё по-своему. По крайней мере, я уже не могу проснуться рядом с тобой в старой усадьбе. И, что особенно удивительно, совершенно на тебя за это не сержусь. Хотя, по идее, должен бы. Но это твоё сновидение. И теперь тебе снится, что я неожиданно стал твоим союзником в этой безумной затее. Ладно, как скажешь, твоя взяла. Но учти: проснёмся — голову оторву.

— Ничего страшного, потом приделаешь на место. Ты аккуратный. И руки у тебя, хвала магистрам, не совсем из задницы растут.

— Сэр Макс, — вдруг окликнула меня Меламори, и голос её звучал угрожающе, как вступительный аккорд симфонии о конце Мира. — Иллайуни мне всё объяснил. Получается, ты тут собирался умирать какими-то нелепыми чужими смертями? Вместе с ними? А меня не позвал? Не верил, что я тоже сумею? Никогда тебе этого не прощу.

Надо отдать ей должное: за всё время нашего знакомства это была первая настоящая сцена ревности. И она удалась на славу. В смысле, я и правда почувствовал себя виноватым, как ни нелепо это звучит.