Хроники Рыжей (Трилогия) - Татьяна Устименко

Молодой некромант бережно принял от дракона останки мертвой красавицы и разразился серией восторженных воплей. Генрих недоуменно хлопал глазами:

– Да что вы там обнаружили то, гоблин меня раздери?

– Ты наверно не слышал, что глаза драконов обладают уникальной способностью – могут видеть чуждую магию? – улыбнулся Эткин.

– И?

– В замке де Брен хранился один такой глаз. Уж не ведаю, как и когда он к ним попал, но Ринецея об этом узнала, а это, в свою очередь, – дракон просиял, словно осененный судьбоносной догадкой, – наводит меня на мысль, что она действительно причастна к исчезновению моих собратьев. Этот глаз и нашел ее покойный братец…

– Дай мне кинжал, – потребовал Марвин и, получив желаемое, осторожно, затаив дыхание, выколупнул из левой глазницы Луизы крохотный красный камешек, упавший на подставленную ладонь Генриха. – Вот он – легендарный глаз дракона!

– А я то думал, что мне просто показалось, будто ее зрачок пылает как уголь. – Покачал головой Генрих, рассматривая чудо. – А тут вон оно как все повернулось!

Подчиняясь убедительному жесту Эткина, некромант поднес камешек к собственному правому глазу и приложил к роговице. Сияющая красным светом точка дружелюбно мигнула и в один миг всосалась в глазницу Марвина. Юноша негромко ойкнул.

– Больно? – заботливо поинтересовался дракон.

– Нет, – Марвин восторженно оглядывался по сторонам, – просто я сразу стал значительно лучше видеть этим глазом. Мир словно обрел невиданную четкость и насыщенность красок. Не взирая на темноту, я теперь вижу даже спящих букашек, сидящих на травинках!

– Ох, чует мое сердце, не случайно все это! – тихонько ворчал Эткин, пока некромант вдохновенно и поэтично описывал красоты ночного мира. – Не просто так мы этот артефакт нашли! Похоже, все события, что с нами происходят, нанизаны на единую нить будущего, словно соседние бусинки в длинном ожерелье, и не зря нам этот камушек даден был, ох – совсем не зря!

Глава 2

Я никогда не бывала вблизи города Нис. Не бывала ни в реальности, ни в мечтах, ни даже во сне. Да откровенно говоря, и сейчас не испытывала особого желания там находиться. А пришлось, однако.

« Ну почему жизнь чаще всего оказывается такой подлой и гадкой штукой? – мысленно стонала я, возмущенно разглядывая поистине ужасающее содержимое не шибко глубокого рва. – Сначала развивается по спирали, все круче и круче сжимая витки неприятностей, а потом и оглянуться не успеешь, как она уже перешла в смертельный штопор! И не вырвешься из этой убийственной петли, поздно…». От отвращения и стопроцентного осознания собственной правоты, я негодующе сплюнула, ладно хоть себе под ноги, а не на кого–то еще.

– И что делать то станем? – растерянно спросил Огвур, не отводя взгляда ото рва.

– Закапывать, – спокойно предложила я. – Или у тебя есть идеи получше?

– Ох, уж это твое знаменитое спокойствие, Мелеана! – хмуро пробасил орк. – Сдается мне, что оно всегда носит вещий характер и предшествует крупным неприятностям.

– Нет, хуже уже некуда, – пискнул Ланс, прячась за широкую спину любезного друга и закрывая нос полой плаща, пытаясь хоть немного защититься от невыносимого смрада, поднимающегося надо рвом. – Хуже уже не будет!

– Будет, будет, – оптимистично пообещала я. – Спорим на бутылку красного эльфийского?

– Невероятный цинизм, причем, у обоих, – осуждающе покачал головой Огвур, вздохнул, поплевал на ладони и взялся за черенок тяжелой лопаты. – Но ведь если рассуждать справедливо – то жизнь еще циничнее. Идите–ка вы отсюда, – посоветовал он нам, – не для вас это работа, – отвернулся и принялся умело засыпать ров комьями серой земли. Я скороговоркой пробубнила короткую погребальную молитву, прощаясь с теми, кто покоился во рве, и отошла прочь, уводя с собой печального Лансанариэля.

Медальон с портретом белокурого принца, который я неправедно экспроприировала у Гельды, нагрелся и призывно задергался, предлагая выйти на связь. Уже не первый раз за эти несколько дней, кстати. Но я сердито прихлопнула его рукой – типа: стоять, бояться. Я злилась:

– Достал уже, козел! – сквозь зубы негромко прорычала я.

Идущий рядом полукровка испуганно вздрогнул и покосился на меня преданными, телячьими глазами.

– Да это я не тебе, – раздосадовано успокоила я не в меру чувствительного красавца. – Хотя ты тоже не подарок!

Ланс уныло сгорбил плечи, понимаю, что в таком состоянии со мной лучше не связываться, себе дороже обойдется.

А я не просто злилась, внутри меня все буквально кипело от едва сдерживаемого гнева, временами все же прорывающегося наружу в виде саркастичных реплик и грубых комментариев. Да и было от чего психовать.

К стенам Ниса мы прибыли совершенно измученными, донельзя раздраженными непрерывным нытьем и жалобами Гельды, не привыкшей ходить пешком. Огвуру то что, тот наверно готов и до Поющего острова по воде аки посуху прошагать, и даже глазом не моргнуть. Лансанариэль мужественно крепился, иногда страдальчески морщась и бросая на меня мученические взгляды. Признаться честно, я и сама давно ощущала, что правый сапог натер на моей, не такой уж и изнеженной пятке – здоровенную мозоль, но повинуясь какому–то безотчетному импульсу, все подгоняла и подгоняла друзей, упрямо продвигаясь вперед. Пару раз мы вымокли под проливным дождем, сухой паек почти закончился, но и это не умерило моей непонятной прыти. И все равно – мы не успели.

– Да и спешить не стоило, – брезгливо сморщилась Гельда, заглядывая в ров, – они мертвы уже не первую неделю.

В паре шагов от нас, Ланс нерадостно завис над чахлым кустиком, не в силах совладать с приступом сильной рвоты. Да и саму меня мутило изрядно, причем даже не столько от ужасающего запаха мертвечины, а сильнее всего – от огромного роя отожравшихся зеленых мух, с жужжанием нехотя взметнувшихся вверх при нашем приближении. Сначала мы обнаружили развалины городских строений, носившие следы ожесточенных боев, а затем – наспех вырытый ров, в котором и покоились разлагающиеся тела погибших защитников Ниса. Я вновь хлопнула по некстати потеплевшему кулону. И чего, интересно, добивался белокурый принц, призывая меня спешно прибыть к городу? Неужели он хотел показать мне это?

Они лежали здесь все, небрежно брошенные в красноречивых позах существ, дорого продавших свои жизни. Могучие воины–кентавры с темными крупами, покрытыми страшными резаными ранами, изящные женщины, и даже дети–жеребята. У одного из мальчишек в руках еще виднелся сломанный игрушечный лук, из которого он, видимо, пытался отбиться от беспощадных завоевателей.

Я сделала еще пару шагов, плашмя рухнула на землю и безудержно разрыдалась, выплескивая в слезах владевшее мной страдание и злость. Да будьте вы прокляты бессердечные Дети холода, с мечом пришедшие в мой край! И ты, ненавистная Ринецея, ты еще заплатишь с лихвой за все творимые тобой злодеяния!

Словно в полусне, я ощутила, как крепкие руки Огвура заботливо поднимают меня с острой щебенки, бережно заворачивают в теплый плащ и, укачивая, несут куда–то, а над моей головой убаюкивающее рокочет знакомый голос орка, выпевая что–то непривычно колыбельное. А потом я, и в самом деле, крепко заснула…

Меня разбудил отдаленный шум, навязчиво лезущий в уши и напоминающий рокот никогда не умолкающего водопада. Я удивленно подняла растрепанную голову. Великая Аола, ну я и попала! Ничего не чуя, я мирно и беззаботно дрыхла на невысоком, поросшем мягкими лопухами холмике под чудом уцелевшим фрагментом крепостной стены, а в какой–то полусотне шагов от меня волновалось безбрежное море закованных в черные доспехи воинов, осененных широкими полуразмахами огромных крыльев. Демоны, это были демоны! Я попыталась пересчитать темное воинство и тут же сбилась со счета. Сколько из здесь – пять тысяч, десять? Впереди мрачных рядов отчетливо выделялись двое. Первый – тощий, бесцветный альбинос с узким прищуром красных глаз, облаченный в серебряные латы, оказался ни кем иным, как уже известным мне дядюшкой, познакомиться с которым я успела во время знаменательного ритуала с травой янт. А второй… при виде него мне захотелось немедленно и трусливо накрыться полой плаща, а еще лучше – мгновенно перенестись на сотню миль подальше от этого злополучного места. Ибо это был он!

Очень высокий, с неправдоподобно мускулистыми плечами и осиной талией, намеренно подчеркнутой наборным поясом из чередующихся золотых и серебряных пластин. Без каких–либо доспехов вообще. Расстегнутая почти до пупа шелковая белая рубашка обнажает гладкую, выпуклую как щит грудь, и упругий живот с красивым рельефом пресса. Парчовые серебристые штаны небрежно заправлены в белые замшевые ботфорты с алмазными пряжками, выигрышно выделяющие маленькую стопу с высоким благородно–породистым подъемом. Белокурые локоны струятся по плечам, золотистые глаза смеются. Странной формы меч криво воткнут в землю около ног хозяина. В руках принц держит бокал, до краев наполненный светлым игристым вином. Иногда он поворачивается к своему войску и отпускает очередную, из–за расстояния не слышную мне шутку, встречаемую раскатами громового хохота. Белокурый красавец невероятно прекрасен, в меру пьян и безмерно весел. А я сижу себе как дура, на пригорочке, заспанная и не умытая, перед самым носом мужчины моей мечты и трясусь от страха, будто осиновый лист. Вот так подарочек судьбы, гоблин меня задери!