Прогулки по Серебряному веку. Санкт-Петербург - Вячеслав Недошивин

41

Наивным! Именно после этого разговора он станет вдруг постоянно встречать ее на улицах. «Сегодня, едва я успел выйти, встретил ее, - пишет он, - она покраснела и поздоровалась на ходу сдавленным голосом... Днем я шел на лекцию, она встретилась мне на Невском, поздоровались за руку и разошлись. Теория вероятности!.. Что это значит?..» Он даже встретит ее однажды в час ночи, когда, провожая друга, выйдет за папиросами. «Еще раз, что это значит? - будет задаваться вопросом в дневнике. - Кто толкает меня и ее, что же это - предопределение?..» Он не знал, что Л.Брик не только с ним, со всеми мужчинами привыкла добиваться своего. И что через два года, в марте 1923-го, он, увидев ее в Москве, запишет: «Л.Б. говорила о своем еще живом чувстве и о том, как много тогда “ревела" из-за меня. “Главное, - говорила она, - совсем не знала, как с вами быть; если активнее - вы сжимаетесь и уходите, а когда я становлюсь пассивной, вы тоже никак не реагируете”. Но она одного не знает, - подчеркнет Пунин, - что я разлюбился, что вообще ничего не могло быть без влюбленности, какая бы она, Лиля, ни была...».

42

В конце 1917 г., когда они часто встречались, Ахматова сказала вдруг Мандельштаму, что во избежание сплетен им нужно видеться пореже. «Если б всякому другому сказать такую фразу, - жаловалась она впоследствии П.Лукницкому, - он бы ясно понял, что он не нравится женщине... Ведь если человек хоть немного нравится, женщина не посчитается ни с какими разговорами». И добавила: «Он был мне физически неприятен. Я не могла, например, когда он целовал мне руку». «Следов» этой ссоры он, видимо, и опасался, идя к Ахматовой на Казанскую.

43

Кстати, в доме Бауэра, но за полвека до Ахматовой, жила семья генерала, тайного советника С.И.Мережковского, чей сын Дмитрий станет всемирно известным писателем. В семье Мережковских было шесть сыновей, и о каждом можно было бы долго рассказывать. Старший, Константин, станет профессором ботаники Казанского университета и одновременно писателем, автором профашистской утопии «Рай земной, или Сон в зимнюю ночь: сказка-утопия XXVII». Средний, Николай, будет служить в Отдельном корпусе жандармов. А самый младший, Дмитрий, сначала станет поэтом, первым символистом, даже теоретиком символизма, и лишь потом тем знаменитым прозаиком, о котором мы знаем сегодня. Образно говоря, с его появления в литературе и начался Серебряный век. Ибо манифестами «нового искусства» - модернизма - в России станут философский трактат «При свете совести» Н.Минского (1890 г.), лекция Дм. Мережковского «О причинах упадка и о новых течениях в современной русской литературе» и его сборник стихов «Символы» (1892 г.), а также три антологии юного еще москвича В.Брюсова «Русские символисты» (1894-1895). Впрочем, здесь Д.Мережковский будет жить до шестнадцати лет, до 1881 г. Потом вместе с родителями переедет отсюда на Знаменскую (Знаменская, 35/40). Но про этот дом у моста он, кстати, напишет стихотворение, которое войдет потом в его сборник «Старинные октавы».

44

Революция застала Виктора Горенко в Севастополе, на Черноморском флоте. Там тоже расстреливали морских офицеров, но Виктору удалось избежать казни. Н.Мандельштам напишет потом: «Про второго брата, Виктора, ей (Ахматовой. - В.Н.) сказали, что он расстрелян в Ялте. Слух шел такой: тела сбросили с мола в море...» К счастью, Виктор, раздобыв штатскую одежду, выбрался из Крыма и бежал на Сахалин. Там, в построенном им доме, жил до 1929 г., принимал у себя приехавшую к нему мать (она прожила у него три года), а в 1929-м, когда на Сахалине начались аресты, бежал сначала в Китай, а затем, в 1947 г., через двадцать лет, в США. Ахматова знала, разумеется, о его бегстве на Запад, и когда с 1953 г. он стал писать ей письма - она ни на одно за десять последующих лет не ответила. Написать ему решилась только в 1963 г., за три года до своей смерти. Боялась.

45

Тогда Анненков сделал сразу даже два портрета-наброска Ахматовой. Один - тушью и черной акварелью, другой - гуашью. Про первый Е.Замятин напишет: «Траур волос, черные четки на гребнях», а Л.Чуковская скажет, что он «является знаком всей поэзии Ахматовой». Второй же портрет Ю.Анненков закончит в эмиграции и через много лет пришлет Ахматовой его фотографию. А вообще, в те годы она позировала нескольким художникам. До революции Савелию Сорину на его квартире (канал Грибоедова, 83), в 1922 г. ее в своем доме рисовала З.Серебрякова (Никольская, 15), тогда же ее рисовал К.Петров-Водкин в своей мастерской (18-я линия, 9) и в том же году - Лев Бруни. Он свой знаменитый акварельный портрет создаст в гостях у Ахматовой (Фонтанка, 18), в доме, о котором я уже рассказал.

46

Тогда же скажет П.Лукницкому о Есенине: «Он плохой поэт. Он местами совершенно неграмотен. Я не понимаю, почему так раздули его... Он был хорошенький мальчик раньше, а теперь - его физиономия! Пошлость. Ни одной мысли не видно... И потом такая черная злоба. Зависть...» А после самоубийства поэта в декабре 1925 г. заметит: «Он страшно жил и страшно умер... Как хрупки эти крестьяне, когда их неудачно коснется цивилизация... Но чем культурнее человек, тем крепче его дух, тем он выносливее...» Кстати, не считала, что Есенина «загубили приятели»: «Он сам плодил нечисть вокруг себя. Клюев же не поддался такой обстановке!..»

47

Они заведут так называемую «разговорную книжку», в которой будут писать друг другу записки. В ней, еще в мае 1923 г., Пунин запишет: «Ан., родная. Ноченька. Я не могу больше так. Обещай мне, что больше никогда не будешь ездить в Мариинский театр и видеть М.М. (Циммермана. - В.Н.). Если не можешь - напиши...» А Ахматова позже и по другому поводу напишет в этом блокноте: «Сегодня наконец К.М. (Котий-мальчик, так она звала Н.Пунина. - В.Н.) предложил мне конституцию (видеться понедельник, четверг, субботу вечером). Предложение принято. Ахм.

48

Накануне принятия постановления ЦК нарком просвещения Луначарский напишет знаменитые «Тезисы о политике РКП в области литературы». «Гораздо более спорным, - напишет в них, - является вопрос о ныне живущих старых писателях, обладавших в прежнее время порою довольно большой литературной известностью... В этой группе сменивших вехи писателей вряд ли можно найти хоть одного, который действительно сознательно делал бы свое литературное дело во имя революции. Можно сказать с уверенностью, что если бы дать им полную свободу слова, полную гарантию безопасности за все, что они ни писали бы, то из-под их пера вышли бы ужасающие нападки на весь наш строй и быт, которые, конечно, им самим субъективно казались бы самой настоящей художественной правдой». Эти слова - и про Ахматову. Так что фраза хорошо осведомленной М.Шагинян вряд ли была случайна. Шагинян знала, что делается и что планируется в коридорах власти.

49

До того как стать ректором, А.Н.Бекетов жил с семьей хоть и в университете, но в здании «Двенадцати коллегий», в профессорской четырехкомнатной квартире, выходившей окнами в сад, который тянулся вдоль всего здания университета. Вход в квартиру на четвертом этаже был, как писала тетка поэта, «со двора, в конце университетской галереи».

50

У бабки А.Блока по матери - Елизаветы Карелиной-Бекетовой, была сестра Александра, которая вышла замуж за М.Коваленского. У них, в свою очередь, было три сына и три дочери, одна из которых, Ольга, выйдет замуж за москвича М.С.Соловьева - сына знаменитого историка С.М.Соловьева, автора двадцатидевятитомной «Истории России с древнейших времен» и ректора Московского университета. Таким образом, родившийся у молодых Соловьевых сын, внук историка, названный в честь деда Сергеем, стал троюродным братом Блока. У троюродных братьев будет много общего. Во-первых, их деды будут ректорами двух главных университетов страны. Во-вторых, оба брата станут поэтами. А в-третьих, и Блок, и Соловьев еще в юности подружатся с третьим поэтом - Андреем Белым (Борисом Бугаевым). Более того, Сергей Соловьев и Андрей Белый не только в детстве будут жить в Москве в одном доме (Арбат, 55), где Александр Блок и познакомится с обоими, но и женятся впоследствии на родных сестрах Тургеневых.

51

Ахматова, хорошо знавшая Блока, много позже в Ташкенте, в эвакуации, скажет, вспоминая: «У него (у Блока. - В.Н.) была красная шея римского легионера...»

52

Дуэль предположительно была назначена на 10 августа 1906 г. Вызов Блоку привез в Шахматово друг Андрея Белого - Лев Эллис. Но поединок расстроила Люба. Она сказала гонцу, что у них с мужем секретов нет, а когда Эллис выложил им причину своего приезда, именно она «пристыдила его», посмеялась, а потом просто усадила обедать. «К концу обеда, - вспоминала, - мой Лев Львович сидел уже совсем прирученный, и весь вопрос о дуэли был решен... за чаем. Расстались мы все большими друзьями...» Андрей Белый напишет потом, что Эллис, вернувшись из Шахматова, передал ему «недоумение Блока по поводу вызова», а потом заверил Андрея Белого, что Блок на самом деле хороший, что он «приютил его на ночь, а ночью пришел к нему в комнату, сел на постель и беседовал... О себе, обо мне и о жизни...». Так закончилась первая дуэльная «история» между вчерашними друзьями. Ровно через год - в августе 1907 г. - уже Блок будет угрожать дуэлью Белому...