Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир - Ольга Скороходова

Рука как выразительный орган

Мне как слепоглухой, конечно, не приходится слышать голоса окружающих меня людей или видеть их лица; я постоянно вижу только их руки; поэтому, чтобы иметь более или менее точное Представление о том или ином человеке, мне приходится изучать малейшие подробности движений его рук.

Мне кажется, что руки человека могут быть не менее выразительными, чем голос и глаза. Ведь, если человек сердится, недоеден, доволен, устал, рад и т.д., его голос и глаза ясно выражают все эти чувства. Но не только в голосе и во всем выражении лица отражаются различные эмоции человека, они выражаются с не меньшей ясностью и во всех движениях его рук и даже в походке.

Так, например, когда ко мне подходит Л. И. и пожимает мне руку, я уже по одному этому пожатию узнаю, в каком она настроении или какое у нее самочувствие. Если Л. И. пожимает мне руку порывисто, но в то же время со спокойной мягкостью, я чувствую, что у нее хорошее настроение, что она чем-то довольна. Если же она пожимает мою руку хотя и порывисто, но с дрожью в руке и без всякого чувства, я догадываюсь, что Л. И. очень расстроена, у нее дрожат руки, а когда она говорит со мной дактилологией, то ее пальцы с трудом складываются в буквы.

Я часто узнаю настроение У., когда она занимается со мной. Если У. в плохом настроении, у нее движения резкие и неясная дактилология, а если она во время диктовки пишет зрячие знаки препинания, это тоже получается резко, сердито. В таких случаях спрашиваю:

— Почему вы в плохом настроении? Но У. всегда отвечает:

— Наоборот, в очень хорошем.

Однако я не верю, потому что всегда слежу за настроением тех людей, с которыми я общаюсь.

У моей подруги Н. я сразу узнаю настроение, как только она пожимает мою руку. Когда она в плохом настроении, у нее очень вялые, а часто резкие и нервные движения. Если же она веселая, движения рук быстрые и порывистые. Н. часто хочет скрыть от меня свое плохое настроение, но ей это не удается. У И. А. очень выразительные руки: может быть, это объясняет тем, что он много работает со слепоглухонемыми и хорошо понимает, какое значение имеет для нас выразительность руки.

У П. очень много искусственных движений, но все-таки я безошибочно узнаю, когда она сердится, и в таких случаях спрашиваю:

— Почему вы такая сердитая? Читать же выразительно дактилологией, как я заметила, труднее, чем просто разговаривать, ибо приходится каждое слово брать из книги, а это весьма отвлекает внимание на другое, а именно, чтобы не пропускать букв. Но все же можно и дактилологией научиться читать выразительно. Например, когда слово кончается восклицательным знаком, делать две последние буквы более резко. Если содержание какой-нибудь фразы или целой страницы носит грустный характер, то можно читать не резко и не быстро дактилировать слова; если читаются драматические моменты, то здесь нужно придать дактилологическому чтению четкость, силу и вообще вложить то чувство, какое мы вкладываем, когда читаем это голосом. Вообще для выразительного дактилологического чтения так же, как и для чтения голосом, очень важно, чтобы читающий не был безразличен к тому, что он читает. Есть такие моменты во время дактилологического чтения, когда необходимо писать знаки препинания: например, кавычки, скобки и многоточие. Если этих знаков не писать, то читаемый материал бывает менее понятен.

Москва!

С тех пор как я начала переписываться с А. М. Горьким, я стремилась попасть в Москву, чтобы встретиться с любимым писателем и великим другом… Не пришлось…

Поездка в Москву состоялась только в 1941 году, и она оставила у меня настолько сильное, неизгладимое впечатление, что мне хочется рассказать о ней, рассказать, как я ощутила и восприняла свое пребывание в столице, и о том, как меня встретила и приняла Красная Москва.

Разумеется, я не смогу передать все, что я перечувствовала и пережила за короткое, быстро промелькнувшее время, проведенное в Москве.

Посещение Москвы обогатило меня настолько, что, несмотря на отсутствие у меня, слепоглухой, зрительных и слуховых впечатлений, мне пришлось бы написать чуть ли не целую книжку об этой поездке.

Я была не в экскурсии, а ездила по делу.

Московские яркие дни были для меня наполнены новым сверкающим содержанием.

Ограничусь лишь беглыми штрихами, общей зарисовкой своих впечатлений.

Как только поезд тронулся и я ощутила под ногами все убыстряющийся мерный перестук колес, меня охватила глубокая радость от сознания сбывшегося давнего желания… Я еду в Москву!

Приятно было чувствовать, что скорый поезд уносит тебя, точно сказочный крылатый конь, уносит из привычной, давно изученной, примелькавшейся обстановки в новый, еще незнакомый прославленный город твоей мечты, в новую, прекрасную жизнь.

Я не раз ездила по железной дороге и хорошо разбираю все смены движения поезда: быструю и замедляющуюся езду.

Радовал равномерный, ритмический бег колес, все приближавший меня к цели путешествия. Поезд летел в ночную морозную даль, я засыпала и сквозь сон чувствовала, когда он останавливался. Просыпаясь от этого, я с нетерпением мысленно торопила поезд: «Скорее, скорее в Москву!..»

Наступило снежное солнечное утро. Поезд подходил к Москве. Меня волновала предстоящая встреча.

Колеса замедляют свой бег, вагон останавливается. Вместе с другими пассажирами я схожу на платформу. Я — в Москве! Странное, волнующее ощущение охватывает меня.

Я у желанной цели. Но этот переход в мир моей сбывшейся мечты так прост и обычен, что невольно спрашиваю:

— Значит, уже Москва?

Первым меня встречает мой учитель и воспитатель, профессор Иван Афанасьевич Соколянский. Стараюсь не выдать своего радостного волнения, но губы неудержимо складываются в улыбку…

В такси овладеваю собой. Моя переводчица не отводит глаз от быстро развертывающейся перед нами панорамы улиц Москвы и передает мне все, что видит… Вечером того же дня, несмотря на сильный мороз, мы с профессором вышли погулять.

— Холодно? — заботливо спрашивал профессор.

— Жарко! — отвечала я. И действительно, меня согревала горячая волна радости, что я, наконец, в Москве, в кругу друзей — старых и новых…

Мы познаем окружающий мир, окружающие вещи, дома, улицы, город по их расположению в пространстве. Мы ощущаем соразмерность, перспективу, ощущаем самое пространство по расположению в нем вещей. При этом у людей, владеющих всеми пятью органами чувств, познание окружающего мира обычно опирается на зрительное и слуховое восприятие. Глухой переключается на зрительное, а слепой — на слуховое восприятие. Очевидно, что главным образом звуковое отражение, эхо зал, площадей, улиц, тротуаров дает слепому ощущение пространства.