Все приключения мушкетеров - Александр Дюма

Действительно, в ту же минуту раздались четыре ружейных выстрела, пули пролетели около Атоса, но ни одна не задела его.

Почти в то же время им ответили другие четыре выстрела; но они были направлены вернее, чем выстрелы осаждающих: три солдата были убиты и один из рабочих ранен.

– Гримо, дай другое ружье, – сказал Атос, стоя на бреши.

Гримо немедленно повиновался. Трое друзей также зарядили снова свои ружья; последовал второй залп: бригадир и два пионера упали мертвыми, остальные бежали.

– Господа, сделаем вылазку, – сказал Атос.

И четыре друга, выбежав из бастиона, дошли до места сражения, подняли четыре солдатских ружья и пику бригадира и, уверенные, что беглецы остановятся не прежде как в городе, возвратились в бастион, унося трофеи своей победы.

– Заряди снова ружья, Гримо, – сказал Атос, – а мы, господа, будем продолжать завтрак и разговор наш. На чем мы остановились?

– Я помню, сказал д’Артаньян, – ты говорил, что, выпросив мою голову у кардинала, миледи уехала из Франции. Куда же она уехала? – прибавил д’Артаньян, очень беспокоившийся о том, где была миледи.

– Она едет в Англию, – сказал Атос.

– С какой целью?

– Чтобы убить или нанять кого-нибудь убить Бокингема.

– Но это низко! – вскричал д’Артаньян.

– О, я об этом нисколько не беспокоюсь. Теперь, Гримо, – сказал Атос, – возьми пику бригадира, привяжи к ней салфетку и поставь ее наверху бастиона, чтоб эти бунтовщики ла-рошельцы видели, что они имеют дело с храбрыми и честными солдатами короля.

Гримо повиновался молча.

Минуту спустя белое знамя развевалось над головами друзей. Гром рукоплесканий приветствовал появление его: половина лагеря вышла смотреть на зрелище.

– Как! – сказал д’Артаньян. – Ты мало беспокоишься о том, что она убьет или велит убить Бокингема. Но герцог друг наш.

– Герцог англичанин, герцог воюет с вами; пусть она делает с ним что хочет; я беспокоюсь о нем так же мало, как о пустой бутылке. И Атос бросил бутылку, из которой вылил все до последней капли в свой стакан.

– Нет, – сказал д’Артаньян, – я не оставлю Бокингема! Он подарил нам прекрасных лошадей.

– И в особенности прекрасные седла, – сказал Портос, у которого галун с седла был нашит на плащ.

– Притом, – сказал Арамис, – Богу приятно раскаяние, а не смерть грешника.

– Аминь, – сказал Атос, – мы об этом поговорим после, если вам будет угодно, а теперь больше всего занимает меня то, что я отнял у этой женщины бланковое предписание, которое она выпросила у кардинала и с помощью которого она могла безнаказанно избавиться от тебя, а может быть, и от всех нас.

– Эта женщина просто демон! – сказал Портос, подавая свою тарелку Арамису, разрезывавшему дичь.

– Это бланковое предписание осталось в ее руках? – спросил д’Артаньян.

– Нет, оно перешло в мои; но, надо сказать правду, оно досталось мне не без труда.

– Любезный Атос, я уже потерял счет, сколько раз обязан вам жизнью, – сказал д’Артаньян.

– Так ты оставил нас для того, чтоб воротиться к ней? – спросил Арамис.

– Именно.

– А письмо кардинала у тебя? – спросил д’Артаньян.

– Вот оно, – сказал Атос.

И он вынул из кармана своего мундира драгоценную бумагу. Д’Артаньян развернул ее дрожащею рукой и прочел:

«Все, что сделает предъявитель этой бумаги, сделано по моему приказанию и для блага государства.

5 декабря 1627 года

– Действительно, – сказал Арамис, – это разрешение на все.

– Надо разорвать эту бумагу, – сказал д’Артаньян, которому казалось, что он читает свой смертный приговор.

– Напротив, – сказал Атос, – надо сохранять ее как драгоценность, и я не отдам ее ни за какие деньги.

– Что же будет делать теперь миледи? – спросил д’Артаньян.

– Она, вероятно, напишет кардиналу, – сказал хладнокровно Атос, – что какой-то проклятый мушкетер по имени Атос отнял у нее силой ее охранительную грамоту, вместе с тем она посоветует ему избавиться как от него, так и от двух друзей его, Портоса и Арамиса; кардинал вспомнит, что это те самые люди, с которыми ему уже не раз случалось иметь дело; тогда, в одно прекрасное утро он велит арестовать д’Артаньяна, а чтоб ему одному не было скучно в Бастилии, он пошлет и нас туда для компании ему.

– Шутки твои, любезный друг, довольно печальны, – сказал Портос.

– Я не шучу, – сказал Атос.

– Знаешь ли, – сказал Портос, – что свернуть шею этой проклятой миледи было не так грешно, как убивать бедных гугенотов, которые виноваты только в том, что поют на французском языке псалмы, которые мы поем па латинском.

– Что скажет об этом наш аббат? – спросил Портос.

– Я согласен с Портосом, – сказал Арамис.

– И я также, – сказал д’Артаньян.

– Хорошо, что она теперь далеко отсюда, – сказал Портос: – признаюсь, присутствие ее здесь немало беспокоило бы меня.

– Присутствие ее в Англии равно беспокоит меня, как и во Франции, – сказал Атос.

– А я не могу быть спокойным, где бы она ни была, – сказал д’Артаньян.

– Но отчего же ты не утопил, не задушил, не повесил ее, когда она была в твоих руках? – сказал Портос. – Мертвые не возвращаются.

– Вы думаете, Портос? – отвечал мушкетер с мрачною улыбкой, которую понял один д’Артаньян.

– Мне пришла хорошая мысль, – сказал д’Артаньян.

– Какая? – сказали мушкетеры.

– К оружию! – вскричал Гримо.

Молодые люди быстро встали и побежали к ружьям.

Приближалась толпа народу, состоявшая из двадцати или двадцати пяти человек, но это были уже не работники, а гарнизонные солдаты.

– Не возвратиться ли нам в лагерь? – сказал Портос. – Мне кажется, что партия будет неравна.

– Это невозможно по трем причинам, – отвечал Атос. – Во-первых, потому, что мы еще не кончили завтрака; во-вторых, нам надо еще переговорить о важных вещах, и в-третьих потому, что еще десять минут недостает до назначенного часа.

– Нужно же составить план сражения, – сказал Арамис.

– Он очень прост, – сказал Атос. – Как только неприятель подойдет на расстояние ружейного выстрела, мы будем стрелять; если он все-таки пойдет вперед, мы снова выстрелим и будем стрелять до тех пор, пока будет чем заряжать ружья; если остаток отряда вздумает идти в ров, тогда сбросим им на головы часть стены, которая держится на месте только каким-то чудом.

– Браво! – сказал Портос. – Ты, Атос, решительно рожден быть генералом и кардинал, считающий себя военным гением, ничего не значит в сравнении с гобой!

– Господа, – сказал Атос, – пожалуйста, не беритесь за двоих, прицеливайтесь каждый в одного.

– Я прицелился в одного, – сказал д’Артаньян.