Мое время - Татьяна Янушевич

Наших детей Иза пестовала весело, но строго, - никто не смел схватить ее за хвост. Мишка с самого рождения почитал Изу как тетю, наравне с тетей Леной, дядей Бовиным, дядей Щеглом, ...

Во дворе она держала главенство, затевала самые темпераментные игры, но стоило собакам заиграться и начать охотиться, например, на Альму Ленкину собачку, частую нашу гостью, правда, очень похожую на голенастого зайчишку, Изка выскакивала одна против общего течения и грудью сбивала обидчика, хоть бы это был и дог. Очень любила играть с нами в футбол, виртуозно стояла на воротах.

Потом Альму украли, и Ленка взяла Изкину дочку Черри. Иногда они обе жили у нас, иногда у Ленки в Городке. Ах, как красиво они бежали на прогулке спина к спине, или плыли в Обском море, - круглые лобастые головы, уши домиком, хвосты рулем, и ни единой брызги.

За многие годы пребывания в нашем доме Иза не обозначила себе хозяина. Сюда приезжали Полина и ее домочадцы. При этих встречах никто ни разу не позволил себе драматизировать отношения. Считается, что люди склонны одухотворять животных, однако Иза сама была одухотворенной собакой. Она никогда не забывала,

как бы ее ни называли: Изка, Изуля, Иза-Сумак (за необъятный диапазон рулад), Изумруда (за зеленое сверканье глаз), ...

какие бы ни изобретали производные, к примеру, - "я сегодня весь изысканный" (Изка линяет) и так далее,

она никогда не забывала, что ее полное имя - Маркиза Лордовна. Благородная хозяйка своим поступкам.

Все же надо добавить, - когда приезжал мой Батя, Иза, как и все мы, безоговорочно признавала его вожаком. А ему нравилось. Рассказывал потом в своей компании:

- У них, как в средневековом замке, во время пира возле стола крутятся собаки и дети, и им бросают куски.

Когда Иза заболела, у ней руки стали похожи на руки моей мамы. Они ушли почти вместе.

Изкины и Черькины дети довольно густо заселили дома наших знакомых. Весьма экзотические созданья, несмотря на то, что Иза была привередливой невестой, а Черри никому не отказывала.

Однажды у Черри родились щенки сразу от двух пап - сеттера и колли. Мы выбрали себе того, что был окрасом в колли - белого с темными пятнами, а шерсть обычная, не длинная. Сразу угадывалось, что пес будет большим, почему и назвали его Малышом. То, что он сделался величиной с дога, никто не ожидал. Долгоногий, лобастый, уши домиком - в бабку. С характером Швейка. На него невозможно было сердиться. Впрочем, он и повода не давал. Разве что не научался делать на улице свои делишки. Но стоило раз вынудить его "не дотерпеть" до дома, стало ясно, - он думал, что там нельзя. Взглянул, извиняясь, а похвалили, сразу все понял.

За несколько месяцев до Малыша к нам напросился жить котенок, пестренькая Маруся. Она еще успела повыдрючиваться над Изой. Благо, Иза, как пожилая дама, уже спускала детям шалости. Не рассердилась, даже когда Муська зацепилась когтями за губу и повисла, только стряхнула проказницу, не до такой же степени, в самом деле!

Малыша Муся приняла как младшего братца. Сразу стала с ним спать, согревая, не давала скучать по мамке, вылизывала, мурчала ему песенку. Малыш быстро рос, как в сказке, не по дням. Поразительно, что ни разу не сделал Муське больно, ведь обычно щенята не умеют соразмерять силы, а он еще любил забирать в пасть кисину голову. И ей нравились такие нежности. Во всем уступал подружке. Их миски стояли рядом, Муся повыхватывает из своей, тут же суется в другую, наш увалень топчется рядом, доедает в той, что досталась. На их возню можно было, как говорится, смотреть часами. Малыш был изобретателен и неутомим. Если Маруся ленилась, он завлекал ее разными игрушками, а когда все надоели, подтащил половичок и стал пятиться, потряхивая перед носом. Разве тут удержишься, не бросишься ловить?

Со взрослыми Малыш тоже любил подурачиться, вернее, подурачить, - с ним все было смешно. Его позы, гримаски, его непомерно длиннющие ноги, что кстати, было очень красиво. То, как он стоял на балконе, опершись локотками на перила, любопытствуя, что там происходит в округе. Наш дом так и помечали, - это тот, где белая собака на балконе. А кто-то сфотографировал и закинул нам камешек с портретом Малыша.

На улице нас, конечно, останавливали и спрашивали про породу. Мы изощрялись: новосибирская трехкомнатная, экстерьер и прочая. "А-а, говорили понимающе, - то-то я гляжу..."

Малыш радовался всем прохожим и собакам, рвался играть, но мы не спускали его с поводка, - все-таки очень большой, испугает. Как-то кинулся к фокстерьеру, я поскользнулась и еду за ним на спине, фокс бегает вокруг хозяина, мы следом, утешаю хозяина:

- Не бойтесь. Наш не обидит вашего...

А тот кивает:

- Ничего, пожалуйста...

Малыш очень смешно присаживался попкой на стул, совсем как человек, свесив ножки. Любил попеть с нами под любой инструмент или просто хором. У него была своя детская дудка, он в нее дудел, - сувал нос в раструб и втягивал воздух. Да много чего. Казалось, он нарочно придумывает всякие забавы, чтобы посмешить, а сам высунет кончик языка, скосит глаза к носу и смотрит, что получилось. С чувством юмора пес, уж точно.

Наши друзья потом говорили горько:

- Совсем немного оставалось Малышу до человека. Вот и сломалось что-то...

Случилась эпилепсия. И Муся вскоре убежала. Мы совершенно потерялись. Малыш был собакой из мечты, второго такого в реальности быть не может.

Динка пришла сама. Прямо к нашей двери на втором этаже. Когда-то мы жили на первом, и было в порядке вещей, что к нам стучатся за милостыней, за водой, за иголкой, да мало ли что может понадобиться людям посреди большого города, а также заблудшим зверям. Теперь все потребности переместились этажом выше. Зато видна предназначенность.

Перед дверью стояла неопределенно светлая лысенькая кроха с ушами тушканчика и черными вертикальными бровками мима. Она казалась уже готовой маленькой собачкой, никакой щенячьей пухлости, разве что ватная попка. Потом уж мы отсчитали, что было ей не более месяца. Я взяла ее на руки: "Смогу ли тебя полюбить после Малыша?.." Но уже было ясно, что это моя собака.

Имя определилось с приходом первого "ее гостя", - визг, святых выноси, звон, динь-динь, Диничка, Дина.

В нашей жизни обозначилось два трудных момента:

когда гость входил,

"Пришли, пришли! Это ко мне пришли!"

и когда гость уходил,

"Не уходи! Куда же ты! Побудь еще!"

Даже со своего роста она взвивалась винтом и таки целовала в губы. Побороть такой восторг было невозможно, мы ее просто брали на руки, переждать момент.

Глотка у Диночки была рассчитана на собаку примерно лаечного масштаба. Как я молила судьбу, чтобы она в такую и выросла, не люблю мелких. Она взяла и выросла. И даже видом оформилась, будто обнаружился затерянный среди дворняжек Розкин потомок. Сама же на всю жизнь осталась щенком, с розоватой войлочной шкуркой, со счастливой улыбкой до ушей, с радостным звоном навстречу всему замечательному. Маленькая Разбойница. Дикая собака Динка.

Игрушки Дина любила себе своровывать: выуживала узким носом перчатки из карманов пальто, сдергивала шарфики с вешалки, стягивала у Мишки пластмассовых индейцев, а у меня со стола ластики и бежала якобы прятать. Если не сразу спохватывались, возвращалась показать и неслась под кровать в дальний угол, чтобы лезли отбирать. Никогда ничего не портила, не ломала, даже воздушный шарик прихватывала двумя зубками за пипочку. И так же двумя зубками ловила прямо в воздухе синичек, влетевших через форточку, мгновенье! и баста. Но это она охотилась.

Когда Динка выскакивала во двор, дети орали: "Динамит!". Ее отпускали, не отстегивая поводок, чтобы поймать было можно. Со своими приятелями она довольствовалась ролью шпаненка, лишь бы играли. Особенно она нравилась Гончаку из среднего подъезда. Он прикусывал конец поводка, и они в связке носились кругами. Когда же у Гончака "уши глохли", он хватал в пасть Динкину башку и сувал в сугроб.

Барышней Дина сделалась только к шести годам и то всего на один вечер. За ней принялся ухаживать элегантный черный лай. По чистому снегу, под луной они бегали затейливыми петлями, танцевали, делали реверансы. Ах, как были хороши! Иллюстрация к Сетону-Томпсону: Домино и его подруга Белогрудка.

Если бы меня спросили, какую собаку хочу на всю жизнь, не задумываясь, - Динку.

Кошку по имени Олеся мне преподнесли сюрпризом. Слишком рано, чтобы обрадоваться, - я еще не успела оплакать Диничку. Трехмесячный котенок новомодной породы "невская маскарадная" (смесь сиамской и сибирской), которого не сумели продать из-за грыжи.

Принесли без меня, и Леся вмиг растворилась в наших хоромах. Трое суток не могли отыскать. И вот я беспомощно стою посреди комнаты, причитаю. Леся выбралась, как оказалось, из пружинных недр дивана, выглянула. Снова выглянула, ступила шажок.., еще шажок.., я боюсь шевельнуться, спугнуть, сейчас стрельнет обратно. Приблизилась и вдруг припала к моим ногам... Господи, разве можно такое выдержать!