Катарина - Кристина Вуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какие же… какие же вы жестокие… — сквозь зубы процедила я, в сердцах выбежав из беседки.
Мюллер успел ухватить мое запястье, требовательно потянув на себя.
— Оставь меня! — рявкнула я как только столкнулась с его обеспокоенными синими глазами.
В подтверждение моих слов где-то издалека прогремел раскат грома. Подбородок и губы бросило в мелкую дрожь, в глазах застыли слезы, но я не плакала. Лишь пару раз сморгнула их и крепко стиснула зубы. Еще с минуту он удерживал запястье, но в конце концов, мой сердитый и решительный взгляд убедил его разжать пальцы.
В тот же миг я побежала вперед, хоть и не знала, куда вели ноги. Я вообще мало обращала внимание на окружающее пространство. Казалось, время вокруг перестало существовать. Все замерло и боялось шелохнуться. Я глубоко дышала, дышала полной грудью, но воздуха всегда было мало.
Мюллер не пошел за мной. И я была безмерно благодарна ему за это. Тогда меня одолевало огромное множество чувств, и требовалось время, чтобы они поутихли. Я так отчаянно жаждала побыть в одиночестве, что ушла далеко от дома и невольно натолкнулась на небольшой искусственный пруд.
Там и провела в полном одиночестве некоторое время. Несколько минут или даже пару часов. Я не знала. Время беспощадно утекало из-под ног, а я и не следила за ним. Мне было так хорошо и спокойно сидеть возле пруда и глядеть на пролетающие хмурые тучи.
Когда я начала представлять, что сижу возле речушки в родной деревне, мне даже показалось, что лучи солнца пытались несмело пробиться сквозь неприветливые серые тучи.
Глава 32
— Все в порядке? — вдруг раздался тихий голос Елены. — Скоро пойдет дождь. Алекс переживает, что вы промокнете. Вы и так слабы здоровьем после… — она запнулась, но так и не решилась упомянуть прачечную. — Под дождем вам категорически нельзя гулять.
Я распахнула глаза и увидела ее обеспокоенное лицо, а в обоих руках парочка длинных зонтов. После встала с холодной земли, мельком отряхнулась и ответила бесцветным усталым голосом:
— Мне нужно было побыть одной.
Елена подавила неловкую улыбку и протянула мне черный зонт-трость. Я с благодарностью приняла его, и мы неспеша отправились в сторону усадьбы.
— Понимаю вас. Саша, рассказал вам печальные известия. Мы сами оплакивали семью Шульц несколько недель. Наши семьи были очень близки… — девушка тоскливо вздохнула, мельком взглянув в мою сторону. — Александр сам не свой с того момента, как узнал все подробности еще три недели назад. Он впервые за все время много пил, курил… мог часами не выходить из кабинета и никого не пускать. А мог на весь день куда-то запропаститься и возвратиться домой лишь глубокой ночью. Это сейчас мы понимаем, что уезжал он, чтобы решать вопрос с вашим освобождением… Но тогда страшно перепугались за него. Он отказывался бриться, мало ел и мог не спать ночами подряд. Это было так не похоже на моего пунктуального и собранного брата… Любые разговоры о его состоянии он грубо пресекал, и в целом не хотел с нами видеться. И это после года разлуки! Тогда я поняла, что война навсегда оставила на нем отпечаток. Но сегодня… Сегодня он переменился.
Я послушно дослушала неожиданное откровение сестры Мюллера и взглянула на нее хмуро с украдкой.
— Отчего же именно сегодня?
— Сегодня впервые за три недели я увидела улыбку на его лице, — призналась Елена, кротко улыбнувшись. — И связана она была исключительно с вашим появлением. Перед вашим приездом он взял себя в руки. И это не может не радовать. Мы действительно переживаем за него… Алекс наша опора и поддержка. Он единственный мужчина в нашем роду, не считая моего сына. На Александре держится вся наша семья…
— А что же ваш супруг? — поинтересовалась я. Но тут же пожалела, опасаясь, что мое любопытство было вовсе не к месту. — Извините, если я…
— Все в порядке, — утешила девушка, закусив нижнюю губу. — Мой супруг погиб еще в начале войны… под Польшей. Ох, до сих пор дрожь по коже, когда произношу это вслух… С того момента мы с детьми переехали в наше родовое гнездо из просторной квартиры в Мюнхене, и оказались под попечением Алекса. Да и Mama с нами веселей и спокойней.
— Простите, я не хотела ворошить рану…
— Не извиняйтесь. Война забрала родных и близких у каждого из нас. И мы должны принять это как факт, — робко произнесла Елена, опустив взгляд.
— Мне неловко спрашивать, но все же. Ваша мама… давно ли она…
— Потеряла зрение? — продолжила девушка. — Сразу, как только пришли вести о смерти отца и наших русских родственников… На нервной почте постепенно стала плохо видеть. Поначалу зрение упало за пару месяцев, а потом и вовсе Mama стала передвигаться чуть ли не на ощупь. Но она не окончательно ослепла, и по сей день видит лишь темные силуэты и мутные очертания. Жаль, что нас повзрослевших полноценно не видит и внуков… Но в нынешней ситуации и это не главное. Главное, что мы живы, а все остальное наладится.
Я сочувственно улыбнулась.
— Спасибо, что поделились.
— Катерина, у меня будет к вам небольшая просьба… — вдруг раздался ее робкий голосок спустя какое-то время.
Я с интересом взглянула на нее, вздернув бровь.
— Я не вправе принуждать вас и, возможно, тороплю события… Но, прошу вас, не отвергайте Алекса. Он не мастер амурных слов. Он солдат до мозга костей, чересчур прямолинеен и упрям. Не знаю, что между вами, но я вижу, как ваше появление меняет его в лучшую сторону. Поэтому прошу, не покидайте нас, — тихо произнесла девушка, заправив за ухо выпавшую прядь светло-русых волос из-за беспокойного предгрозового ветра. — Мы пока не знаем, чем обернется нашей семье ваше освобождение. Алекс сказал, что он пытался выкупить вас, но владелец прачечной был против. В конце концов, он забрал вас каким-то удивительным образом и отныне… по документам вы такой же свободный житель Германии, как и все мы.
— Правда? — удивилась я, и на устах моих невольно засияла улыбка. — Это же… это же прекрасно! Боже мой! Мне стоит поблагодарить его!
Елена коротко кивнула, ответив неловкой улыбкой.
— Уверена, он бы так не рисковал, будь вы ему безразличны…
Оставшееся время пути девушка рассказывала о проказах своих детей, о том, как они скучают по отцу, а также вкратце рассказала кем были их предки в царской России. Я слушала вполуха. Все мои мысли отныне были заняты Мюллером. А когда мы подошли к дому, она сообщила, что ее