Полководцы Древней Руси - Андрей Сахаров

Из Смоленска он выезжал уже верхом, как в молодости, имея рядом поводных коней. Время не ждало. Одновременно он послал гонцов к братьям и не звал, а уже приказывал им явиться к лету в Переяславль. Он просил передать братьям свои слова, что не о переяславских добытках заботится он, а о благе всей земли и чтобы шли немедля вместе с дружинниками и пешцами, как на Сутень.

Пока Владимир скакал к Переяславлю, Боняк сумел захватить княжеские табуны и отогнал их к своим, вежам* а по пути смел с лица земли села, деревни, погосты, которые попались ему на пути, и угнал в плен людей. Но дальше не стал испытывать судьбу и ушел прочь, не дожидаясь погони за ним переяславского князя.

К середине лета 1107 года в Переяславль подтянулись княжеские дружины со всей Руси. Послушно пришли Святополк киевский, Олег Святославич, который вел с собой дружины черниговскую и новгород-северскую. Снова среди князей был Мстислав, внук Игоря Ярославича. Пришли и два Мономаховых сына с дружинами — Ярополк и Вячеслав. Переяславль наполнился людьми, звоном оружия, весельем.

Мономах ждал очередного выхода половцев: раз Боняк в мае не откочевал на юг — значит, теперь все лето и осень он будет тревожить русские земли, а откуда он появится — никто не знал. Далеко в степь были посланы сторожи, им попадались отдельные мирные кочевья, но самого Боняка и его рать обнаружить не удалось.

Хан объявился со всеми своими силами через некоторое время на Суле у Конятина, начал разорять и жечь гам русские городки. Княжеские дружины бросились от Переяславля за Сулу, сумели догнать часть половцев, когда те уже уходили в степь, и навязали им бой. Половцы отчаянно отбивались, несколько раз переходили в яростные атаки, но в конце концов не выдержали и побежали прочь, потеряв многих своих ханов, обоз и полон.

В начале августа 1107 года они вновь явились на Русь. То было большое объединенное войско ханов Боняка и Шарукана. Шарукан вел с собой уцелевших от разгрома в 1103 году донских половцев, а Боняк — приднепровских, до веж которых еще не доходили русские рати. Вместе с этими главными ханами шли многие иные ханы. Половцы обступили Лубен со всех сторон и пытались взять город приступом, но когда горожане отбились, то пошли по округе, разоряя села и слободы, наполняя свой обоз новыми пленниками. К вечеру одного из дней за Сулой показались русские дружины, которые с ходу, сметая половецкие сторожи, перешли реку вброд и с кликом бросились на половецкое войско.

Удар Мономаха был столь неожиданным и дерзким, а кликнули руссы столь яростно и дружно, что половцы, не вступая в бой и не успев поставить свои стяги, бросились к коням и устремились прочь; другие же, не сумев взять коней, бежали в степь пешие, бросив полон и имение, захваченное в Русской земле. Мономах приказал догонять бежавших и рубить их, уничтожая живую силу половецкой конницы, подсекая тем самым корень будущих набегов, и руссы, кого смогли, — догнали и посекли, а пеших хватали руками и вязали путами.

Руссы гнали половцев до реки Хорола и лишь там перевели дух.

Уже в начале сечи Мономах приказал во что бы то ни стало взять Боняка и Шурукана, послал к их шатрам своих лучших дружинников. Однако оба хана успели ускакать. У самого Хорола руссы догнали и засекли саблями Бонякова брата Таза, захватили в полон хана Сутру и его брата и чуть было не взяли Шарукана, но старый хан и на этот раз сумел отбиться от руссов на самом берегу Хорола, уложив там, на броду, многих своих воинов, прикрывавших его бегство. Весь половецкий обоз снова достался русским князьям, но что это был за обоз: опять награбленное русское добро, пленники, которые тут же, освобожденные, разбрелись по своим волостям. Досталось руссам и великое множество коней, которых бросили степняки в открытом поле.

Эта победа состоялась 12 августа, и в этом году и в следующем снова было тихо: уже не хватало у половцев сил для ежегодного выхода в Русь.

Этой же осенью Мономах и Олег Святославич послали посольства в придонскую степь к ханам. Аепе и другому Аепе, которые вот уже несколько лет после саковского свещания были мирны с русскими князьями. И этим летом они не пошли на Русь с Шаруканом.

Для половецких ханов это был трудный выбор. В степи долгими десятилетиями наверху удерживались лишь те ханы, которые могли поднять и возглавить воинов в очередной набег на русские, болгарские, византийские земли или на владения торков, берендеев, печенегов, наполнить половецкие вежи добытком, табунами коней, скотом, пленниками. И не беда, что время от времени они терпели жестокие поражения от соседей, из года в год, с неизменным упорством шли на Русь Тугоркан и Уруссоба, Алтунопа и Сугра, Боняк и Шарукан и еще так недавно оба хана Аепы. Теперь уже отправились на жительство к богам Тугоркан и другие. Боняк и Шарукан с прежним упорством ведут половецкую конницу на Русь, поднимая в поход всех донских и приднепровских половцев. Но ханы Аепа и другой Аепа решили блюсти мир. Уже в Сакове для них было ясно, что в ответ на объединение степи с большими трудностями, тяготами и спорами стала объединяться и Русь. И возглавил это объединение Мономах, который, как это уже показала жизнь, неизменно одерживал верх над половцами во многих сражениях и начал даже тревожить их вежи. Бороться с Мономахом означало бы для них, живших зимами в нескольких переходах от Переяславля, гибель. Уклонение от этой борьбы могло бы подорвать их власть среди других ханов, среди простых половецких воинов, которые требовали новой добычи, новых набегов на сопредельные страны. К 1107 году хану Аепе и другому хану Аепе стало уже совсем трудно сохранять мирное устроение с Русью, и тогда они направили своих послов в Переяславль, прося Мономаха встретиться с ними еще раз и закрепить мир браками дочерей обоих ханов с сыновьями старших русских князей. Это дало бы обеим сторонам не только желанный мир, но и помогло бы ханам, ставшим свояками русских князей и, может быть, самого Мономаха, сохранять власть над своими коленами.

Посольство встретили в Переяславле с большой радостью, тем более что только что русские князья завершили хотя и победоносный, но такой изнурительный поход против половцев. И кто знал в это время, как поведут себя хан Аепа и другой хан Аепа, располагавшие тысячами свежих конных воинов и откормленными к осени конями.

Послов потчевали на княжеских сенях в присутствии видных бояр и воевод, держали их у себя несколько дней, пока гонцы не известили о посольстве Олега Святославича, княжившего по соседству в Новгород-Северском. Олег пригласил послов к себе, и те долгие дни пировали и вели разговоры и с Олегом Святославичем. Потом послы были в Чернигове у Давыда Святославича.

Русские князья согласились взять за своих сыновей дочерей обоих ханов.

В январе 1108 года трое видных русских князей — Владимир Мономах, Олег и Давыд Святославичи двинулись в степь на встречу с ханом Аепой и другим ханом Аепой. Ханы подвинули свои вежи поближе к Русской земле и встретили князей неподалеку от своих станов, на реке Хорол, где совсем недавно руссы добивали половцев Боняка и Шарукана.

Владимир, Олег и Давыд ехали в сопровождении многочисленных и богато одетых дружин, с развернутыми стягами и сами в червленых плащах, в золоченых шишаках. На многих санных возах князья везли с собой дары обоим ханам — золото, серебро, вина, русское узорочье.

И вот они впервые за долгие годы своей жизни едут среди кибиток и шатров многих тысяч половцев, и те, выйдя на дорогу, смотрят на русских людей, на Мономаха; женщины подымают на руки своих детей, указывают им на золотой шишак переяславского князя, на личный Мономахов стяг со строгим ликом Спаса, что трепещет на ветру над головой князя, называют*, шелестя губами, его имя, и этот шелест стелется за ним на всем пути к ханским шатрам.

Мономах едет с застывшим, строгим лицом, смотря прямо перед собой и вверх, куда-то в вечереющую даль. Конь его выступает мощно и стройно, и дружина сзади держится, как и наказано, строго и гордо: пусть знают степняки, что едет их неустанный воитель, князь, который не остановится ни перед чем, чтобы сокрушить врагов Руси.

В шатрах тепло, горят светильники, сладко пахнет настоем нездешних диковинных трав, тонкие гибкие половчанки обносят сидящих по половецкому обычаю на мягких коврах князей чашами с кумысом. Так начинается пир. Здесь же идут и переговоры о том, чтобы княжеским сыновьям Юрию Владимировичу и Святославу Ольговичу взять за себя одну дочь Аепы, внуку хана Осеня, с которым немало битв было у русских князей, а другому — дочь другого Аепы, внуку хана Гиргеня, с которым руссы воевали не меньше же. Потом, прикрываясь широкими рукавами накидок, в шатер входят дочери обоих ханов, открывают лица, розовея щеками, смотрят на светловолосых, светлоглазых русских князей своими черными как угли глазами, тихо звенят украшающим их византийским серебром. Ханы, довольные своими красавицами дочерьми, ласково посмеиваются, что-то лопочут на своем языке. А за пологом шатра наступает январский вечер, подвывает ветер, и плотными рядами стоят около шатра рядом с половецкими воинами дружинники русских князей, готовые в мгновение ока схватиться за мечи и сабли. Здесь же за шатром стоят под седлами наизготове кони князей и дружинников, которых блюдут конюхи.