Стена глаз. Земля - пустыня. Флаг в тумане - Сэйте Мацумото

Часть показаний В., который сдавал Янагида второй этаж своего дома.

«Я начал сдавать второй этаж Янагида-сан три года назад. По воскресеньям к нему приходили поиграть ученики, человек по десять. Младшая сестра учителя, Кирико, тоже развлекала их. Отношения между братом и сестрой очень хорошие, соседи тоже так считают. Ватанабэ-сан стала приходить с требованиями вернуть долг начиная с февраля этого года, чаще всего по вечерам. Стоило мне сказать: „Ватанабэ-сан пришла“, как Янагида-сан в волнении сбегал на первый этаж и выводил Ватанабэ-сан на улицу, где вел с нею долгие беседы. Ватанабэ-сан не церемонилась и громко кричала, требуя быстрее вернуть деньги, предупреждала, что в противном случае нарастут большие проценты. Янагида-сан беспрестанно извинялся, и всякий раз Ватанабэ-сан, успокоенная, возвращалась домой, а Янагида-сан обреченно обхватывал руками голову. Мне было жаль его, и я делал вид, что ничего не вижу. Помнится, Ватанабэ-сан приходила четыре или пять раз…»

Вот что сказала младшая сестра арестованного, Кирико Янагида:

«Мой отец умер одиннадцать лет назад, а мать — восемь лет назад. Пока я не закончила школу, обо мне заботился мой брат. Брат, работая, закончил школу, затем университет и стал учителем начальных классов. Когда я окончила среднюю школу, то поступила на курсы машинисток, после чего стала работать в фирме. Брат зарабатывал в месяц одиннадцать тысяч иен, я — восемь тысяч. Только на эти деньги мы и жили. Брат — человек серьезный, развлекаться не ходил, подружек у него не было. Я совсем не знала, что брат потерял тридцать восемь тысяч иен, предназначенных на экскурсию. Не знала я и того, что он занял у Ватанабэ-сан сорок тысяч иен, чтобы внести недостачу. Он знал, у меня есть небольшие сбережения, но, я думаю, ему неловко было одалживать у меня деньги, которые я заработала своим трудом. Такой уж он человек. Если бы он не был таким щепетильным и открылся мне, думаю, что всего этого не случилось бы. Теперь я корю его за это.

Я обратила внимание, что Ватанабэ-сан частенько приходит к нам. Но то ли потому, что она большей частью приходила в мое отсутствие, то ли потому, что брат всякий раз выходил с нею на улицу, я не знала, о чем они говорили. Тем не менее ее визиты меня удивляли. Я спрашивала брата об этом, но он отвечал, что Ватанабэ-сан приходит посоветоваться в связи с тем, что мальчик из ее родни на будущий год сдает экзамены в средней школе. Мне казалось странным, что Ватанабэ-сан не поднимается к нам на второй этаж, я понимала, что это неспроста, но глубоко над этим не задумывалась. Теперь-то я вижу, что зря не расспросила брата как следует. Но он казался спокойным и даже веселым, так что я ничего не заподозрила.

Помню, что вечером девятнадцатого марта брат вернулся домой около полуночи. Он был очень бледен, выглядел усталым и растерянным. Я испугалась и спросила его, в чем дело, но он сказал, что ничего особенного, просто он перебрал сакэ с приятелями, и сразу же лег. Я тогда удивилась, что от него не пахнет сакэ, но не придала этому значения. На следующее утро я приготовила завтрак и стала будить брата, но настроение у него, по-видимому, было скверное, он попросил дать ему еще поспать. С тем я и ушла на работу.

Вечером, когда я вернулась из фирмы, брат уже был дома. Я стала просматривать вечернюю газету и сказала, что сообщают об убийстве Ватанабэ-сан, но брат ответил, что уже прочитал об этом. Вид у него был совершенно безразличный, он отвернулся к столу и принялся проверять контрольные своих учеников. Теперь-то я понимаю, что он просто не хотел встречаться со мной взглядом. Когда через два дня брата забрали в полицию, я была потрясена.

Я не верю, что брат убил Ватанабэ-сан. Не такой он человек, чтобы пойти на это. А вот долговую расписку он, наверно, взял.

Уж очень не по себе ему было в тот вечер… И все-таки я убеждена, что брат не мог совершить убийство…»

Когда Кэйити Абэ читал эти слова, между газетными строками всплыл облик Кирико Янагида. Плечи напряжены, губы плотно сжаты, взгляд устремлен в одну точку. Упрямое выражение лица, а линия подбородка — по-детски нежная. И еще: вот она идет в толпе, не глядя по сторонам, стремительно, будто прорываясь через что-то…

Солнце уже клонилось к закату, и в комнате становилось темно. Абэ, сделав пометки, снова принялся листать подшивку.

…Арестованный в городе К. бывший учитель начальной школы Macao Янагида, двадцати восьми лет, который упорно отрицал свою вину, вечером двадцать седьмого числа наконец частично сознался. Вот заявление обвиняемого относительно предъявленного обвинения:

«Обвинительный акт не соответствует действительности по следующим пунктам:

1) Верно, что я в октябре прошлого года занял у Кику Ватанабэ сумму в сорок тысяч иен (реально за вычетом процентов получил на руки тридцать восемь тысяч) с обязательством выплачивать в виде процентов десятую часть суммы ежемесячно и с окончательным сроком возврата в декабре прошлого года. Впоследствии я смог лишь дважды выплатить проценты, а долг погасить не смог, поэтому с февраля этого года Кику Ватанабэ постоянно требовала вернуть деньги.

2) Вечером девятнадцатого марта я пришел к Кику Ватанабэ, так как накануне пообещал ей, что завтра вечером приду и заплачу проценты за два месяца. Но мне не удалось раздобыть деньги, и я пошел к Кику попросить прощения и договориться о дальнейшем. У меня не было цели убить Кику и завладеть своей распиской.

3) Когда я пришел к Кику Ватанабэ, дверь была открыта и лишь раздвижная перегородка задвинута, в доме горел свет. Я решил, что Кику еще не легла и поджидает меня. „Вот незадача!“ — подумал я и два или три раза сказал „Добрый вечер!“, но ответа не было. Наверно, задремала по старости, подумал я и раздвинул перегородку. Дверь в гостиную, располагавшуюся слева, была открыта. Присмотревшись, я увидел, что Кику Ватанабэ спит, распростершись на полу рядом со шкафом. „Все-таки задремала“, — подумал я. Но как я ни звал ее, она не поднималась. Чайник на жаровне стоял боком, из него вылился кипяток, а на циновку просыпалась зола. Странно, подумал я и присмотрелся получше. На циновке было что-то красное, и я понял, что это кровь. Затем я заметил, что лицо Кику тоже в крови, и ужаснулся. Я решил, что надо немедленно сообщить в полицию. Но затем я подумал, что полиция начнет расследование, обнаружит мою расписку и выяснится, что я брал деньги у ростовщика. Я решил взять свою расписку, скинул обувь и вошел в гостиную. Тут я воочию увидел, как страшно выглядит убитая Кику. Кто-то пришел раньше меня и убил ее, подумал я и тут же ужаснулся тому положению, в которое попал сам. Надо бежать, решил я, но если оставить расписку, это сработает против меня. Я предположил, что расписка находится в маленьком бюро, где Кику хранила ценные вещи. Я разыскал в бюро расписки, причем замок левой дверцы был уже сломан кем-то до меня, взял свое обязательство и снова вышел через парадную дверь. В тот же вечер я сжег расписку на улице перед своим пансионом.

Все происходило так, как я сказал: я не избивал Кику Ватанабэ дубовой палкой, не выдвигал ящики шкафа с целью грабежа и не рылся в одежде. Зола и кровь на штанах появились, когда я прошел от порога к шкафу».

Если признать показания Янагида в их нынешнем виде, а он упорно на них настаивает, то отсюда следует, что убийство совершил кто-то другой.

Однако в полиции считают, что Янагида, бесспорно, является преступником, об этом свидетельствуют неопровержимые вещественные доказательства: отпечатки пальцев, оставленные на шкафу, пятна крови и следы золы, обнаруженные на штанах Янагида, причем анализ показал, что группа крови на штанах соответствует группе крови жертвы, а зола идентична той, что высыпалась из жаровни в ее доме. Следствие сделало вывод, что Янагида просто был вынужден частично сознаться, а его полное признание — исключительно вопрос времени.

Вот что заявил начальник уголовного розыска Уэда:

«Янагида неохотно, но все-таки сознался в своих преступных побуждениях и частично — в своих преступных действиях. Он всячески старается отвести от себя обвинение в убийстве, но его заявление о том, что, когда он пришел к Кику Ватанабэ домой, она уже была мертва, — не более чем увертка. Мы ожидаем, что в ближайшее время он полностью признает свою вину».

Абэ пролистал еще несколько страниц и снова наткнулся на заголовок:

«…Macao Янагида, подозреваемый в убийстве старухи-процентщицы, но упорно отрицавший свою причастность к этому, несмотря на признание в краже долговой расписки, вечером тридцатого числа, во время очередного допроса, наконец сдался и объявил, что он убил Кику-сан. Одиннадцать дней потребовалось для того, чтобы раскрыть дело об убийстве старухи-процентщицы, потрясшее весь район Китакюсю. Ниже помещено признание Macao Янагида».