Астровитянка - Ник. Горькавый

— …возле моста у Самаритянки… А что?

— Ты «Трёх мушкетёров» читал?

— Нет.

— Эх… ну давай дальше… а как выглядит Лувр? Это дворец? В ограде?

— Скорее, огромное здание, размером в несколько кварталов.

— И там есть потайные калитки?

— Ну… во дворце много самых разных дверей на соседние улицы.

— Шикарно…

— А в самом Лувре врезалась в память — да так, что мороз по коже — «Джоконда» под бронированным стеклом… туристы кругом толпятся, орут, фотографируют, а она — бессмертная Мона Лиза — с улыбкой жалости смотрит на наш потный, суматошный недолговечный мир… И, наоборот, портрет молодого человека в галерее французской живописи… как живой — молод, взволнован, нервный румянец на щеках и смотрит в будущее с надеждой — только начинает жить! Но на самом деле он уже умер сотни лет назад в полной безвестности! И осталась от него лишь эта картина. Но он ничего ещё не знает — с него пишут портрет, а он, волнуясь, смотрит в будущее, верит в него и совсем не думает о смерти. Я как осознал это, то чуть не рухнул от ужаса. Этот портрет — настоящая машина времени. История как мельница — беспощадно размалывает прошлое в смазку для будущего. Мы смотрим с мечтой вперёд, но пройдут сотни лет, и останется ли от нас хоть эхо наших несбывшихся надежд?

— Ты всё-таки бывал в королевском дворце! — воскликнула Никки.

— Королей там уже нет, а дворец без короля — это просто музей… В Москоу мы приехали посмотреть на знаменитую русскую ёлку и Большой балет. Никогда не думал, что можно так воздушно танцевать. А когда девчонки кордебалета замирают неподвижно в линии, то делают вид, что они серьёзные и невозмутимые, а на самом деле — глаза живые, сверкают, и хитрые улыбки неудержимо пробиваются сквозь чопорность, как свет сквозь шторы. Чёрный город, белый снег. Шаги там скрипят, а смех звенит. Деревья стоят из хрусталя, а воздух лёгок и перемешан с мелкими блестящими снежинками… Странное место, где всё время звучат колокола, как будто хоронят время. В Южной Италии запомнил Помпеи, древний город, откопанный из-под вулканического пепла. Представляешь, Никки, в его каменной мостовой повозки оставили глубокие колеи… След движения колёс истории… В последнюю свою поездку… родители и я прожили неделю в маленьком тихом итальянском отеле, на скалистом обрыве над южным морем. По утрам мы завтракали на прохладной открытой террасе, выложенной каменной плиткой. Мама говорила, что нигде не купалась в таком прозрачном ласковом море, не пробовала столь вкусной еды и лёгкого вина. Они были там очень счастливы… и я тоже…

Джерри замолчал.

— Ты полагаешь, что человечество не так уж и безнадёжно? — серьёзно спросила Никки.

Наступила звенящая тишина. Даже озеро перестало хлюпать волной.

— Думаю, да, — без улыбки ответил Джерри. — Мои и твои родители были родом оттуда.

Ветерок прошелестел в тёмных зарослях облегчённым вздохом.

Никки взяла руку Джерри в свои жёсткие ладошки, на которых после вчерашних боев прибавилось царапин.

— Спасибо тебе большое, Джерри… Это важно, ты мне здорово помог. А сейчас мне надо побыть одной.

— Ты в порядке?

— Да, мне так хорошо давно не было — я как будто много месяцев сидела в тёмном вонючем подвале… и вдруг вышла на свет, и всё вокруг такое яркое, тёплое!

— Я понимаю… — уверенно сказал Джерри.

— Но мне надо о многом подумать.

Джерри медленно встал с дивана. Ему вдруг очень захотелось наклониться и поцеловать Никки, но он сдержался и сказал себе твёрдо: не смей приставать к раненой девчонке со своими чувствами. Ты помнишь, что она тебе сказала? Ты будешь ей другом и только другом… «Пока она сама не передумает!» — пискнул с надеждой тоненький голосок из приоткрывшегося деревянного сундука. Джерри резко захлопнул крышку:

— Выздоравливай как следует, Никки. Это сейчас важнее всего…

Джерри уходил по пустынному ночному пляжу, стараясь не оглядываться, а Никки смотрела на него с тёплым чувством… он очень хороший друг, и как здорово, что они помирились…

Джерри скрылся за поворотом тропинки, и Никки перевела глаза на тёмные волны, набегающие на песок.

Наконец-то я могу думать обо всём без тумана паники в голове и животе… И вот что я вам скажу — с глупыми железными чучелами я больше драться не буду, у меня есть свой супердракон, гораздо свирепее и огромнее, которого мечом не возьмёшь, против него надо ещё найти оружие…

Опасно? Что страшнее — самой нападать или ждать, когда за тобой придёт очередной убийца? Боюсь ли я за свою жизнь? Спасибо дохлому крылатому ящеру — главное, чего я сейчас боюсь, — что мне будет стыдно за себя, и моим родителям будет неловко за меня… а все остальные страхи — мелочь…

В озере кто-то снова гулко вздохнул, и в ответ из прибрежных кустов нервно и монотонно закричала перепёлка.

Я не могу отдать МОЙ мир на растерзание злобному монстру, который вынашивает какие-то вонючие планы и ядовито кусает всех вокруг… Убийца моих родителей мёртв, но кто-то же его послал? Я должна узнать, кто ОНИ! Чего ОНИ хотят? Как можно сорвать их планы? Подойдём к этому как к системной задаче и посмотрим, что можно сделать…

Никки гибким движением спрыгнула на песок.

Ты нарвался, невидимая скотина!

Я принимаю твой вызов.

Я научилась биться с драконами.

Трепещи, я иду.

Девушка глубоко вздохнула и зашагала прямо в озеро. Вода заполнила кроссовки и намочила комбинезон. В чёрной глубине вспыхнул изучающий зелёный глаз, и что-то коснулось Никкиного колена. Плещущая вода плотно сжала одежду и быстро достигла талии, но Никки зашла ещё глубже и медленно поплыла к еле видному острову, разводя тёплую чёрную воду руками.

Лицо девушки было сосредоточенным.

Она выжимала из себя остатки страхов и топила их в чернильной глубине.

Я просто слышу смех: «Девочка, спасающая человечество!»

Вот что я вам скажу, трезвоголовые, прочнозадые и унылодушные…

Человек с мозгами — главная сила этого мира!

Человек должен иметь смелость замахиваться на невозможное, думать о немыслимом и надеяться в одиночку спасти всю планету.

Вы променяли свои гениальные мозги Хомо Сапиенс на подленькие удовольствия и дешёвое взаимовосхищение.

Ваши мечты звенят кучкой медяков.

Самое пылкое ваше чувство — жгучая ненависть к тем, кто не продал свою жизнь за бесценок.