История Первой мировой войны - Бэзил Гарт

Лишь когда фронт 5-й армии был прорван, то выявилась вся недостаточность подготовки и согласования усилий, чтобы глубже в тылу преградить дорогу противнику. Командующий армией Гауф не догадался подготовить разрушение некоторых шоссе, а главное командование не удосужилось дать ему на этот счет никаких определенных указаний. Хуже всего была путаница, вызванная тем, что взрыв наиболее важных железнодорожных мостов был поручен железнодорожным властям, а не командованию на месте; в результате вышло так, что важный железнодорожный мост у Перонна попал в руки немцев неповрежденным.

Подобная неопределенность вызывалась составленными главным командованием инструкциями для проведения оборонительного боя, поскольку в одном месте Гауф заявлял, что «мы должны подготовиться для ведения борьбы к востоку от Соммы», а в другом — «быть может, наиболее желательным вариантом было бы оттягивание обороны назад, позади Перонна и Соммы». Совместить эти варианты оказалось нелегко. Было бы куда проще просто предупредить атаку немцев своевременным отходом, также как сами немцы отводили свои войска в 1917, пойдя на необходимую жертву территорией, но политические соображения и военные чувства мешали осуществить такой шаг. Применение любой заданной схемы к конкретным обстоятельствам может оказаться необходимым, зачастую даже выгодным — но умение правильно сделать это является самым трудным испытанием для командира и требует от военного особой ясности мысли. Туман войны достаточно плох сам по себе, чтобы еще усиливать его неопределенностью фраз — сражение может быть проиграно из-за нечеткости приказов точно так же, как и из-за недостаточного упорства.

Следствием этой неопределенности указаний для 5-й армии стали трудности с отходом на промежуточные линии обороны, для удовлетворительной организации которых не хватало времени. Кроме того, отход на линию Соммы в самый разгар тяжелого сражения требовал мощных арьергардов, для организации которых командование и люди 5-й армии в целом оказались не подготовлены. Один из многих свидетелей, полковник Роланд Фейлдинг так записал свое впечатление: «Отступление было той возможностью, которая не приходила нам в голову — и, к сожалению, в такого рода маневрах мы не были сведущи, несмотря на весь наш опыт». Косвенно эта формулировка подтверждается тем фактом, что в первые два дня отхода противнику было оставлено не менее 500 орудий.

Возможность избежать потерь при отступлении уменьшилась еще и потому, что оно проводилось при опасном отсутствии резервов позади фронта Гауфа: для их переброски не хватало дорог, а Ставка главного командования отвергла его просьбу переместить эти резервы ближе к фронту перед сражением. Когда началось наступление противника, ему была передана лишь одна резервная дивизия, в то время как четыре Других, имевшихся в распоряжении верховного командования, были отправлены 3-й армии. Этот факт подтверждает его замечание: «Я не могу сказать, что Ставка выказала полное понимание обстановки и путей ее исправления». Шанс на это исправление был потерян, потому что

«На протяжении всех восьми дней сражения единственным представителем Ставки, прибывшим сюда, чтобы оценить обстановку, был Хейг. Он прибыл и увиделся со мной один раз — в субботу, 23-го. Мы не вдавались ни в детали ситуации, ни в обсуждение действий 3-й армии».

Накануне немецкой атаки только три из восемнадцати британских резервных дивизий были расположены позади фронта 5-й армии. Еще шесть стояли позади 3-й армии, а остальные располагались еще дальше к северу, где не было и не ожидалось никаких атак противника. Стремление Хейга держать резервные войска на севере отчасти оправдывает отсутствие твердой уверенности, что противник не будет действовать здесь, а также небольшое расстояние отсюда до портов Канала, через которые эти дивизии снабжались. Но и этим не исчерпывается объяснение его действий. На них до некоторой степени влияло его давнее сомнение в намерениях противника: на совещании с командующими армиями 16 февраля он выразил уверенность, что если немцы начнут наступление, главный удар будет направлен против французов.

«Вся информация с британского участка показывает, что никакая атака крупными силами во Фландрии в настоящее время не является возможной, и что на остальной части британского фронта не имеется никаких признаков подготовки сколь-нибудь крупного наступления».

Небольшая атака против 1-й армии на фронте возле Ленса иллюстрировала такую «возможность». Но Ставка не спешила реагировать на предупреждения, делавшиеся воздушной разведкой и поступавшие из 5-й армии. На следующем совещании 2 марта вероятность атаки была признана, но наиболее вероятной ее целью считалась «попытка отрезать выступ у Камбрэ и сковать наши резервы». И 8 марта даже было заявлено, что не имеется никаких указаний на возможность вражеской атаки южнее Сен-Кантена.

Повышенное внимание Хейга к району Арраса было оправдано ситуацией. Но, сохраняя большую часть своих резервов на севере, он рисковал безопасностью уже и без того ослабленной 5-й армии, чтобы перестраховаться против гораздо менее вероятной опасности прорыва противника к портам Канала. Одна из причин была в том, что он полагал, что лучше будет сдать территорию перед Амьеном, нежели в другом месте. Другой причиной стала уверенность — к несчастью, опровергнутая событиями, что немецкое продвижение не станет настолько глубоким, чтобы представлять угрозу общей ситуации на фронте. Полководцу всегда приходится идти на рассчитанный риск; вопрос заключается в том, была ли ошибка в расчетах Хейга неизбежной, и сделал ли он все возможное, чтобы ее избежать? Как минимум можно утверждать, что он предпочел рисковать на стыке с французами, а не на направлении, ведущем к портам Канала, а его схема расположения войск облегчила задачам немцев в большей степени, чем они могли ожидать.

Это было счастьем для немцев, хотя тщательная и искусная подготовка начального наступления вполне заслуживала награды успехом. И все же судьба явно благоприятствовала германской стороне.

Дело в том, что эффект, достигнутый применением химических снарядов, был предельно усилен самой природой. На рассвете 21 марта поднялся густой туман, скрывший просачивающуюся пехоту и мешавший огню пулеметов обороняющихся. Без этой помощи можно сомневаться, насколько удалась бы германцам тактическая внезапность. В этом — основная причина худшего качества тех средств, которые немцам приходилось использовать для достижения внезапности, по сравнению со средствами, обеспечивавшими союзникам внезапность под Камбрэ и позднее — 8 августа 1918 года, то есть танками.

Таким образом, разница была не только в материале, из которого был изготовлен ключ для отмыкания окопов, но и в «поворотной силе» самого ключа. В противоположность союзникам, Людендорф должен был полагаться на усилия не защищенной броней пехоты, которой предстояло развить прорыв, созданный короткой, но мощной бомбардировкой с применением химических снарядов. Он не сумел понять все значение танка и вовремя не позаботился о его развитии. Только в августе 1918 года, когда танки нанесли Людендорфу смертельный удар, он внес их в разряд «жизненно необходимых» военных средств.

План германцев отличался более тщательным и более действительным стремлением к тактической внезапности, чем при любой из их прежних операций. Германцы многозначительно пишут, что «донесения Хейга, касавшиеся наступлений 1917 года, оказались весьма ценными, так как по ним можно было учиться, как не надо вести наступление». К чести Людендорфа надо отнести то, что он понял, какой огромной помехой операции является ее «очевидность», и осознал, что никаким численным превосходством не сможет этого компенсировать. Если же противник будет начеку, то в очень редких случаях удастся добиться успеха.

Людендорф старался обеспечить и развить внезапность, пользуясь сложной смесью элементов, способных обмануть противника. К чести его надо отнести и то, что он, не в пример Фалькенгайну, который любил только офицеров-канцеляристов, окружил себя способными помощниками. Капитан Гейер составил новые руководства для подготовки войск, а полковник Брухмюллер, неожиданно всплыв на поверхность из тихой заводи отставки, стал знаменитым артиллерийским «прорывателем». Знаменательно, что Брухмюллера окрестили «Дурхбрухмюллер», что на немецком языке означает «Мюллер-Прорыв». Под его руководством масса артиллерии подтягивалась к самой линии фронта и размещалась скрыто, открывая огонь без предварительной пристрелки с «регистрацией у противника», применяя методы ведения огня, им впервые предложенные. Пехота обучалась новой тактике просачивания, основной целью которой являлось нащупывание головными частями слабых точек обороны и проникновение в них, а резервы направлялись только для того, чтобы действительно поддержать успех, а не просто скрасить поражение, как это раньше практиковалось. Были выделены специальные разведывательные команды, чтобы своевременно посылать назад донесения о ходе наступления.