Карлос (ЛП) - Джикдхима Аниса

— Хотя как и ты, я мог бы иметь кого угодно.

Произнося это, я пытаюсь показать эмоциональное безразличие, которого вовсе не испытываю.

— Мы оба знаем, что это не так. Ты можешь получить всё, но редко находишь то, что полностью тебя удовлетворяет, — без колебаний заявляет она.

Я не отвечаю и пытаюсь поднять палец зажатой руки, мучительно желая поскорей проникнуть в неё. Валентина трепещет.

«Твою мать, я хочу её и немедленно».

Обхватываю ладонями её лицо и целую. Подталкиваю к кровати, завлекая в ловушку. Рывком, почти разрывая, стягиваю с неё шорты, но Валентина не бунтует, она позволяет мне делать всё, что я хочу.

Приподнимаю её, открывая молнию на брюках.

— Посмотри на него, твоя вина, что он в таком состоянии, — говорю ей, направляя член к лону.

Не давая времени на ответ, вхожу в неё одним толчком. Валентина напрягается, но я не намерен её отпускать.

— Ты влажная, а это значит, ты завелась.

— Разве я сказала обратное? — спросила она, задыхаясь и принимая всю мою длину.

Я хватаю Валентину за ягодицы, увеличивая темп и теряясь в её глазах. Это такая загадка, что иногда мне страшно до усрачки попасть в замкнутый круг, из которого не смогу выбраться.

Она вздыхает, когда я срываю с неё майку, освобождая прекрасную грудь.

Между нами лишь грубая потребность, рождённая исключительно для получения немедленного удовольствия без чувств, без прелюдий. Валентина кладёт руки мне на грудь, выгибает спину навстречу толчкам, наслаждаясь каждым движением.

— Смотри на меня.

Она повинуется, глубоко проникая в душу своим взглядом — временами пустым и безжизненным.

— Я смотрю на тебя. — И своим голосом, возможно, более эффектней чем телом, она доводит меня до края.

Я толкаюсь мощными ударами, как мне нравится, и выхожу, кончая на неё. И только в этот момент осознаю: я совершил беспрецедентную ошибку. Я не использовал презерватив, а она ничего не сказала, чтобы остановить меня.

— Когда ты в последний раз была с мужчиной? — резко спрашиваю.

Валентина смотрит на меня, но, похоже, не удивлена.

— Это было давно. Если сожалеешь, что не принял меры предосторожности, могу тебя заверить — болезней у меня нет.

Наблюдая за ней, я ложусь на кровать. Валентина стоит неподвижно рядом, ожидая распоряжений. Странно и одновременно удивительно, но она никогда не жалуется.

— Тебе следует принять душ.

Валентина нагибается и собирает одежду.

— Ангел, — окликаю я, и она тут же поворачивается, — ты можешь использовать мою ванную комнату.

Ненадолго Валентина выглядит удивлённой. Как всегда, надевает маску отрешённости, и подчиняется.

Чувствую себя особенно расслабленным, и по какой-то странной причине мне хочется пойти за ней в душ. Я никогда не делал этого с другими, но сейчас мне интересно, каково это — делить с ней своё пространство.

Отталкиваясь руками, я поднимаюсь и решительно направляюсь в ванную. Зайдя внутрь, вижу её со спины в попытке отрегулировать воду. У неё идеальное тело.

«Дерьмо, я снова хочу её».

— Оставь, я сам, — нетерпеливо говорю ей, становясь рядом.

Наши тела соприкасаются, и она инстинктивно отступает. Наблюдаю за ней краем глаза, пока регулирую струю воды, а затем вхожу в душ.

— Иди сюда, — приглашаю спокойно.

Мгновение Валентина колеблется, затем тихо вздыхает, словно не хочет, чтобы её услышали, но при этом смотрит на меня так, как будто жаждет моей смерти.

Это не даёт мне покоя. С момента нашей встречи Валентина смотрит на меня со злобой, и я не могу понять почему. Я ублюдок, который каждый день горит в аду, и искушение узнать загадку её взгляда такое сильное, что я захотел быть рядом с ней.

Осознаю, что я затеял извращённую и опасную игру просто чтобы попробовать то, что заставляет меня чувствовать себя живым. Жизнь оставила на мне глубокие отметины, и до сих пор я просто существовал. И вот удовольствие, которое испытал, когда впервые трахнул её стало откровением. Оно показало мне, что я не так мёртв, как думал.

Валентина перемещает внимание на татуировку, покрывающую обе мои руки, и когда пробегает взглядом по рисунку, то это ощущается, словно прикосновение. Я её чувствую.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Что означает коленопреклонённый ангел у тебя на спине? — спрашивает она, глядя мне в глаза.

Я не отвечаю, но её любопытство мне нравится. Это первый раз, когда кто-то спросил меня, что символизирует эта тату. Встаю под душ, повернувшись к ней спиной.

«Минутку: что за хрень творится у меня в голове?»

Обычно я ненавижу любопытных людей, и Валентина вряд ли может быть исключением.

— Это из-за шрамов? — спрашивает приближаясь.

Я быстро поворачиваюсь и мрачно смотрю на неё.

— Это не твоё дело.

Она не вздрагивает. Прикасается подушечками пальцев к моей спине и медленно проводит по одному из утолщающих кожу шрамов.

— Я не хотела тебя расстраивать, — шепчет она.

Я упираюсь лбом в плитку и глубоко дышу. Проклятые шрамы — это то, что я не смогу стереть точно так же, как и постоянно пожирающие меня плохие воспоминания.

Двадцать семь лет назад.

— Pide perdón! (Проси прощения!) — приказывает он, нанося ещё один сильный удар по моей спине. Я с силой сжимаю цепь вокруг запястий и закрываю глаза. Кожа горит, рёбра ноют, но я молчу.

Слышу его тяжёлые шаги, он сменил позицию, перешёл на другую сторону.

— Ты просто глупый юнец, изображающий из себя крутого парня. Немедленно проси прощения, Карлос! — гремит он в бешенстве.

Слышу свист бамбуковой палки, а затем резкий удар по спине. Я скрежещу зубами и сжимаю каждую мышцу в теле, мне не хватает дыхания.

— Mátame si quieres!(Убей меня, если хочешь!) Я не буду просить прощения.

Он хватает за волосы и тянет мою голову назад, чтобы посмотреть в глаза. Его огромная как лопата ладонь шлёпает по затылку так сильно, что у меня звенит в ушах.

Я не могу уступить.

— Тебе ещё восемь месяцев жить здесь, и я позабочусь о том, чтобы они показались тебе адом, malparido (сволочь).

Я смотрю вниз и вижу густые красные капли, падающие на пол. Этот ублюдок разбил мне губу. Я провожу языком по ране, и вкус крови напоминает мне, почему я оказался в этой ситуации.

— Ты ещё не знаешь этого, но ты уже мёртв, — говорю ему, улыбаясь и нагло уставившись в глаза.

Удивлённый моими словами, он отступает на шаг, но затем приходит в себя и снова становится прежним чудовищем.

— А ты знаешь, что, когда ты выберешься отсюда, я буду каждый день трахать твою Кас? Кто меня остановит, говнюк? — Плюёт смеясь.

— Гори в аду, мудак.

Его ответ — это ещё один удар палки.

Я убью его, это точно.

Ещё один шлепок.

Кожа горит, боль усиливается.

Я порву его на тысячу кусочков, даже если это будет последнее, что сделаю.

Палка снова рассекает воздух, а затем обрушивается на мою израненную спину.

Я кусаю кровоточащую губу и мысленно подсчитываю удары…

Один, палка диктует ритм боли.

Два, моя живая плоть, как колокол, звонит о смерти.

Три, прячу голову между руками. Страдание подпитывает мой гнев.

Четыре, ублюдок устал, удар слабее. Я с силой натягиваю блокирующую мои руки цепь, и если бы она оторвалась, я бы убил его сейчас.

Пять, палка попала в точку, которая чудом оставалась нетронутой.

Я лично закопаю его тело.

Шесть, вокруг меня повсюду брызжет кровь. Я корчусь, а он удовлетворённо смеётся.

Буду считать дни, планируя его конец.

Семь, не сопротивляюсь. На этот раз кричу, выпуская из лёгких весь воздух.

— Проси прощения, Карлос, или я не остановлюсь, — грозит он, приблизившись к моему лицу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Страдая и полный гнева, я смотрю ему в глаза и отвечаю:

— Не в этой жизни, ни у тебя и ни у кого другого. — Делаю выпад вперёд и бью его головой. Он шатается и падает, прикрывая руками лицо.

— Сукин сын, я тебя уничтожу! — орёт он, приближаясь как фурия. Он сжимает руки вокруг моей шеи и трясёт меня. — Проси прощения, маленький ублюдок!