Во сне и наяву - Татьяна Александровна Бочарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я слушала, как он шпарит взрослыми и мудреными словечками вроде «компрессионного перелома», и потихоньку балдела от счастья.
Надо же, такой умный, осведомленный, и стоит здесь со мной, крепко держа за руку, явно не собираясь никуда уходить.
Только я об этом подумала, как смуглолицая девчонка с черной челкой, спускающейся на лоб из-под голубой шапочки, разбила наши сцепленные руки и уволокла беззубого за собой, в хвост шеренги.
Я осталась одна и стала растерянно озираться по сторонам.
– Води, води! – закричало сразу несколько человек. – Давай, не тормози.
– Тише, тише, – тут же вмешалась Анфиса Петровна, – не надо никого подгонять. Василиса, иди выбирай себе пару. Смелей, никто тебя не съест.
Я поколебалась и нырнула в «коридор».
– Выбери меня, пожалуйста! – умоляюще попросила белобрысая тощая девчонка, стоящая в паре с толстым, розовым, как поросенок, парнишкой. – Я не хочу стоять с этой бочкой!
Я покосилась на нее и прошла дальше.
– Эй, давай меня, – нахально потребовал пацан в синей куртке, кажется, тот самый, которого мой партнер назвал лучшим шахматистом, и грубо дернул меня за рукав.
– Обойдешься, – сквозь зубы пробормотала я, проскальзывая мимо.
Беззубый и девчонка с челкой стояли самыми последними. Я было протянула руку и вдруг замешкалась, застеснялась.
А вдруг он вовсе не хочет быть со мной в паре, ему нравится эта, в голубой шапочке, с красивым персиковым румянцем на высоких восточных скулах? Еще, чего доброго, станет смеяться надо мной, да и не только он один, но и все остальные.
Смуглолицая смерила меня тяжелым, пронизывающим взглядом, от которого сразу стало не по себе. Я уже хотела проскочить «коридор» насквозь ни с чем и начать поиск пары заново, как беззубый решительно шагнул вперед, едва не сшибив меня плечом.
– Ты… чего… – пролепетала я и тут же почувствовала, как мои пальцы сжала его теплая ладонь.
– О, я сегодня популярный! – весело заявил он смуглолицей и потащил меня прочь из «коридора».
Девчонка досадливо топнула ножкой и побежала вперед, к началу шеренги. Мы с Владом остались стоять последними.
– Ты всегда такая трусиха? – поинтересовался он, улыбаясь щербатым ртом.
– Почему это трусиха? – попробовала выкрутиться я.
– Побоялась меня выбрать. Я же видел, ты хотела, а в последнюю минуту испугалась. Так бы и прошла мимо.
Возразить было нечего. Я опустила голову и уставилась на ободранные носы своих ботинок.
– Да ладно, – тут же сжалился Влад. – Не переживай. Так даже лучше.
– Лучше? – не поняла я.
– Ну, что ты… это… застенчивая. Не люблю нахалок. – Он сказал это так запросто, совершенно по-взрослому, и почему-то мне сразу стало легко и спокойно. Я перестала дичиться и смущаться, почувствовала себя свободно и непринужденно.
К моему великому сожалению, в этот самый момент Анфиса Петровна хлопнула в ладоши и громко произнесла:
– Все, пора обедать.
Цепочка тут же распалась. Ребятня гурьбой повалила к зданию. Кто-то нечаянно толкнул меня, в полуметре от моей ноги проехала коляска. Я отпрянула в сторону, невольно вырвав ладонь из руки Влада. Его тотчас оттеснили. Он попытался приблизиться, но ничего не вышло – между нами мгновенно оказалось множество народу.
Тогда Влад помахал мне рукой и весело прокричал:
– Потом увидимся! После обеда! В общей игровой.
Я поспешно кивнула, следуя за потоком, увлекающим меня в помещение.
В вестибюле толпа разделилась: часть ее потекла налево, в узкий коридор первого этажа, часть на лестницу. Я поднялась по ступенькам, разделась вместе со всеми в гардеробной и сунулась было в столовую, но там стояла толстая тетка в белом халате и заворачивала всех обратно:
– Еще не время. Погодьте малость.
Ребятня быстро разбежалась по своим комнатам, и вскоре я осталась у дверей столовой одна. Толстуха глянула на меня с сочувствием:
– Что, проголодалась?
– Да нет. – Я пожала плечами. – Недавно уже ела.
– А коли ела, ступай к себе в палату. Через десять минут придешь, – велела тетка.
Я послушно направилась к своей комнате. Несмело толкнула дверь, осторожно заглянула внутрь. Комната была пуста, в окно весело светило неяркое зимнее солнце.
Я отчего-то на цыпочках пробралась к своей кровати, присела на ее краешек, погладила пальцами подушку в тугой нежно-голубой наволочке.
Соседние тумбочки были уставлены массой всяких безделушек: куколками, картинками в простых деревянных рамках, керамическими вазочками. Мне тоже захотелось, чтобы мою тумбочку хоть что-нибудь украшало, но осуществить свое желание я не могла. У меня не было с собой абсолютно ничего, что принадлежало бы лично мне, – я так и не попала домой с того самого злополучного дня, когда вышла на улицу просить подаяние для матери.
Я тихонько вздохнула, утешая себя мыслью: может быть, ко мне сюда приедет Макаровна и привезет какие-нибудь подарочки и гостинцы.
В это самое время дверь палаты распахнулась и на пороге возникла инвалидная коляска. В ней сидела бледная светловолосая девчонка, по виду моя ровесница, с большими печальными серыми глазами, опушенными длинными ресницами. За спинкой коляски стояла другая девчонка, румяная, скуластая и черноволосая, при взгляде на которую мне стало не по себе: я без труда узнала ту самую смуглянку, которая увела у меня Влада в «ручейке».
Девчонка тоже узнала меня, и миловидное личико скривилось в презрительной гримасе. Она толкнула коляску в палату и проговорила низким, надменным голосом:
– Ты глянь, Маринка, кого к нам принесло! Новенькую заселили, будь она неладна!
Светловолосая ничего не ответила. Ее огромные, потрясающе красивые глаза, казалось, смотрели сквозь меня куда-то вдаль.
– Девочка, а ты ничего, страшненькая! – с издевкой произнесла смуглая, морща аккуратный вздернутый носик. – Правда, Мариш, она уродина? Тощая, как вяленая вобла, и такая же бесцветная. Фу, меня сейчас вырвет!
Ее подружка едва заметно качнула головой.
– Ладно тебе, Свет, уймись. Она же не виновата, что ее сюда распределили. – Голос у нее был тихий-тихий, начисто лишенный обертонов, – невнятный шелест.
– Ага, не виновата! А чего лезет, куда ее не просят? – Черноволосая Света мрачно зыркнула на меня темными, слегка вытянутыми к вискам глазами и покатила коляску с подругой к окну.
Меня не слишком ранили ее обидные слова. За свою недолгую жизнь я натерпелась насмешек и издевательств, привыкла к ним и переносила с завидной стойкостью, без лишних эмоций.
К тому же я сочла, что черноволосая абсолютно права в оценке моей внешности. Конечно, в сравнении с ней я настоящая замухрышка: жиденькие белесые волосенки, невыразительное, лишенное красок лицо, нескладная худая фигура. Куда мне до ладной, гладкой и румяной смуглянки!
Светка, ожидавшая другой реакции, еще больше разозлилась из-за моего молчания.
– Смотри, –
