Ячейка 402 - Татьяна Дагович

Анна и Лиля спали до половины двенадцатого, завтракать сели в начале первого. Несмотря на долгий сон, Лилины глаза болезненно блестели, обведённые тёмными кругами, очень заметными на фоне светлой кожи. Анна, наоборот, выглядела свежее обычного. Молчали, зажигая газ, разливая кофе. Никуда не пойдут сегодня. Не из-за духов – вдруг старуха никуда не делась. Снова будут жить взаперти, пока не надавит необходимость.

Ели – и продолжали молчать. Анна разглядывала стол. Лиля подставила ладонь под висок, поддерживая тяжесть головы. Косилась на газовую плиту.

Анна уже давно поняла, что в тот день, когда она ходила к Сергею, не Лиля её спасла – она спасла Лилю.

– Сколько это продолжается? – спросила Анна.

Сначала Лиля не отреагировала, но позже подняла голову, прищурилась, будто умножала трёхзначные числа, и сказала:

– Три года. По крайней мере у меня такое впечатление…

Позже, устав от скоростных прыжков иголки в Лилиной швейной машинке, устав смотреть на Лилин красивый профиль и прядь волос, просвеченную солнцем, Анна попросила срочно перестать шить и сказать ей, что будет дальше. Сама бездельничала, сидела поджав ноги, и телу было очень удобно на диване, а солнечные пятна грели колени как тёплые животные.

– То же, что сейчас.

– Почему?

– Потому что. Разве нам плохо?

Вопрос поставил в тупик – если на самом деле хорошо, если это будет продолжаться вечно… Но саму Лилю, видно, не убедил, и она разговорилась, выстроила – если судить по запинкам, выдумывала на ходу – теорию о двойниках.

– Случалось ли тебе когда-нибудь замечать, как люди внезапно меняются? Как подменили, говорят в таких случаях. Сильно худеют или полнеют… Ведут себя не так, как раньше, думают по-другому, и что-то в них открывается такое, чего раньше не было, и в то же время умирает что-то старое. Дело обыденное, все его знают. Сначала говорят: «О! От него я такого никак не ожидал!» Но быстро с изменениями смиряются, свыкаются, иногда радуются. Не приходило ли тебе в голову, что люди в самом деле подмениваются?

– Инопланетянами?

Лиля сердито стукнула по «Зингеру», однако сразу же рассмеялась и потрепала Анну по волосам, как ребёнка, пытающегося съехидничать.

– Представь себе, что это… просто само собой происходит. Способ людского существования, потому что мы слабые, мы не выдерживаем. И воспоминания становятся сухими, как хронологические таблицы по истории. Будто одного человека убрали, а на его место поставили другого и вложили ему воспоминания прежнего… хотя другой, в событиях, в датах всё делал бы иначе. Чтобы тебе было легче – представь старый компьютер. Ты переносишь с него все файлы в новый, его выкидываешь, но для тебя всё остаётся как раньше, кроме настроек и скорости. И это всё-таки уже другой компьютер, правда?

Анна обвела комнату быстрым взглядом – в квартире не было ни старого, ни нового компьютера, и не похоже, чтобы компьютера хозяйке не хватало. Зато были этажерки с книгами, фамилии на корешках – одна страшней другой, если Лиля три года подряд это читала, двойники – самое сладкое, что могло ей прийти в голову. Речь продолжалась:

– И с чего ты вообще взяла, что ты – та девочка, с которой я училась в одном классе? Или та женщина, которая, перепив в гостях, переспала с первым встречным, потому что он единственный ещё что-то мог, и долго не могла прийти в себя от своей смелости? Или та ненормальная, без денег рыдающая среди улицы? Может, тебе это показалось, может, ты появилась только тогда, когда я позвала тебя?

Анна смотрела в потолок, опять на книги, опять в потолок, но слушала.

– А если взять с другой стороны – к человеку приходит другой, такой же, той же модели, и замещает его, а он должен уйти. Куда деваются прежние – вот в чём вопрос. К ним приходят специальные уполномоченные духи, их уводят…

– Отдыхать уводят? Спать?

– Может, спать, может, есть. Я не была там. Я не хочу туда. А потом мой муж…

– Ага! Теперь понятно, почему ты с ним, хорошим, развелась. Его как подменили, новый не дарил цветов, а требовал борща, и ты с ним не смогла жить. Или это он от тебя ушёл? Как его звали-то хоть?

Несколько секунд Лиля испуганно смотрела в упор.

– Зачем ты? Мне же… Как он мог от меня уйти? Ты не понимаешь. Его просто не было. Мы разошлись. Когда он пропал, я оказалась в таком одиночестве, какого ты даже представить не можешь. Преследование уполномоченных духов и шитьё – вот всё, на что я могла рассчитывать. Эти духи никогда не отстанут от нас. Может, тебе их нечего бояться, я не знаю. Но я так боюсь за тебя! Ты видела, какие светлые у них лица? Я с самого начала опасалась их. И думала, что зря опасаюсь, пока меня раз чуть не поймали! Один такой схватил меня! Я не знаю, как смогла вырваться. Смотри!

Лиля спустила халат и показала коричневое пятно на плече – такие остаются на месте заживших ожогов. Пятно в самом деле напоминало отпечаток вцепившихся тонких пальцев. Анна смутно, без уверенности, вспоминала – похожее родимое пятно на плече видела и у школьницы Лили, когда на физкультуру переодевались… видела ли? Такое, только круглее… Или у другой девочки?

– Теперь ты видишь?

Боролась с подступающим смехом, но Лиля говорила таким мистическим шёпотом, что смех не удерживался, и пришлось отвернуться, скрывая закушенные губы. Однако Лиля услышала, как она хмыкает, и бросила раздражённо:

– Можешь не верить! Я сама видела, как они убивают, эти духи. На моих глазах!

– Извини. Кого убивают? Я никого, кроме нас, не знаю.

– А хоть и тебя, и меня! Думай, что хочешь. Мне всё равно.

– Хорошо, хорошо. Только если духи эти – ангелы, а ты такое как-то говорила, если так надо, может быть, пусть забирают? Если так положено. А мы всё бежим от них…

– О чём ты говоришь! – Швейная машинка яростно застучала, едва не разрывая шёлк.

– Ангелы несут души в Рай. Тебя там, значит, и муж дожидается, которого они забрали. Кого другого найти в нашем положении – всё равно не найти.

– Да хоть Господь Бог, я не хочу, чтобы мне голову об асфальт размозжили!

Анна ничего не ответила, и они молчали несколько часов кряду – без обиды, в растерянности. Вечером, когда обе сидели у распахнутого окна, разглядывая дальние крыши гаражей, Лиля вплела во вздохи пару намёков – ей явно хотелось продолжить дневной разговор о двойниках. Анна не поддержала, но она всё-таки призналась:

– Нет-нет, если по-честному, я не боюсь, что они меня разобьют. Я боюсь… как ты говорила – Рай? Не знаю, куда, но мне неприятно об этом думать. Если я начинаю, я думаю потом о колониях кораллов, и это так нудно. Один на всех скелет.

Анне пришли на память коралловые бусы, которые потеряла два года назад на пляже, ладно бы пляж был хороший, не стоило туда и идти. Кто знает, возможно, и бусы забрали духи. Если Лиле так хочется – ладно, пусть их забрали. Вон и сейчас под окном ходят уполномоченные, как менты, – тройками. Перекрикиваются.

Всё смеялась, смеялась. Даже вечером, когда чистила зубы, когда мылилась под душем, случайно попадая пальцами к интимным отверстиям. Удивлялась – как странно устроены женщины с обязательной дырой в теле – как резиновые игрушки. Жизнь поэтому смешная, ведь на самом деле это отверстие – переход в другое пространство: внутрь. К переборчивой матке с невостребованной яйцеклеткой, и дальше, к без роздыха работающим органам, к набухшим кровью капиллярам, гудящим венам, к алхимическим реакциям по выработке секретов, сладких и ядовитых гормонов и антител, и глубже, к делящимся клеткам, к закрученным в двойную спираль сказкам бабушки Арины. К законам другим, строжайшим, со смертной казнью за отлынивание от работы и нарушения. Туда, где всё решается без неё: температура, давление, настроение – настройки.

Не читая перед сном, Анна заснула крепко и улыбалась, а иногда даже смеялась во сне, не беспокоясь, что будит смехом нервную Лилю (хоть бы какой дух покоя снизошёл на неё). За собой живой забыла о трупе.

В этот день сумерки пропустили, но со следующего выходили как обычно. У подъезда было чисто, и они не вспоминали о происшествии со старухой. Завидев ангела, бросались бежать. Как-то, переводя дух в тёмном заброшенном переулке, Анна сказала:

– Не такие они быстрые и опасные, эти духи, если никак не могут за нами угнаться. Или они играют с нами?

5

Подведённые веки вздрогнули, когда позвонили в дверь. Люба выключила телевизор. Звонили так громко и долго, как если бы пришли убивать. Она была одна дома, если не считать большого, вселяющего уверенность телевизора. Включила снова, но убрала звук. Посмотрела, кто там. Это был Георгий. Чёрно-белый. В руках – букет цветов, на лице – улыбка, сверху кажущаяся фальшивой. Глянула в зеркало. Стянула резинку с волос и уложила их на одну сторону.

– Здравствуй, Люб…