Последняя Пасха императора - Александр Бушков

– Вот и поглядим, у кого прикус ловчее.

– Дело, конечно, твое… – молвил Смолин. – Ладно, я пожалуй, пошел…

Держа наган так, чтобы чей-нибудь зоркий глаз не углядел результатов переделки, способных прояснить истинное положение дел, Смолин по стеночке, по стеночке добрался до двери. Спина намокла так, словно ему за шиворот плеснули добрую кружку воды.

Стоя в прихожей, он покосился на замок, в котором торчал ключ. Положительно, ему сегодня везло – как и все здесь, замок оказался старинной системы, которую без ключа хрен откроешь изнутри. Где-то у хозяина, конечно, есть запасной, но на его поиски потребуется время, а если учесть, что все на нервах…

Точно рассчитав движения, Смолин отступил к двери, рывком выхватил ключ из скважины, распахнул дверь и выскочил на площадку. Левой рукой быстро всадил ключ, повернул его дважды, дернул дверь. Убедившись, что запер ее, что есть силы грохнул по ключу рукояткой нагана. Ключ сломался, та часть, за которую берутся пальцами, полетела на пол, а остальное намертво застряло в замке. Дверь уже дергали за ручку изнутри, что есть мочи, сгоряча, слышались неразборчивые возбужденные голоса, кто-то (есть сильные подозрения, тупой верзила) со всей своей дурацкой силушки пнул дверь. Непонятно, чего он этим рассчитывал добиться, если дверь открывалась внутрь, – ну да что возьмешь с дурака…

С третьего этажа сигать не будут, не идиоты, мелькнуло у Смолина в голове. А дверь им так просто не одолеть, так что есть время в запасе – но мало, чертовски мало…

Он спрятал наган под мышку, тщательно застегнул ремешок и на цыпочках побежал вниз по лестнице, пахнущей кошками и подгорелой капустой. Следовало поторапливаться, ох, как поторапливаться…

Глава 4

Зеленое море тайги

Он не терял головы, не паниковал – скверно, конечно, но всякое бывало… Пока несся вниз, в голове зародился… нет, не то чтобы четкий план, но все же некий набросок действий на ближайшее время. Ну, а там видно будет. Главное сейчас – срубить хвост тяпкой…

Остановившись перед дверью подъезда, он глубоко вдохнул пару раз (не паниковать!), пригладил волосы пятерней, поправил берет, носовым платком быстренько вытер пот со лба. Одернул пиджак, поправил очки, едва не соскользнувшие с носа. Решил, что вид у него прежний – спокойного, интеллигентного человека, ни в каких сложностях не замешанного.

Еще раз вздохнув полной грудью, распахнул дверь, ожидая всего на свете. Татарин мог и оставить у подъезда кого-то еще для пущей надежности…

Нет, настолько далеко его предусмотрительность все же не простиралась. Ни одной живой души окрест, если не считать терпеливо сидевшей на лавочке Инги. Завидев Смолина, она оживилась, лицо стало радостным… Моментально оказавшись с ней рядом, Смолин крепко взял ее за руку и буквально поднял с лавочки, задыхающимся шепотом сообщил на ухо:

– Иди за мной, живенько и без вопросов… Живо!

И, не теряя времени, повел ее вдоль дома, под самыми окнами первого этажа. Инга семенила за ним с растерянным и удивленным лицом, но вопросов не задавала (молодец, зайка!). Смолин, шагая размашисто, все время старался не сорваться на бег – заметит кто-нибудь, присмотрится, может рассказать потом, как с заячьей прытью несся приличный на вид человек в очках и берете да еще красивую девушку за собой волок, такое запоминается…

Смолин свернул направо, за угол дома. Не колеблясь, направился к близкому лесу, увлекая за собой Ингу. Достигши первых елок (а может, и пихт, не потрогав, не разберешь), свернул влево, и они метров сто в приличном темпе двигались в тенечке и прохладе. Потом Смолин свернул направо, они стали подниматься вверх, наискосок по склону. Что-то оттягивало Смолину правую руку – ах да, сумка с купленными у деда вещичками. Когда он успел ее подхватить с лавочки, не помнил. Рефлекс какой-то сработал.

Безмятежная тишина, чистейший воздух, насыщенный горьковатым ароматом хвои, под ногами то и дело попадались серые корни, вылезшие на поверхность, нужно поглядывать, чтобы о них не споткнуться, сейчас в первую очередь следует беречь ноги, подвернешь – пропадешь, нафиг.

Инга старательно пыхтела рядом, по-прежнему не задавая вопросов, Смолин даже умилился (умница все же!) – но только на краткий миг. Для эмоций и чувств не было времени…

Оглядевшись, он остановился, прошел еще с десяток метров. Ну вот, пожалуй, и наблюдательный пункт. Сквозь деревья отсюда открывается вид на пустую улицу, автобусную остановку, старый кирпичный павильончик с дощатой крышей, лишившейся за годы половины досок. Можно перевести дух, спокойно осмотреться, прикинуть то и это…

– Что? – тихонько спросила Инга, отдуваясь.

– Хреноватые дела, милая, – Смолин почти отдышался. – Если совсем коротко, это оказался не продавец, а сука. Мало того, что подсунул подделки, там еще объявилась куча отморозков, которые хотели вульгарно вывернуть мне карманы. Ну, я кое-как ушел… Не хочу я тебя пугать, но народец опасный.

– Бандиты?

– Вроде того. Так что не расслабляйся, понятно? И не паникуй, главное, не паникуй…

– Они за нами погонятся? – спросила Инга почти спокойным голосом.

– Да уж наверняка, – кивнул Смолин. – Вот только куда им за нами гнаться, они еще до-олго не сообразят…

– Милиция…

– Какая тут милиция, – поморщился Смолин, – тут глухомань…

– Ну, тогда нужно…

– Бежать?

– Да.

– Вот бежать пока что не стоит, – сказал Смолин, насколько мог мягко и убедительно. – Тот, кто драпает, не рассуждая, тот и проигрывает. Бежать надо умеючи, рассудочно…

– А куда нам…

Взяв ее за шею, Смолин легонько притянул девушку к себе и сказал со всей возможной мягкостью:

– Помолчи немножко, хорошо? Я обязательно придумаю что-нибудь, и не в таких переделках бывали. Только помолчи пока, пожалуйста…

Она замолчала, стояла рядом, понурясь. Вообще, Смолина Инга привлекала еще и тем, что мало в ней было балованности, вполне современная городская девочка, но не капризная, без капельки дурного феминизма…

Ну, что ж, прикинул он. Заметить их в чащобе снизу будет, пожалуй что, мудрено: костюм на нем темных тонов, на Инге джинсы и серая курточка поверх белой футболки, ничего особенно яркого… Если попробовать, как водится, поставить себя на место противника, какого хода мыслей следует ожидать?

Пожалуй, о том, что добыча юркнула в прилегающую тайгу, задумаются в последнюю очередь. Для здешних обитателей медвежьего угла и Смолин, и Инга подсознательно характеризуются как городские. Люди, обитающие посреди многоэтажных домов, асфальта и всего такого прочего. Горожанин и тайга в размышлениях провинциала как-то не сочетаются…

К машине, конечно, нельзя. Возле милиции с прокуратурой их, понятное дело, тронуть побоятся – но ведь до Шантарска триста километров трассы, большей частью проходящей по глухим и совершенно безлюдным местам. Какие-никакие колеса у этих подонков отыскаться смогут – да вдобавок, глядишь, и обрез или нечто подобное. Нет, самостоятельно уходить по трассе очень уж рискованно.

Двумя пальцами вытянув из внутреннего кармана поставленный на «беззвучку» мобильник, он присмотрелся к экрану. Как и следовало ожидать, он находился в зоне уверенного приема, эта часть области давно накрыта соответствующей аппаратурой: кроме жителей пригорода, тут находятся парочка золотых приисков, леспромхозы и все это частное, а значит, работающие там нуждаются в качественной сотовой связи…

Телефон был заряжен почти полностью. Учитывая, что у Инги свой телефон, со связью у них обстояло наилучшим образом…

Но много ли от этого проку? Мысль позвонить в местную милицию и попросить защиты для двух добропорядочных граждан, попавших в лапы местного хулиганья, он отмел сразу: по тем же причинам, что уже были подробно обдуманы. Ну, и еще кое-какие нюансики…

Кот Ученый сейчас на вступительных экзаменах, мобильник отключил. Шварц и Фельдмаршал в поте лица заняты добыванием соответствующей аппаратуры для поисков броневика, могли не отключать свои трубки, но могли и отключить. Конечно, в Шантарске и кроме орлов из его команды нашлось бы немало народу, способного вытянуть его из этой паскудной ситуации… Позвонить хотя бы Михалычу, а полковник, мужик правильный, в два счета свяжется с местным райотделом, и сюда быстренько прикатят все наличные луноходы… Да и другие варианты имеются…

Вот только Смолину чертовски не хотелось представать перед внешним миром в качестве позорно описавшегося ребеночка, которого при большом стечении народа пожарные снимают с высокого дерева, на верхушку которого он забраться-то забрался, а вот слезть назад испугался. Никак он не мог предстать в роли зареванного пацанчика, которого с хохотком и прибаутками спасают здоровенные веселые дядьки. Назовите это пунктиком, как хотите, но для него это было бы невероятным унижением. Тем более что опасность все же не смертельная, а положение отнюдь не безнадежное. Случалось и хуже, и ничего – сам выкарабкался, один на льдине потому что…