В ожидании Махатмы - Разипурам Нарайан

— Ваш любимчик в лагере Махатмы. Я его там видел.

— Ах, что он там делал? — забеспокоилась бабушка.

Для нее Махатма был человеком, который проповедовал опасные идеи, хотел допустить в храмы неприкасаемых и создавал для людей осложнения с полицией. Все это ей не нравилось.

— Ох, учитель, почему же вы разрешили ему там остаться? Надо было его увести. Уже так поздно, а его до сих пор нет дома. Вам бы как его старому наставнику заставить его уйти от этих людей.

— Не беспокойтесь, госпожа, он в совершенной безопасности. Многим ли из нас выпадает честь оказаться так близко к Махатме? Вы должны радоваться тому, что ему так повезло. Наша страна нуждается в таких юношах.

На что бабушка ответила:

— Такие учителя, как вы, только губят наших мальчиков и страну.

Хлопнула дверью и ушла в дом.

Когда Шрирам вернулся и постучал в дверь, она лежала, пытаясь заснуть; настроение у нее было самое дурное. Она отворила дверь и впустила его; заложила снова засов и улеглась со словами:

— Вон в той миске я оставила тебе рис с простоквашей, а в той — просто рис. Задуй лампу, когда поешь.

Лежа в постели, она слушала, как Шрирам убрал посуду и вышел из кухни. Потом повернулась к стене и притворилась спящей. Она надеялась, что внук поймет ее настроение, подсядет к ней и скажет, что не пойдет по дурной дорожке, — но у него на уме было совсем другое. Он был словно зачарован. Перед глазами у него стоял образ Бхарати, в ушах звучал ее голос, он вспоминал ее прикосновение. Ему нравилось думать, что в какой-то момент, когда он этого не заметил, она прикоснулась к его руке и похлопала его по плечу. Он думал о том, что предпочтет до конца дней слушать ее подтрунивание, но это означало — вот в чем сложность! — что ему необходимо предстать перед Высокой Особой. Перед этой мукой все печальное казалось пустяками. В любой другой день он просто разбудил бы бабушку и рассказал бы ей все, что случилось. Если б она была не в духе, он бы заставил ее об этом позабыть. Он знал, что она расстроена. Он понял это, как только ступил на порог, но предпочел оставить ее в покое; у него были дела поважнее, чем ублаготворять какую-то бабушку.

Он лег, но проспал не более часа; Бхарати велела ему прийти в три, а ему требовался час на дорогу. Не дожидаясь назначенного себе часа, он поднялся, умылся, совершил омовения, тщательно оделся, склонился над бабушкиной постелью и прошептал:

— Мне надо идти. Запри дверь.

Она запротестовала:

— Как! В такой час? Что это на тебя нашло?

Но он уже тихонько вышел из дома и закрыл за собой дверь.

Он стоял затаив дыхание у входа в хижину Махатмы. Ему было очень трудно решить, что сейчас следует делать. Она вевела ему прибыть к вратам резиденции Высокой Особы, но, может, она над ним посмеялась. Он боялся пошевельнуться, чтобы не разбудить Махатму и не обрушить на свою голову гнев всего лагеря. Он стоял, с грустью глядя на лагерь. Где-то лаяли уличные собаки. Время от времени до него доносился шелест и шум ветвей склоненных над рекой деревьев. С печалью смотрел он на женские хижины. Там горел фонарь; похоже, там не спали, кто-то ходил. Он думал: «Что с того, что фонарь горит? Может, они его ночью не тушат. Женщины вообще трусливы». Он слышал какие-то звуки, но, может, это они ворочались во сне — вечно они шумят! Почему-то его раздражила мысль о женском племени, к которому принадлежала Бхарати. Он увидел свет в хижине Махатмы. Дверь была закрыта. Там слышались шаги. На ратуше давно уже пробило несколько раз. Ему не верилось, что это он, пожертвовав сном, стоит здесь в такую рань на холодном ветру. Даже мусорщики, которые в городе подымались раньше всех, еще спали. Он вдруг испугался, что на него нападут грабители или привидения. А ну как его увидит полицейский и примет за вора, как он ему все объяснит? Не может же он сказать: «Бхарати велела мне ждать ее у хижины Махатмы в три часа утра»? Ему хотелось повернуться и уйти; возвратиться бы домой и помириться с бабушкой, вместо того чтобы торчать здесь и ломать голову над тем, что теперь делать. Он мог бы сказать ей: «Я пошел повидаться с Махатмой, но потом передумал и вернулся. Зачем мне знакомиться с ним, бабушка? Только во всякие истории влипнешь, правда?» И она, понятно, оживет и повеселеет. Он кинул унылый взгляд на женскую хижину и повернул прочь, твердо решив вернуть себе расположение бабушки вместо сомнительных милостей важных персон, вроде Махатмы, и снобов, вроде Бхарати. Неизвестно, кто еще там будет. Однако его тянуло к Бхарати, и он не мог так легко уйти отсюда. Ему хотелось сделать еще одну попытку увидеть ее, чтобы проститься. А вдруг она Попала в беду — и он может ее спасти? Может, ее привязали к койке, заткнули ей рот кляпом? С такой красивой девушкой все может случиться. Иначе как объяснить ее отсутствие? Во всяком случае, его долг выяснить, что там случилось. Он бы охотно подошел к женской хижине, но не мог на это решиться, и потому ограничился тем, что приблизился, как накануне, на цыпочках к хижине Махатмы. Какая опрометчивость! Он не сообразил, что его могут заметить прежде, чем он увидит кого-либо. Так и случилось. Дверь в хижину Махатмы была приоткрыта. Оттуда виделся свет. Шрирам пошел к нему, словно мотылек, летящий на свечу. Если б он остановился и подумал, он бы сам не поверил, что способен на то, чтобы повторить свое вчерашнее безрассудство. Но он почти не спал, нервы его были напряжены, и в результате его охватило какое-то безумие: забыв об опасности, он снова ринулся к хижине, не думая о том, что делает. Он заглянул в нее, как простая деревенщина. Дверь была приоткрыта, но с расстояния ему показалось, что щель гораздо шире; чтобы заглянуть туда, ему пришлось сунуть в нее голову.

— А вот и он! — воскликнула Бхарати. В голосе ее слышался смех. — Если хочешь войти, можешь открыть дверь.

Опять она над ним издевается! Даже на великого человека не обращает внимания! А он-то надеялся, что, по крайней мере, в его присутствии она оставит свои проделки. Это его так задело, что он ответил со всей едкостью, на какую был голько способен:

— Но ты же сама… Я ждал тебя там…

— Входи, входи, — сказал Махатма. — Зачем тебе там стоять? Ты мог прямо войти.

— Она просила меня ждать на улице, — робко ответил Шрирам, пререступая порог.

От двери до того места, где сидел Ганди, было шагов десять, но Шрираму показалось, что ему потребовалось несколько часов, чтобы преодолеть их. Ноги его ослабли и прямо-таки заплетались; он шел, словно пьяный, — а ведь опасно было производить такое впечатление на Махатму, который даже мусорщиков хотел отучить от пьянства. Внезапно Шрирама осенило: нужно приготовить разумный ответ на случай, если Махатма вдруг повернется и спросит: «Ты виски пил или пальмовый сок?» Но мучения его кончились, когда Ганди произнес:

— Бхарати о тебе говорила.

Он говорил, а руки его крутили прялку, вытягивая из нее тонкую нить. Человек, сидевший в углу с блокнотом на колене, писал. Махатмаджи, как всегда, делал несколько дел сразу. Руки его пряли, а глаза смотрели в письмо, которое держал перед ним другой человек, и он еще сумел сказать несколько приветливых слов Шрираму. Через заднюю дверь в хижину входили и выходили какие-то люди. Каждому из них Махатмаджи что-то говорил. Он бросил взгляд на Шрирама и сказал;

— Садись, молодой человек. Садись, если хочешь, поближе.

В тоне его было столько естественности и доброты, что Шрирам забыл про страх и колебания. Он проворно приблизился. Уселся на пол рядом с Ганди и стал, не отрываясь, следить за плавным вращением прялки. Бхарати прошла в глубь хижины, бросив быстрый взгляд на Шрирама, словно хотела сказать: «Смотри, не осрамись». Махатмаджи сказал:

— Главное для меня это спрясть определенную длину пряжи — сейчас я обычно встаю для этого на час раньше, даже молитва следует за прялкой. Мне бы очень хотелось, чтобы ты дал обет носить только ткань из пряжи, которую будешь ежедневно прясть собственными руками.

— Хорошо, — обещал Шрирам.

Когда на ратуше пробило четыре, Махатма предложил Шрираму отправиться с ним на прогулку. Сжав в одной руке посох и опираясь другой на плечо Бхарати, он вышел из хижины — высокая фигура в белом. Часы он сунул за пояс своего белого дхоти. Поглядев на них, он сказал:

— Мне надо походить полчаса. Пойдем со мной, Шрирам. Ты сможешь побеседовать со мной, нам никто не будет мешать.

К ним присоединилось еще несколько человек. Шрираму казалось, что все это сон. Махатма шел между ним и Бхарати, и это мешало ему бросать на нее взгляды так часто, как ему бы хотелось. Приходилось время от времени слегка отклоняться назад, чтобы увидеть ее смеющееся лицо. Они шли вдоль берега реки. Небо розовело на востоке. Ганди обернулся и что-то сказал тем, кто шел позади. Потом вдруг обратился к Шрираму: