Кто освободил Прагу в 1945 г. Загадки Пражского восстания - Олег Смыслов

Критическое положение настало между 8.00 и 10.00 часами. После этого стало ясным, что атака закончится неудачей, т.к. в атакующих полках наглядно проявлялись признаки разложения. Около 12.00 часов они все вернулись на свои исходные позиции.

В то время на захваченной части укрепления оставался один лишь командир немецкого полка со своей группой, которая собирала огнеметы, оружие и боеприпасы, брошенные на поле сражения. Одновременно Красная Армия перебрасывала подкрепления с восточного берега и весьма медленно, с большой опаской, начала занимать свои первоначальные позиции»{87}.

Именно так закончился первый бой 1-й пехотной дивизии РОА. И вывод немецкими офицерами был сделан определенный: «она не была боеспособной», «в ней сказывались все признаки такой части, которая собиралась наскоро, из абсолютно разнородного материала, и это обстоятельство, вместе с отрицательным влиянием со стороны германского политического управления, а также вследствие приближающегося окончания войны, вызвало в самой дивизии неизбежное внутреннее напряжение». По мнению подполковника фон Нотца, «русская дивизия имела в то время один лишь интерес — самосохранение»{88}. И прежде всего такой интерес имел командир дивизии Буняченко. Только таким образом можно объяснить все его хитрости, на которые он шел в общении с немцами. Об этом говорит и такой факт: «Немецких офицеров больше всего поражал способ командования в дивизии. Командиры полков и батальонов имели командные пункты далеко позади за своими частями, а не среди них, как было привычным в немецкой армии. Например, командир полка подполк. Александров остался за 7 километров позади линии наступления и поэтому мог включаться в ход боя только лишь по радио»{89}.

Потери 415-го батальона 119-го укрепрайона составили: 13 убитыми и 46 ранеными{90}. Первая пехотная дивизия РОА потеряла «370 человек, среди них много офицеров»{91}. В своей книге С. Фрелих сделает глубокомысленный вывод: «Но ни один солдат Дивизии не перебежал к врагу, невзирая на предельное моральное напряжение, а ведь несколько километров разделяло противников… С этой точки зрения Дивизия себя полностью оправдала»{92}. К. Александров, также не хочет признавать очевидное: «Командование 9-й полевой армии вермахта и 1-й пехотной дивизии власовской армии не достигли поставленной цели. В то же время части Буняченко показали неплохие качества, добившись в первый день операции частного успеха там, где его не могли добиться немцы на протяжении двух месяцев»{93}. В его исторических доводах все элементарно: «с учетом географии театра военных действий и абсолютного господства советской артиллерии, надежно прикрывавшей плацдарм, решить поставленную задачу Буняченко не мог».

Однако здесь следует обратить внимание на один, пока никем не отмеченный, но весьма существенный факт. В период с 9 по 15 апреля 1945 г. в полосе 1-го Белорусского фронта проводились мероприятия по дезинформации противника. Их общей целью было: «Создать у противника впечатление о переходе войск фронта на центральном участке к длительной обороне и о подготовке наступления в районе Штеттин и в районе Губен и этим заставить его перебросить часть своих сил с берлинского направления на штеттинское направление и в район Губен»{94}.

Если внимательно посмотреть на карту Берлинской наступательной операции, то можно заметить, что имитация подготовки наступления проводилась на флангах 1-го Белорусского фронта. Именно на его левом фланге 1-я дивизия РОА совершила свою неудачную попытку атаки на плацдарм южнее города Фюрстенберг, где как раз завершался показ подготовки ложного наступления по плану штаба фронта. Например, в полосе 33-й армии противнику показывалось ложное сосредоточение танков, а войскам разъяснялось о необходимости укрепления занимаемых рубежей для длительной обороны. Были проведены и другие важные мероприятия по дезинформации.

По докладу штаба 1-го Белорусского фронта от 15 апреля 1945 г. значительную часть всех проведенных дезинформационных мероприятий противник воспринял соответствующе. Немцы значительно усилили авиаразведку на левом фланге фронта, авиация противника неоднократно бомбила ложные мосты через р. Одер в полосе 33-й армии, а также районы скопления войск ложного сосредоточения на правом фланге. Была усилена и наземная разведка противника на участках ложной подготовки наступления, и особенно на рубеже Фюрстенберг, Губен. При этом отмечалось: «Заметных признаков реагирования противником на проведенные дезинформационные мероприятия на центральном участке фронта не отмечено»{95}.

Командир 2-го полка 1-й дивизии РОА Артемьев, в сущности, подтверждает это своим свидетельством: «Советская оборона не проявила никакого упорства. Встревоженные и обескураженные первыми же выстрелами артиллерийского обстрела советские солдаты организованно отходили со своих позиций в хорошо оборудованные укрытия, почти не оказывая сопротивления наступающим. Зато пулеметный огонь с флангов пронизывал всю линию наступления с близкой дистанции почти в упор. Кроме того, советские минометы интенсивно дополняли огонь пулеметов. Это огневое заграждение было настолько сильным, что продвигаться вперед не было возможности»{96}.

Сразу же после окончания атаки, первая дивизия РОА направилась в тыл. Как пишет С.А. Ауски, «дисциплина еще больше упала. Были даже случаи перестрелок с немецкими частями»{97}. Словом, такая дивизия не хотела и не могла воевать. И Буняченко, пользуясь моментом, принимает давно созревшее решение и отдает «приказ вывести полки из боя, предупредив об этом немецкие части, стоящие в обороне»{98}. Тянуть уже было нельзя. Красная Армия вот-вот должна была начать свое последнее и решительное наступление. Это чувствовалось… Например, 14 апреля 33-я армия вела разведку боем в районах юго-восточнее Франкфурта-на-Одере, северо-восточнее Лоссов и северо-западнее и западнее Визенау. Юго-восточнее Франкфурта-на-Одере разведывательным батальоном 95-й стрелковой дивизии была занята первая траншея противника. А 15 апреля бои возобновились на всем фронте{99}.

И власовцы успели вовремя… Именно 15-го Буняченко увел свою дивизию с фронта. По свидетельству командира 2-го полка Артемьева, «Солдаты и офицеры немецких частей с недоумением смотрели на отходящие русские полки, не понимая, что происходит, так как приказ о смене их власовской дивизией им был уже объявлен. Наступившая темнота дала возможность отвести части, участвовавшие в бою, незаметно для советских войск. Генерал Буссе был ошеломлен действиями дивизии. Он не мог допустить такого грубого нарушения своего боевого приказа и столь дерзкого неповиновения со стороны генерала Буняченко, а поэтому и не был готов к противодействию. Возможно, что он просто не решился на крайние меры»{100}.

16 апреля в 5 часов утра по московскому времени в полосе 1-го Белорусского фронта началась мощнейшая артиллерийская подготовка. 9000 орудий, минометов и более полторы тысячи установок PC БМ(13 и 31) 25 минут крушили первую полосу обороны на 27-километровом участке прорыва. К утру 18-го, благодаря вводу в прорыв 1-й и 2-й танковых армий, был взят мощнейший узел сопротивления Зееловские высоты. А к исходу 19 апреля Красная Армия прорвала третью линию немецкой обороны. Уже 21 апреля с юга к Берлину подошли передовые части 3-й гвардейской танковой армии.

В это время 1-я пехотная дивизия РОА двигалась на юг, в Чехию.

Глава 5.

ВОПРЕКИ НЕМЕЦКИМ ПРИКАЗАМ

Как пишет С.А. Ауски, «1-ю дивизию, после ее ухода с фронта близ Эрленгофа, объединял с немецкой армией один-единственный фактор: зависимость от поставок горючего материала и продуктов питания». И это при том, что 1-я дивизия самовольно уходила на юг, «вопреки немецким приказам, а часто даже как проявление полного неповиновения»{101}.

К слову сказать, этот поход 1-й дивизии РОА был очень странным. Она упорно двигалась вопреки всем приказам и распоряжениям. И двигалась, нужно отметить, совершенно безнаказанно для себя…

Командир 2-го полка Артемьев свидетельствует: «Совершив двумя пешими переходами марш свыше ста километров, дивизия расположилась в промышленном местечке Клеттвиц, где и остановилась на двухдневный отдых.

На следующее утро в штаб дивизии прибыло несколько немецких офицеров-делегатов связи штаба командующего группой армии «Север» генерала Вейса. Они привезли приказ командующего о занятии дивизией обороны на новом участке фронта. Генерал Буняченко подтвердил свое первоначальное решение — двигаться на юг для соединения с другими русскими частями Освободительной армии. Он опять настаивал на том, чтобы генерал Власов приехал в дивизию. Делегаты связи ответили, что генерал Власов занят очень важной работой по русским вопросам, а поэтому прибыть в дивизию в настоящее время не может. Но он прибудет, как только дивизия займет назначенный ей район обороны»{102}. Далее Артемьев приводит достаточно длинную и резкую по тону речь, которую произнес Буняченко во время разговора с немецкими делегатами. В заключение командир первой дивизии сказал следующее: «Не троньте власовские войска, мы не будем вам мешать умирать за Гитлера… Помните, что теперь уже никакими силами вы не сможете заставить нас бороться вместе с вами. Настает ваш конец… но имейте в виду, что если вы теперь попытаетесь силой оружия принудить нас к повиновению, то будет пролито много крови. Мы готовы упорно сопротивляться! Помните, что мы безжалостно будем истреблять на своем пути все препятствующее нам!» А на другой день 1-я дивизия, «пополнив из местных складов свои запасы, к вечеру выступила в дальнейший путь»{103}.