Королевские камни - Карина Демина

Он снова поднялся и, придерживаясь за высокий борт коляски, сделал шаг. Плюхнулся рядом и за руку взял.

— Вы извините, — повторил Джон Талбот, глядя на Ийлэ поверх желтых стекол, — мама говорит, что я совершенно невоспитанный, но не могу разговаривать вот так, когда кричать приходится. Мне нужно видеть человека и…

Он говорил что-то еще, возбужденно, взбудораженно, то и дело порываясь прикоснуться к Ийлэ. Это было неприятно.

— Мне отец показывал каталоги… вообще-то он надеялся, что я пойду по его стопам, стану ювелиром, но, увы, руки грубоваты. Для ювелира если, а вот замки вскрывать — самое оно. Я хоть и молодой, но лучший в конторе. — Джон Талбот улыбался. И казалось, был совершенно счастлив. — И представляете, как я удивился, узнав, что на эту усадьбу ищут спеца! Да я сам вызвался! Я бы и бесплатно поехал, чтобы… а ваш отец, он где?

— Умер.

— Да? — удивился Джон Талбот, и удивление его было ярким, искренним.

Он и сам был ярким, пожалуй, янтарно-желтым, как его очки.

Искренним.

— Мне очень жаль… я, признаться, надеялся… то есть я понимаю, что все ваши ушли… а вы остались, да? Почему?

— Потому что не взяли.

— Да?!

Очки съехали на кончик носа, и Талбот подвинул их пальцем, кожаным, упрятанным в чехол перчатки.

— Вы… извините, — кажется, он понял, что сказал бестактность, — я, наверное, не в свое дело полез… у меня язык поперед головы всегда… и при нанимателях-то я стараюсь помалкивать, но… он сильно злой?

— Кто?

— Пес этот. — Джон Талбот наклонился, и Ийлэ, сама себе удивляясь, тоже наклонилась. — Просто он на меня так поглядывает… а он вам кто?

— Никто.

Не враг уже. Еще не друг.

— Да? Я подумал, что вы… то есть вы и он… ну, бывает же… и вы извините, пожалуйста, что такое… — Джон Талбот умел краснеть и начинал с носа, который сделался даже не красным — пунцовым и ярким. Вспыхнули щеки, задрожали белесые короткие ресницы. — Я опять гадость сказал, да?

— Не гадость, но… почти.

Ийлэ вдруг ясно осознала, что этот странный человек не вызывает у нее ни отвращения, ни раздражения, ни страха.

— Я… я просто восхищался вашим отцом… и мой отец им восхищался… он мне альбом показывал, а еще одну вещицу… нет, она не нам принадлежала, мы не настолько богаты… то есть мы не бедные, вы не подумайте. У отца дело свое и несколько мастерских, лавка опять же… и я сам неплохо зарабатываю. Я новый замок создал, и сейчас на него патент оформляют. А как оформят, то меня в младшие партнеры возьмут. Там, глядишь, и старшим стану. То есть я не бедный.

— Я поняла.

— Вот, — с огромным облегчением выдохнул Джон Талбот. — И нам как-то принесли пудреницу… то есть для нее, дамочки, это была пудреница, а для меня… я никогда такого не видел! Там внутри замочек сломался. Замочек отец и взялся чинить, потому что остальное не тронул бы. Там рисунок такой, камнями выложенный… озеро и на нем две цапли… и главное, что камни драгоценные, но не граненые, шлифованные. Получается вроде как мозаика, но… я не знаю, как это назвать… там камушек к камушку так плотно подогнан был, что стыков не видать вовсе! И рисунок гладкий. И рисунком выглядит, а на деле — мозаика… отец мне позволил посмотреть. Еще сказал, что только один мастер такое сделать способен был… что раньше-то многие, ну, из ваших мастеровали, а потом позабыли… это ничего, что я так, по-простому?

— Ничего. — Близость человека больше не смущала.

— Вот… вроде как если при титулах, то оно и не к лицу… а у него талант… мой отец говорил, что негоже, когда талант, его в землю-то…

В землю.

Это он правильно выразился. В землю. В заледеневшую уже, слегка размытую дождями, но холодную, комковатую, в которую клинок лопаты вгрызался с немалым трудом… и еще песок в часах сыпался быстро… так быстро, что Ийлэ понимала — не успеет.

— Простите, — в сотый, кажется, раз повторил Джон Талбот, касаясь руки. — Я, верно, опять ляпнул чего-то не того, да?

— Да.

Если попросить Райдо, то… он не откажется перезахоронить, весной, когда земля отойдет. Он нормальный, в отличие от того… и он не стал бы убивать.

Талант в землю.

Джон Талбот молчал долго, минуту или две, и о чем-то напряженно думал. От мыслей этих его лицо приходило в движение. Морщины на лбу. И прищуренные глаза. И нос, который шевелится, хотя это невозможно, но все одно шевелится.

Пальцы тарабанят по набалдашнику трости. И Ийлэ уже самой интересно, о чем же таком думает Джон Талбот.

— Простите… — Он облизал губы. — Это, конечно, не мое дело и вообще… но я вот подумал… и решил спросить… а вы не замужем?

— Нет.

В иное время Ийлэ, пожалуй, улыбнулась бы: до того забавен был человек с его смущением и неловкими вопросами.

Замужем? Таких, как она, не берут в жены. В любовницы, быть может… в содержанки… и, наверное, это тоже выход, но от самой мысли о том, что ей придется…

Пришлось бы.

Ийлэ зажала рот руками, сдерживая рвоту. Нет и нет…

— Не замужем. — Джон Талбот почесал нос об изогнутую рукоять трости. — А… вы не хотели бы выйти замуж?

— За кого?

Тошнота отступала, оставив кисловатый привкус желудочного сока во рту, и стереть бы его, но чем… снегом?

Снег далеко, но если попросить, коляску остановят. Пусть бы остановили.

— Ну… — Джон Талбот покраснел сильнее прежнего, — к примеру, за меня…

Он вскинул руку, прерывая поток возражений, которого не было, поскольку Ийлэ слишком растерялась, чтобы возражать.

Замуж? За него? Он человек… всего-навсего человек… и хорошо, наверное… и замуж…

— Я понимаю, что это несколько неожиданно и вообще предложение руки и сердца так не делают. То есть вы меня совсем не знаете, а я не знаю вас, но я уверен, что мы с вами найдем общий язык. — Он приложил руки к сердцу, точнее к серой ткани пальто, и жест этот вовсе не выглядел смешным, как и сам он, маленький человечек в желтых очках. — Поверьте, лучше, чем кто бы то ни было, я осознаю, что мы с вами разные… что я вас не достоин и… но я понимаю, что вам здесь непросто. Я состоятелен. Я уже говорил, что у отца есть мастерские… я единственный наследник… и родители не будут против, когда узнают. Отец точно не будет. А мама только обрадуется.

В этом Ийлэ крупно сомневалась.

— Она давно говорила, что мне жениться пора, и вот…

— Почему?

Один вопрос, но он понял все, что за этим вопросом стояло. И ответил искренне:

— Я хочу вам помочь.

— Мне не надо помогать.

— Или вы боитесь принять помощь? Я сам поговорю с вашим покровителем и уверен, что… мы найдем общий язык. — Джон Талбот выпрямил спину.