Колдунья-индиго - Алексей Яковлев

— Умерла?

— Жива, жива! — успокоил его Панов. — Даже не ранена, всего лишь обморок. Может, вместо нашатыря вонь от твоего квадроцикла поможет ей очнуться?

— А что с Никитой?

Ответом Новикову был тихий стон, слетевший с губ несчастной Юлии. А Глеб лишь пожал плечами. Тут же пановскую пантомиму прокомментировали звуки выстрелов, донесшихся с той стороны, куда ускакал на своем лихом коне Артемов.

— Ты помоги девушке, а я поеду выясню, что с Никитой, и помогу Артемову, — Глеб поднял со своих коленей драгоценную бесчувственную ношу и переложил ее на трясущиеся руки Новикова, затем вскочил на лошадь и понесся к озеру.

Дорогу Глеб отыскал быстро. Даже в автопилотажном состоянии Юлия смогла связно объяснить, как туда проехать, и ее объяснения оказались нелишними, потому что следы лошадиных копыт, по которым вначале ориентировался Панов, свободно могли завести его не в ту сторону. Местные любители конных прогулок не отличались постоянством в выборе маршрута для своих поездок и истоптали просеки и тропинки леса в разных направлениях.

Вскоре в просветах между деревьями засверкала в солнечных лучах водная гладь. На прибитой к дереву ржавым гвоздем полусодранной ветхой фанерине Панов прочитал выцветшую надпись «Пионерское озеро». Над стрелкой, указывающей вниз, на поросшую крапивой здоровенную колдобину, перед всадником открылась панорама уединенного лесного водоема с берегами, густо поросшими кустами черемухи. Ее белоснежные пахучие гроздья своей нетронутостью наглядно обличали неприспособленность близживущих местных аборигенов к прогрессивным рыночным нравам двадцать первого века, а руины полуразрушенной купальни с рухнувшим навесом и покосившимся столбом с еще одной поблекшей фанерной табличкой «1-й отряд» у песчаного пляжа, напротив, свидетельствовали, что с предыдущим веком они шагали в ногу. Теперь вместо бдительного вожатого, следящего за купальщиками первого отряда пионерлагеря «Сосенка», Панова поприветствовала меланхоличным помахиванием хвоста лишь привязанная к столбу под табличкой гнедая лошадь охранника Артемова. Сам страж никандровского достояния с карабином наперевес прятался за остовом купальни и настороженно смотрел, только не на озеро, a в противоположную сторону.

— Ты что тут с карабином залег? — удивился Панов.

— Оттуда стреляли! — опасливо указал в сторону близко подступавшего к пляжу леса Артемов.

— В тебя стреляли?

— А черт его знает, может, и в меня! Я тоже выстрелил в ответ. Но скорее метили в Никиту, он там, — Артемов указал рукой в сторону окраины песчаного пляжа, скрытого низко свисающими ветвями черемухи.

— Никита жив? — обрадовался Глеб.

— Какое там «жив», — безнадежно махнул рукой Артемов, — мертвее мертвого. Там кровищи натекло!

Панов поспешно привязал свою лошадь рядом с артемовской и в сопровождении пятящегося спиной охранника спустился к берегу. У самой кромки воды ничком лежал Никита. Из одежды на нем были только плавки, а все тело и песок вокруг были залиты кровью.

«Да, при такой потере крови в живых остаться вряд ли возможно», — мысленно согласился с Артемовым Глеб, но на всякий случай все же проверил, не подает ли пострадавший каких-либо признаков жизни. Но ни пульса, ни дыхания не обнаружилось.

— Что делать? Никак не могу связаться с шефом! — растерянно мельтешил за его спиной Артемов.

— Ясно что! Вызывайте полицию! Теперь силами службы безопасности не обойдешься, и не топчись здесь! Приедет опергруппа и все осмотрит, как положено. 

Глава 6

Артемов наконец дозвонился до начальника службы безопасности и получил «добро» на вызов полиции. А Глеб, отойдя в сторонку, связался с Медведевым, доложил о трагическом происшествии и спросил, как ему себя вести в сложившихся условиях.

Медведев несколько секунд молча переваривал новость, затем сказал, что выразит соболезнование Никандрову лично, а Панову дал полезные ЦУ:

— Тебя для чего наняли? Усовершенствовать систему охранной сигнализации и искать сообщников похитителей хозяйского сына в никандровском окружении. Вот и занимайся своим делом. И помоги в расследовании убийства Никиты. Если тебя об этом попросят.

Потом приехали оперативники из местного ОВД и работники районной прокуратуры. Панова опросили как свидетеля, но о его совместной работе с оперативниками и прокурорскими не было и речи. Напротив, местные пинкертоны смотрели на Глеба чуть ли не с большим подозрением, чем на всех прочих. А познакомившись с сотрудниками оперативно-следственной бригады поближе, Панов сделал вывод, что с опытными кадрами в области такая же напряженка, как и в столице.

Возглавлял бригаду молодой, чтобы не сказать юный, следователь областной прокуратуры Духанский. Недостаток следственного опыта он стремился компенсировать дотошностью, а мизерный стаж работы в прокуратуре — подозрительностью. Панов попытался было предложить Духанскому свою помощь в расследовании преступления, но ответом на эту любезность стал лишь пронзительный взгляд исподлобья, который лучше всяких слов объяснил Глебу, что он сам же является главным подозреваемым в злодейском убийстве. Похоже, Духанский установил связь между приездом Панова в бывшие «Сосенки» и случившимся тут же убийством Никиты. Как ни пытался Глеб доказать упертому следователю, что «после» не всегда означает «поэтому» и что он даже по времени никак не успевал доскакать с той просеки, куда они с Артемовым ошибочно свернули, до озера, чтобы убить Никиту, а затем одновременно с Юлией вернуться к развилке, Духанский лишь подозрительно взирал на него исподлобья и демонстрировал схему, на которой злополучную просеку и озеро напрямик соединяла узкая тропинка, до которой Панов то ли не доехал, то ли второпях и по незнанию местности не заметил. Этот последний довод Духанский., по-видимому, считал самым уязвимым местом в пановских оправданиях и всячески пытался выяснить, не бывал ли Глеб в этих краях раньше, не проводил ли, проще сказать, предварительную рекогносцировку на местности? В конце концов Панову надоело убеждать упрямца в своей невиновности, он плюнул и заявил, что когда Духанский сам убедится в абсурдности своей версии, он будет к его услугам и окажет посильную помощь в поисках убийцы или убийц. А пока займется тем, для чего Никандров его и нанял, то есть проверкой и модернизацией охранной сигнализации поместья. Так что Духанский остался со своим пронзительным взглядом из-под насупленных бровей беспомощно барахтаться в трясине лопающихся одна за другой, как болотные пузыри, несостоятельных версий, а Панов озаботился проверкой электронных и прочих средств, предназначенных для охраны персон и имущества никандровского семейства, попутно знакомясь с многочисленной прислугой особняка и обширного поместья.

Помимо охранников и их начальника, домработницы Оксаны и горничной Юлии Лидии, с которыми Глебу уже довелось общаться по приезде, с Лидой, правда, только «орально», господ обслуживали еще домоправительница Надежда Тимофеевна, тощая особа лет сорока, крашенная под платиновую блондинку с гнедыми подпалинами у корней волос; горничная госпожи Никандровой Елена, не совсем Прекрасная, но тоже ничего девушка, хотя и на затянувшемся выданье; садовник Вадим Васильевич, худощавый мужчина далеко за сорок, совмещавший свою садовую деятельность с кормлением опекаемых Юлией приблудных псов и чисткой их вольеров; повар-китаец Ван, которого все звали Ваня, и подсобный рабочий на кухне Алишер — гастарбайтер из братской среднеазиатской республики СНГ. Охранники по совместительству служили водителями высоких персон или, наоборот, водители были охранниками. Ко всем этим людям Панов приглядывался и старался сойтись с ними поближе, памятуя о главном своем задании — установить источник утечки информации из особняка Никандровых к похитителям Дэна. Но был человек, точнее, особа, с которой Панова побуждали сблизиться не обязательства контракта, а веление собственного сердца, пораженного сразу двумя божественными лучниками: Амуром, богом романтической любви, и Эротом, божеством плотского вожделения, по-современному — секса, метящего обычно не столько в сердце, сколько в другие, не менее прекрасные, но не столь возвышенные части возлюбленных тел. Какая мифологическая стрела и в каком органе его тела засела глубже, Глеб пока не решил, но чувствовал, как постепенно дозревает до кондиции знаменитого поэта, в порыве страсти восклицавшего: «Хочу упиться роскошным телом! Хочу одежды с тебя сорвать!» Вид Юлиного тела, обнаженного волею случая значительно ниже пупка, оставил неизгладимое впечатление и в его сердце, и во всей телесной субстанции, и если не сорвать грубо оставшиеся в тот раз на девушке одежды, то совлечь их в более подходящей обстановке он был очень даже не прочь.