Пылающий мост - Виктория Угрюмова

– Прикажите гуахайоке Гейерреду всячески содействовать мне.

– Прикажу, – кивнул головой король.

Владыка гемертов и ромертов не любил запутанных интриг, предпочитая править честно и справедливо. Это было редкое качество для государя, и, возможно, не так уж долго бы он процарствовал, если бы не помощь двух доверенных министров – Джуо и Дауага. Эти двое вовсю интриговали, оставаясь при этом преданными своему королю. Аджу Экапада и тот и другой ненавидели от всей души.

Военачальник Мерроэ, прославившийся во многих сражениях гуахайока Гейерред, тоже считал мага своим кровным врагом. Однако все признавали, что маг часто оказывался неоценимым помощником, и поэтому закрывали глаза на личную к нему неприязнь.

Завтрак существенно поднял настроение Колумеллы. Супруга была обворожительна и мила, новый костюм удивительно шел ему, все блюда и напитки странным образом сочетались с настроением и внешним видом короля (именно умение все сочетать и было одним из главных секретов Пру). Королева оказалась в таком прекрасном расположении духа, что после трапезы Колумелла снова удалился в опочивальню, приказав не беспокоить его ни по какому поводу до ужина.

Услыхав эту новость, придворные отправились по своим делам, за исключением тех, кто в этот день дежурил при персоне короля, а слуги стали передвигаться по дворцу немного медленнее, позволив себе расслабиться.

Аджа Экапад отправился к Гейерреду.

Гуахайока был уже далеко не молод. Грузный, рано поседевший, когда-то красивый, а теперь скорее мужественный, нежели привлекательный, полководец считал лучшей войной ту, что не началась. В юности он рвался в любую битву, стремясь таким образом доказать и свое личное мужество, и талант военачальника. С годами же, перевидав сотни и тысячи смертей, ни одна из которых не была своевременной или оправданной, гуахайока стал ярым приверженцем мира. Колумелла был для него идеалом монарха – монарха, не желавшего расширять пределы своего государства. При прежнем правителе Мерроэ войны велись часто и с переменным успехом. Но даже победы иногда оборачивались своей противоположностью, ибо население захваченных силой земель не желало мириться с таким поворотом событий.

Алчный, охочий до власти Аджа Экапад казался гуахайоке опасным именно из-за своего стремления к насилию.

– Что тебе нужно, Ворон? – спросил он хмуро, когда чародей возник на пороге оружейного зала.

Гейерред старался поддерживать форму и теперь орудовал топором, кроша в щепки деревянный манекен, изображающий высокого воина. Появление мага заставило его прервать это занятие, и он оперся на рукоять боевого топора, выжидая, что теперь сообщит ему нежданный гость. На памяти полководца Аджа Экапад никогда не приходил с хорошими вестями.

– Король велел тебе слушаться меня и немедленно выделить мне отборный отряд из сотни, лучше – двух сотен рыцарей, для проведения важной военной операции, как того требуют интересы Мерроэ.

– Король не мог так сказать, – буркнул гуахайока.

– Хорошо, ты прав. Король сказал иначе, но смысл остался прежним. Мне нужно двести рыцарей, искусных в ратном деле и храбрецов.

– Другие рыцарями не становятся, – сказал Гейерред. Ему не по душе была затея Экапада, но, верно, король знал, что делал. – Я дам тебе двести человек. Когда они тебе нужны?

– Сегодня к вечеру. Мы выступим на закате. Нам придется добраться до границы с Сараганом и пересечь ее.

– Ты с ума сошел! – рявкнул Гейерред. – Это же значит – объявить свою нелояльность Зу-Л-Карнайну и втянуть себя в войну с ним! Это значит – потерять все!

– Если ты считаешь себя неспособным противостоять этому мальчишке, то не думай, что у короля нет других полководцев. Мы дадим отпор дерзкому аите, если он решит связаться с нами! Но, надеюсь, он и не узнает о нашем присутствии...

Гуахайока был мужественным человеком. Настолько мужественным, что нашел в себе силы процедить сквозь зубы:

– Ты прав, Экапад, я действительно не способен противостоять императору. Но я не знаю ни одного полководца, который бы смог это сделать. Зу-Л-Карнайн – военачальник от рождения. И равных ему не сыщется на всем Арнемвенде.

Аджа Экапад улыбнулся, но промолчал. Незачем было кричать на всех углах об урмай-гохоне Самаэле, прозванном Молчаливым, и своих планах относительно этого великого воина.

А вслух маг произнес:

– Я обещаю тебе, что Зу-Л-Карнайн не узнает о нашем посещении, и клянусь, что это никак не повредит Мерроэ и не причинит вреда нашей стране.

– Хорошо! – как всякий честный человек, Гейерред верил данному ему слову. – Я распоряжусь относительно отряда...

И изо всех сил ударил топором деревянного болвана. Манекен, окованный железом, треснул и распался на две части.

С наступлением весны урмай-гохон обрел былое душевное равновесие. Скорбные сны более не тревожили его, а войско в последнем сражении показало такую дисциплину и выучку, что теперь Самаэль не побоялся бы вступить в сражение с самим Зу-Л-Карнайном. И ничто, кроме расстояния, их разделявшего, не препятствовало этому.

Как только снег растаял и под теплым весенним солнцем дороги немного подсохли, Молчаливый велел народу танну-ула готовиться к величайшему сражению – к схватке за власть над Вардом. Самаэль верно рассчитал, что властители сопредельных королевств не станут помогать Зу-Л-Карнайну в этой войне, надеясь, по обыкновению, что два урроха загрызут друг друга, предоставив шакалам возможность пировать над их трупами. Но урмай-гохон был настолько уверен в своей победе, что его мало беспокоили чаяния иных государей. Главное было разгромить аиту, захватить его земли и сокровища. Остальные страны не представлялись ему опасными. Что же касается Запретных Земель, то их Самаэль собирался завоевать в последнюю очередь, укрепившись на Варде в качестве единоличного владыки.

Архан Дуолдай, сильно выросший и возмужавший за прошедший год, явился по приказу своего повелителя в его покои. Юный гохон никак не мог забыть свое путешествие в Курму и встречу с аитой. Он знал, что император – враг урмай-гохону, но никак не мог побороть чувства искренней симпатии, уважения и восхищения, которые вызвал в нем фаррский воитель. К тому же он не мог забыть Кахатанну. Однако Архан Дуолдай благоразумно держал при себе эти мысли.

– Все ли готово? – спросил его гигант, облаченный в диковинный, но строгий наряд.

Молчаливый владел искусством сочетать несочетаемое. Так, его костюмы неизменно вызывали удивление и восхищение, но при ближайшем рассмотрении оказывались до невозможности простыми, недорогими, что приводило нарядных вельмож в неистовство. Они бы и хотели подражать своему повелителю, но у них не хватало не то выдержки, не то вкуса.

Северные князья единодушно признали, что вождь варварских племен сильно отличается от всех своих подданных. Он был прирожденным аристократом – множество мелочей указывало на его высокое происхождение. И хотя никто не осмеливался копаться в генеалогии Самаэля, по покоренным им землям ходили упорные слухи, что сын Ишбаала появился на свет от союза грозного бога и заморской царевны.

– Все готово, Молчаливый, – поклонился молодой гохон.

– Я доволен тобой, Дуолдай. Что еще?

– Прибыл к тебе странный человек. Ведет себя так, будто ему неведома твоя мощь и власть либо он тебя не боится.

– Это хорошо, что не боится. Чего ему нужно?

– Ничего не говорит этот старик. Однако если Молчаливый позволит, я бы сказал, что следует его принять. Он умен, он мудр, он силен и опасен для тех, кто ему враг.

– Необычный человек. Из здешних?

– Нет, урмай-гохон. Из пришлых. И здешние князья неровня ему.

– Быстро ты начал разбираться в князьях... – Кривая усмешка приподняла правый уголок рта исполина.

Все знавшие Самаэля поражались одной его особенности – кожа его оставалась такой же гладкой и шелковой, как у младенца. Золотисто-коричневый атлас напоминала она смотрящему. Вот и сейчас легко разошлась складка у рта, разгладилась, не оставив следа. Архан Дуолдай подавил дрожь в голосе и спросил:

– Звать ли старика?

– Зови, – махнул рукой урмай-гохон.

Тот, кто вошел в его покои в сопровождении трех дюжих багара, вооруженных с ног до головы, стариком мог называться лишь потому, что иного слова Архан Дуолдай не подыскал. Тем не менее такое определение гостю не подходило. Скорее его следовало называть долго жившим . человеком.

Был он невелик ростом, сухощав, подтянут и строен, как юноша, хотя седые волосы и суровое обветренное лицо с ястребиным носом и прозрачными голубыми глазами выказывали опыт и умудренность, присущие старости. Двигался же этот человек слишком легко и плавно, для того чтобы заподозрить, что годы оставили на нем свой след.

– Кто ты? – спросил Самаэль, чувствуя, что вошедший ему интересен.