Тайна горы Сугомак - Юрий Гребеньков

В глухую полночь нагрянул Чурпейка в барский дворец. Всех собак в заводском поселке перебудил. Добудился до Расторгуева. Во дворце свечи вспыхнули. Вскорости сам Расторгуев в передней показался.

Чурпейка хозяину в ноги бухнулся. Псом побитым заюлил. О заворуйстве горщиков поведал. О припрятанном на дне шурфа золоте. Потом о надзирательской верности да честности начал распинаться.

У Расторгуева при упоминании о золоте шальной блеск в глазах полыхнул. Он и договорить не дал Чурпейке. Сразу заорал:

— Не тяни словоблудство! Золото показывай! Воров выдавай!

В руках тросточку из орехового дерева держит. С железным набалдашником. Тут Чурпейка и достает из кармана платочек. С золотой находкой. Расторгуеву невтерпеж. Из Чурпейкиных рук жужелицу выхватил. Вес соблазнительный. Трясущимися пальцами развернул и от злости онемел. Вместо золота лежит в платочке большой желтый слизняк. Весь смрадным зеленым мохом выпачкан.

Когда с Расторгуева оцепенение сошло, накинулся он на Чурпейку. Железным набалдашником-то хлобыстнул по лошадиной надзирательской голове.

— Взять его! — крикнул заводчик слугам. — Да на пожарной попотчуйте! Чтобы хозяину больше среди ночи всякую гадость не привозил.

Не зря же говорится: не рой яму для другого — сам в нее попадешь. Отлежался Чурпейка после хозяйской награды. На прииск приехал. Стал ждать случая, чтобы кипяток злобы на горщиков выплеснуть.

По прииску весть, как птица, разлетелась. Надзиратель-то сеченый приехал! Народ посмеиваться начал. Людские усмешки Чурпейку еще больше распалили. Вовсе остервенел.

Однажды вечером Аксютка на свидание к Петрухе прибежала. Но и к Андриянычу у ней дело нашлось. Села у костра и горщикам о Чурпейкиной находке да сеченой надзирательской спине рассказала. Петруха рассказанному не поверил. Только Андрияныч сидит и головой кивает. Потом хворосту в костер подбросил и говорит:

— Смотрю я на любовь вашу молодую. Уходить вам с прииска надо. Неровен час — беда нагрянет. Видите, у лесной тропки валун лежит. Голый, шершавый, как ладонь старателя. Когда у меня отец живой был, этот валун маленьким камешком красовался. А сейчас вырос. Заматерел. О том, что камни растут, многие знают. А вот про моховую шубу камней редко кто слышал. Потому большие камни голыми и лежат, что в них самоцветы да самородки не прячутся. Бросовая порода в них. Сланец да змеевик. Такие камни размером привлекают, да толку в них нет. Воз с пустыми бочками тоже велик и знатно гремит, да хмелем голову не обнесет. Обращать внимание на маленькие камни надо. Которые к земле пригибаются, в росте уменьшаются да от глаз людских прячутся. Древним мохом, как в зеленую парчу, обряжаются. Счастливая да богатая доля в них спрятана. Не в том дело, что мох любит на холодных камнях расти. В другом здесь закавыка. Живет в уральских краях хранительница самоцветов да самородков. Люди Моховушкой ее называют. Редко кто ее видел. Есть у Моховушки под землей палаты каменные. Поставлен там станок ткацкий. Мхи не сами растут да камни одевают. Ткет моховую зеленую парчу Моховушка. По старинным образцам ткет. Сама певунья, рукодельница да мастерица. Мне ее видеть не приходилось. А песни ее слышал. Хорошо поет. Где Моховушкина песня зазвенела, там только успевай к моховым узорам камней присматриваться. И узор тот заведомо разный. То зелеными цветами мох набросан, то елочками, или озерная рябь на гранитных камешках плещет. Положит Моховушка самоцвет дорогой или самородок внутрь бросового камня и свой знак оставит. Заметку, куда богатство спрятано.

Я, ребятки, за старательскую жизнь на том месте, где Моховушкины песни раз услышал, немало самоцветов набрал. И научился по моховому узорочью секреты самоцветных кладов разгадывать. Случалось, увидишь Моховушкин знак. Понадеешься на богатимый самородок. В уме поскаредничаешь. О собственной наживе подумаешь. Начнешь замеченный камень разбивать. А он пустой. В середке только форма прежнего самородка или самоцвета осталась. Это Моховушка про мои мысли узнала и спрятанное богатство убрала.

Пальцы у ней тонкие, длинные, прозрачные. Как друзы горного хрусталя. Сквозь любую породу проходят и следа не оставляют. Когда Моховушка мхи ткет, то руки у нее, как у наших заводских девок. А когда в камни самоцветы прячет да мхом их одевает, то пальцы у нее растут. До самых маленьких и дальних окатышей дотянуться могут. И в разговоре не зря я про горный хрусталь упомянул. Находят его друзы в земле. И считают люди, что это обломанные Моховушкины пальцы. Поторопится или спугнет кто. Обломит и оставит.

Только Андрияныч рассказывать закончил, как прямо к костру Чурпейка выкатился. С ним заводские стражники. Надзирательская охрана. И на старого горщика зверем набросился.

— Девку к себе привел! Заворуй старый!

И стражникам приказал:

— Хватайте девку! А с горщиками я сам поквитаюсь!

В руках у надзирателя семиплетка и на конце чугунная гирька привязана. Замахнулся Чурпейка на Андрияныча и обмер. Вместо горщика у костра каменная глыба оказалась. Размером в человеческий рост. И тут же расти начала. В полсосны вымахала.

Чурпейка сразу голос потерял. Шипит только. И чувствует, что ноги у него холодом обнесло. А стражники по бокам в каменные статуи превратились.

Тут костер сильнее полыхнул. Поляна далеко осветилась. И рядом с костром звонкая песня послышалась:

Я, девчонка Моховушка,Тку полотна моховые.Самоцветы, самородкиПрячу в камни вековые.

А тьму еще дальше в лес радужным светом отодвинуло. Светло сделалось вокруг. Как будто летний полдень взошел над поляной. И увидели Петруха с Аксюткой маленькую пляшущую девушку. Как бабочках цветка на цветок порхает, так и девушка с камня на камень прыгает. Одежда на девушке зеленая. Словно из тонкого листового малахита пошита. А повнимательнее приглядись — моховая парча это. В косах ленты тоже зеленые. На концах в моховые цветы закручены. Заколки самоцветными камнями отделаны. Личико белое. Словно горный хрусталь светится. В руках шкатулка с золотыми самородками да самоцветами красоты невиданной. Свет из шкатулки бьет. Чем ближе к влюбленным приближается, тем ростом выше становится. К костру подлетела и с Аксютку выросла. И лицом сделалась на Аксютку похожей. Не зря, значит, говорят, что Моховушка всегда в обличье любимой девушки к парню выходит. Так оно и оказалось.

Моховушка шкатулку с драгоценностями на землю положила и хрустальными пальцами к скале прикоснулась. Враз исчезла скала. Надзиратель же к этому времени по горло в камни врос. Тут свет в лесу потух. Девушки Моховушки не стало.

С тех пор, говорят, оскудели золотые запасы Соймановской долины. Самоцветы пропадать начали. О самородках и говорить не приходится. Старые горщики на Моховушку ссылаются. Она здесь поработала. Если где людям открылась, то обязательно с этих мест уйдет. В Ильменских горах, говорят, поселилась. Туда ее след тянется. Там все уральские дорогие самоцветные богатства собраны.

А Аксютка с Петрухой нашим заводским тоже больше не встречались. Набрали, говорят, самоцветов и зажили в другом месте, горя не зная. Андрияныч же, сказывают, в услужение к Моховушке ушел. Ведь опытные горщики везде нужны.

И стоят возле Чурпейкиной елани, что по дороге на Карабаш, четыре каменных столба. Выщерблены они дождями, ветром и временем. И растет на каменных столбах белая трава-ковыль. Старики говорят, что это поседелые от страха смертного стражниковы волосы. А между ними валун лежит, на конскую голову похожий.

ЧУГУННОЕ СЕМЕЧКО

До Каслей при летнем солнышке с Нижне-Кыштымского завода по озерам доплывали. О красоте каслинских девчат по всему Уралу молва летела. В Кыштыме же, наоборот, парни по силе да могучести как на подбор вырастали. Хотя заводчиком рыбная ловля запрещалась и мастеровым лодки мастерить не разрешалось, но кыштымцы в гости к соседям по воде добирались. По травакульским лабузам долбленки в камышах прятали. Из липового теса плоскодонки ладили.

Чугунное литье в Касли тоже из Кыштыма ушло. И там славе в глаза бросилось. Не сразу, конечно. А вместе с крепостными мастерами по каменным горкам бродило. К красоте земли уральской присматривалось. В огне плавилось и хорошело. В рабочих руках обтиралось, молодело и мастерством покоряло.

Каслинские умельцы художественного литья и в наши дни про выдумку вспоминают. Нет без нее мастера. Остается только литейное ремесло бросить и другой работой заняться. Но и выдумка выдумке рознь. Одна для радости людской. А от другой беды да горести.

Когда каслинцы чугунным литьем начали мир удивлять, то негласными управителями Кыштымских и Каслинских заводов Зотовы оказались. Про их волчьи повадки много страшных рассказов в народной памяти сохранилось. Хотя Зотовы в Кыштыме барский особняк имели, но в Каслинский завод тоже часто заглядывали. Прислуга в господском доме сплошь из каслинских девок была набрана. Как в березовый туесок, красная ягодка к ягодке. Каслинцы каждое слово нараспев выговаривали. Да еще с чудными приставками. Бывало, выйдет мужик на крыльцо и поет хозяйке: