Тим и Дан, или Тайна «Разбитой коленки» - Ирина Краева

Тим ткнул огненную стену крепко сжатым кулаком. Нестерпимый жар проглотил руку по локоть. Со слезами на глазах Тим ударил пламя другим кулаком. Красные голодные языки набросились, обгладывая руки и лицо.

— Эй, хватит дурить, — кричал Тим всё громче и громче от боли. — Перестань паясничать, Д-дождик! Неожиданно у огня округлились глаза — мерцающие угли с ресницами-искрами — обозначился огромный алый рот и две ноздри-ямы, из которых валил дым.

— Что ты сказал? Повтори, — хриплым голосом потребовал Огонь. Он застыл горячей стеклянной глыбой. — Ты, мальчик, случайно ничего не перепутал?

Тим только головой покачал, жмурясь от боли. Огонь помолчал.

— Выходит, можно не гореть, не поджигать других, а доставлять им удовольствие? Грибы, например, выращивать? Какая освежающая мысль! — С удивлением проревел Огонь. — Ты не врёшь, мальчик? Куда пожелал, туда и пролейся? Хочешь — по речке пробегись, аки посуху, хочешь — волка в нору загони, хочешь — в сыроежку брызни, чтобы знакомого зайца чистой водицей угостить. Красота!

— Тебе нравиться? — Тим отчаянно дёргал зажатыми в пламенеющей глыбе руками.

Огонь задумался и спустя минуту торжественно кивнул.

— Да-а, как же мне раньше такая идея в голову не приходила? Ах, всё она, инерция мышления: сказали — гори, вот и горишь. Спасибо тебе! Надоумил! Я теперь, пожалуй, никого пожирать не стану, самый большой вред от меня будет — насморк. Клянусь молнией!

С этими словами Огонь отпустил руки Тима и, обернувшись сиреневой тучей, взмыл вверх. Закапал дождик. Одна капля. Вторая. Огонь пробовал, как у него это получается. И затарабанил от души. Тим, подстанывая от боли, разжал кулаки, протянул обе ладони с лопнувшей кожей под капельки. Боль исчезала. Кровавые раны стянулись в белые бугристые шрамы. Ветерок несильно дёргал обугленные лохмотья джинсовой курточки.

— Ну что ж, можно сказать, мы имеем отличный результат, — усмехнулся Тим, оглядывая себя. — Потеряли всего ничего — какие-то рукава, зато у нас появилась отличная безрукавка!

— Кукареку! — Раздалось по всему лесу. Петушиный голос, очевидно, был усилен громкоговорителем: — Кукареку!

Ранний петух, деликатно отвернувшись от микрофона, прочистил горло. И ещё более деловито, хорошо поставленным голосом сообщил:

— Передаём сигналы точного времени. Начало третьего сигнала соответствует пяти часам московского времени. Кукареку. Кукарек! Ку-у!

И вслед за этим сообщением где-то вдалеке вновь послышался страдающий крик неизвестного Зверя. Он будто с кем-то прощался. Тим подумал, что им ещё предстоит встретиться и вряд ли эта встреча станет самой приятной для них обоих.

Когда он вернулся к Обиде, она уже не спала.

— Ах, — сказала она, сладко потягивая крыльями. — Меня разбудил какой-то ненормальный петух. И стоило ему так орать на весь лес? Как только он заголосил, бабушка куда-то пропала. С ней я так чудесно выспалась, как в детстве.

— Чем сказка кончилась?

— Да проспала я, не дослушала. А вот сны мне смешные снились. Будто бы Мальвина решила поменяться со старухой Шапокляк ролями. А Карабас-Барабас влюбился в озорную старушку. Это, говорит, и есть женщина моей мечты, кожаные штаны ей подарил. Мальвина подружилась с крыской Лариской, стала носить её на плече. Увлеклась биологией, решила вести передачу «Зверятам о ребятах».

— Нам пора идти, — сказал Тим и тут же без сил повалился в траву, засыпая.

Глава вторая, в которой Тим и Обби знакомятся с братьями Древесняками, нашедшими Своё Место

— Хорошо утром в гостеприимном лесу ласковой страны Видении. На утомленные головушки буйных пут… Тьфу! На буйные головушки утомленных путников упали первые лучи восходящего солнца, — язвительным голосом вещала Обида, враскачку шлёпая за идущим по тропинке Тимом. Они шли извилистой просекой, прорезавшей себе путь между сосен и зарослей дикой малины.

Жёлто-сине-красные солнечные лучи, как шпаги, пробили наискось изумрудные кроны. Трясогузки усаживались на них возле самых верхушек деревьев и, лихо свистнув, скатывались по цветному гладкому лезвию. Лесная малина, поёживаясь, стряхивала с колючек капли ночного дождя. Поблизости подрагивала и шумно бранилась на кого-то мелкая речка, скача по каменистым порогам. Треск, дребезжание, чьи-то вскрики и посвисты казались Тиму обычным утренним переполохом. Однако Обби слышала в нём нечто другое: — Местные пернатые не отличаются гостеприимством! Филин скрипит, как дверь в доме с привидениями, трясогузка аж расхохоталась от нервного любопытства, кукушка рычит, как недоеная корова. От такой какофонии у меня мелькают перед глазами бабочки и мочки, тьфу, бабушки и внучки! Два раза тьфу! Бабочки и мошки!

— Сарынь на кичку! Ура-аа! Га-гаааа! — Гаркнула тысячеголосая армия. Друзей окружил топот невидимых людей, лязгнуло оружие, героически заржали кони, загрохали деревянные колёса телег. Тим и Обби испуганно оглядывались по сторонам, но нигде никого не было видно. Только берёза вокруг да малина, нарядные ёлки сыпят изумрудными лучиками, трясогузки качают хвостами.

— Заряжай! Пли! — Зычный голос рявкнул с такой силой, что взорвались два ближайших муравейника — мураши дождём сыпанули на сосны. Торжественно и злобно шипя, над головами путников пролетело невидимое ядро. Мальчик и лебедь только чихнули от кислого запаха пороха, упали в траву, зажмурив глаза, ожидая удара. И вместо него Тим ощутил на щеке робкое щекотание мохнатого хобота. «Мамонтёнок!» — Подумал он. Открыл глаза — перед ними по-прежнему простирался обычный лесной пейзаж.

Недоумённо переглянувшись с лебедихой, они двинулись дальше.

Через некоторое время мальчик заметил, что как только он приближался к берёзе, ему отчаянно хотелось петь, лёгкие наполнялись воздухом, рот распахивался сам собой, и из него вырывались басовитые вопли, среди которых можно было разобрать слова: «Во поле машина стояла, во поле пожарная стояла». «Лю-ли, лю-ли стояла», — с явным удовольствием не в такт подтягивала Обби и по-цыгански отчаянно трясла головой с зелёными волосками.

Ей, кстати, тоже приходилось несладко. Стоило поравняться с осиной, как на бедную птицу нападали приступы актёрского мастерства: закатив глаза, она обращалась к Тиму жеманным голосом: «Ваше сиятельство, вы не видели, куда запропастились мои подвески? Я хотела бы на сегодняшнем балу непременно быть в подвесках, которые вы изволили мне подарить». А когда Обби склёвывала крупную земляничинку, настроение у неё резко портилось: «Терпеть не могу эти арбузы. Тим, мы немедленно уходим с бахчи. Я предпочитаю бананы!» Только после того, как Тим брал её на руки и бормотал в ухо ласковые слова, лебедь приходила в себя.

Несколько раз к нашим путникам подлетали огромные оранжевые глаза-блюдца и молча на них дивились. Говорить глазам было нечем. Это были просто глаза с белыми веками и белыми ресницами — и всё, без добавлений в виде носа, рта или хотя бы ушей. Поморгав, они исчезали, оставив после себя в воздухе пёстрые полоски.

— Глаза нам только показались, — суровым голосом предупредил Тим подружку, которая задохнулась от страха.

— Ну да, — охотно согласилась Обби. — Нам оранжевые глазки просто показались — показались и исчезли.

На это Тим лишь хмыкнул.

Некоторые деревья парили в воздухе, не запустив в землю ни одного корешка, и поэтому свободно перемещались по всему пространству леса. Раз, наверное, пять наши друзья прошли мимо любопытной рябины, вылупившей на них сотни рыжих глазок. А особенно подозрительная ель, то и дело вырастая прямо посреди узкой тропинки, раз десять общупала их своими колючими ветками. Друзья старались идти, как ни в чём не бывало. Вдруг неподалёку раздался сильный хлопок — и на Тима шмякнулось с десяток липких существ, напоминающих лягушек, обросших ежовыми колючками, только красными и длинными.

— Обильна и многообразна флора и фауна местного леса, — испуганно бормотала Обби, выдирая из волос Тима возмущённо орущих легоёжиков и зашвыривая их в заросли бузины.

— Не приличный лес, а сплошной день рождения — на каждом шагу подарки, и всё такие, о которых и не мечтали, — пробормотал Тим, с интересом оглядываясь. Если честно, ему здесь нравилось.

— Сдаётся мне, под каждым кустом можно встретиться с обладателем удивительно крепких зубиков, всегда готовых превратить нашу костно-мышечную систему в малопривлекательный набор разрозненных суставов и сухожилий. Сказать по правде, моя центральная нервная система находится в критическом состоянии! — Чтобы унять дрожь в голосе, Обби закричала на весь лес: — Но между тем отважная царь-лебедь Обби и её верный спутник мальчик Тим продолжают свой нелёгкий путь, хотя и опасаются расстаться с самым дорогим, что у них есть: друг с другом, — тут она перешла на шёпот, — Тим, я не удивлюсь, если мы с тобой станем для кого-нибудь сытным обедом!