Гриада - Александр Колпаков

— Стоило! Стоило, брат! Наука требует жертв! Не правда ли? — и он снова удовлетворенно потер руки.

— Но кто сообщил бы об этом открытии людям? — напомнил я ему.

— Ах, да… ты прав.

Самойлов вдруг сделался серьезным.

Лишь теперь я отчетливо вспомнил все, что видел, теряя сознание, и сильно встревожился за академика.

— Вы очень бледны. Вам плохо? — спросил я.

— Пустяки! А как ты себя чувствуешь?

Я попытался встать и не смог. Это была скорее не мышечная слабость, а безотчетная апатия, неумение сосредоточить волевое усилие на механическом движении мышц. Я сказал об этом Самойлову. Он кивнул головой: — Этого следовало ожидать. Нервная ткань наиболее восприимчива к малейшим изменениям. Распад ничтожной доли ее — и вот…

Он замолчал, присел в кресло и потер ладонью лицо.

— А вы?.. Как же вы? — снова спросил я.

— Очевидно, у меня больше нервной массы, устойчивее мозг. Да ты не расстраивайся, — ободряюще улыбнулся академик. — Вероятно, твой организм быстрее подвергается внешним изменениям, но он так же быстро сможет восстановиться, а вот мой старый организм трудно вывести из строя, но зато и восстановить нелегко.

— Вам нужно прилечь, — потребовал я.

— Я еще могу продержаться, — возразил он тоном, не допускающим возражений. — Поправляйся скорее. — И нетвердой походкой тяжело прошел в Централь управления.

После ухода Самойлова я попытался подняться.

Но это было нелегко. Я сосредоточил свое внимание на том, что мне необходимо опустить на пол правую ногу, затем левую. Чтобы опустить на пол обе ноги, потребовалось нечеловеческое усилие. Прошло немало времени, пока я смог сесть. Наконец, собрав последние силы, я поднялся и, цепляясь за стены, двинулся за Самойловым.

В штурманской рубке все было по-прежнему.

Успокоительно мерцал овал искателя. Стрелка указателя скорости стояла левее красной черты. Акцелерограф показывал отрицательное ускорение, то есть замедление движения. Наш сумасшедший полет был приостановлен аварийным роботом. Повинуясь руке академика, нажавшей кнопку, робот привел в действие тормозную систему. Сейчас «Урания» летела по инерции. Лишь после того, как УЭМК уточнил программу торможения, я заметил, что Самойлов едва держится на ногах.

— Давай ляжем в анабиозные ванны, — вяло произнес он. Его усталые глаза лихорадочно блестели сквозь стекла сильных очков. — Пока скорость «Урании» упадет до заданной величины, надо хорошенько отдохнуть.

Я с трудом открыл глаза. Слабо мерцал голубой огонек сигнальной лампочки реле. Циферблат показывал, что прошло восемнадцать суток местного времени. Анабиозная жидкость, булькая, уходила в резервуар консервации. Тело сладко ныло, возвращаясь к обычному ритму жизни. Сознание заработало четко и ясно. Я быстро совершил процедуру пробуждения и пошел в рубку. Еле слышно пели силовые ноля квантового преобразователя. Убедившись, что астронавигационные приборы работают нормально, я погрузился в изучение траекторий на экране ориентировки. Ощущение какой-то неправильности в их расположении слегка обеспокоило меня.

Вдруг за моей спиной неслышно появился Самойлов; он тоже успел пробудиться и был озабочен.

Вероятно, он также почувствовал что-то неладное.

— Встал уже? — улыбнулся он и тут же перешел на деловой тон. — Что-то неладно у нас с траекторией. — Он беспокойно посмотрел на экраны обзора, где ярко сияли чужие звезды, потом озадаченно вгляделся в карту Галактики под силуэтом ракеты-искателя. — Нужно определить наше местоположение.

Прибор звучал как-то глухо, а носик ракеты показывал в… никуда. Мы переглянулись. У академика вытянулось лицо.

— Как, по-вашему, — испуганно спросил я, — где мы можем сейчас находиться?

— А я тебя хотел спросить. Где угодно, даже в соседней Вселенной!

— Не шутите…

— К сожалению, я не шучу. Перейдя порог скорости света, мы, вероятно, сбили всю вычисленную заранее траекторию движения к центру Галактики.

Как можно скорей надо определиться в пространствен снова задать программу электронному вычислителю.

Битый час мы напряженно сверялись с проективной картой Галактики, но ничего не могли понять: на небе не было звезд-ориентиров. Да, да, их не было!

Внезапно Самойлов тихо свистнул: — Вот оно что!.. Знаешь, где мы теперь? В межгалактическом пространстве!

— Не может быть! — Я бросился к пульту и включил сразу все экраны, проекторы и открыл иллюминаторы.

Вид небесной сферы был ужасен: мы находились в центре огромного мрачного полого шара. Куда девались бесчисленные светлячки звезд! Я видел лишь мрак и черноту. Где-то далеко, невообразимо далеко — или это только мерещилось мне? — чуть-чуть светились белесоватые или золотистые пятна. С большим трудом я осознавал, что каждое из этих пятен является Галактикой, Млечным Путем, то есть огромным звездным островом, содержащим миллиарды и десятки миллиардов солнц. Я ужаснулся. Где же наша Галактика? В какой стороне ее искать?

Я с мольбой посмотрел на Самойлова.

— Взгляни в том направлении, — сказал он, указывая в задний левый иллюминатор.

В бездонной глубине пространства четко рисовалась гигантская раскручивающаяся спираль, истекая брызгами звездного молока. На некотором расстоянии вокруг спирали, как бы обрамляя ее, светились яркие сферические облака — шаровые звездные скопления.

— Это наша Галактика! — радостно воскликнул я.

Мы долго смотрели туда, где миллиарды звезд, сгущаясь, образовывали сплошное облако. То был центр Галактики. И где-то там — планета Икс, которую мы должны разыскать.

— Мы первые люди, которым выпало огромное счастье наблюдать свою Галактику из мирового пространства, — с гордостью сказал Самойлов. — Сделаем как можно больше снимков и надежно их сохраним: на Земле нам за это поставят золотой памятник благодарные астрономы.

И он поспешил в фотолабораторию. Вскоре я увидел, как ученый направил широкий, как жерло вулкана, телеобъектив кинофотоаппарата на далекую Галактику.

— Да, но сколько же световых лет до нее? — крикнул я через дверь.

— Сейчас узнаем.

Некоторое время раздавался лишь треск электронного интегратора. Закончив вычисления, Самойлов вдруг выбежал из лаборатории и склонился над звездной картой.

— В чем дело? Что случилось? — спросил я, ничего не понимая.

— Эти непонятные возмущения пространства, которые появились при суперсветовой скорости, забросили нас черт знает куда, — глухо сказал он. — Оказывается, наш астролет поднялся над уровнем звездного колеса Галактики более чем на двести тысяч парсеков. Следовательно, до центра ее теперь не менее миллиона световых лет, то есть триста семь тысяч парсеков!

— То есть в тридцать раз дальше, чем в тот день, когда мы стартовали с Луны, — в тол ему закончил я.

Самойлов озадаченно потер лоб.

Воцарилось угрюмое молчание. Неведомый страх перед грандиозным расстоянием охватил меня. Триста семь тысяч парсеков! Если лететь со скоростью обычных фотонных ракет, нужно двести четыре тысячи лет! Я с благодарностью посмотрел на Самойлова, вспомнив, что именно ему и его сотрудникам из Академии Тяготения обязано человечество чудесной машиной пространства-времени. Она-то не будет преодолевать это расстояние две тысячи веков…

Двадцать три дня мы расходовали драгоценное гравитонное топливо, погашая световую скорость почти до нуля, чтобы иметь возможность повернуть «Уранию» обратно к звездам, свету, жизни — к Галактике.

Скучать не приходилось, все это время мы кропотливо составляли программу для электронного вычислителя.

Еще два месяца пришлось ждать, пока машина вычислила траекторию обратного пути, режим работы двигателя и другие данные.

И вот снова заработал главный двигатель. Спустя восемьдесят два часа «Урания» развила скорость, только на одну сотую километра в секунду меньшую скорости света. Робот с бесконечной осторожностью перевел ракету на инерциальный полет.

— Ну что ж… — облегченно вздохнул академик. — Теперь мы довольно быстро долетим до центра Галактики. Автоматика работает безупречно. Расстояние, равное одному миллиону световых лет, астролет покроет за двенадцать лет.

Еще раз проверив работу приборов, мы погрузились в анабиозные ванны.

Глава седьмая. ВЗРЫВ СВЕРХНОВОЙ

Третий год мы блуждали в центральной зоне Галактики, разыскивая таинственную планетную систему. Самойлов почти не спал, осунулся и побледнел.

Хмуря клочковатые жесткие брови, он без конца вычислял все новые и новые варианты траекторий, не давая отдыха электронному вычислителю. Но все было безрезультатно: на экранах сияли, словно смеясь над нами, незнакомые звезды, сплетаясь в узоры никогда не виданных созвездий.