Сладкая горечь - Дениза (Деннис) Робинс

В аптеке Арману посоветовали целебную мазь, которая немного сняла отек. К тому же он надел темные очки.

– Я надеваю темные очки, когда устают глаза, – извиняющимся тоном поспешил объяснить он Рейни, склоняясь над ее рукой.

Он чувствовал, что сгорает со стыда, когда она с прелестной и заботливой улыбкой заметила, что это, вероятно, оттого, что он слишком изнуряет себя, корпя над чертежами.

Занимаясь реставрацией замка Шани, Арман был с искренним радушием принят графиней, которая всегда отличалась необыкновенной деликатностью и тактом, и теперь видел, что ее внучка унаследовала все достоинства своей бабушки. Рейни мало походила на мать, которая держалась с высокомерием и слишком заботилась о том, чтобы соблюсти все приличия. Что же касается графини, то сегодня она была особенно непринужденна, словно забыла о своих годах и снова превратилась в юную Андрину де Шани.

Арман закурил сигарету, предложенную Рейни, и потягивал изысканный и чрезвычайно холодный коктейль, который она приготовила собственноручно. Они беседовали о Лондоне и о предстоящем празднике. Со всего мира в Лондон съезжались туристы, чтобы полюбоваться шествием королевской гвардии и богатыми нарядами двора, а сами англичане были полны надежд на возрождение нации и тому подобное.

– Я счастлива, что живу в эпоху Элизабет! – заявила Рейни.

– А я счастлив, что у меня, француза, есть возможность взглянуть на Англию твоими глазами! – сказал Арман.

– Как истинный француз, – засмеялась Рейни, – ты считаешь своим долгом рассыпать комплименты.

– Это не комплимент.

– Ах, Арман, разве я не понимаю, что мужчина, у которого общая родина с моей бабушкой, все склонен преувеличивать! Кого-кого, а французов я знаю. Полдетства я провела во Франции и даже в школу ходила в Париже.

С легкой улыбкой Арман потягивал коктейль и лакомился орешками.

– Не спорю, – сказал он. – Но что касается меня, то я не стал бы тратить время на пустые комплименты. Я действительно рад, что могу смотреть на Лондон твоими глазами.

– Ну что ж, это очень мило с твоей стороны, Арман.

Как непринужденно она это сказала, подумал Арман. Она присела на подлокотник дивана, держа в руке бокал с коктейлем. Солнце садилось, и в его лучах розовый цветок, приколотый к платью Рейни, казался алым. Арман подумал о том, как было бы хорошо преподнести ей целый букет роз. Но в следующий момент он представил Рейни в объятиях Клиффорда, и его сердце болезненно сжалось. Он представил, как Клиффорд покрывает поцелуями ее шею, спускаясь все ниже – туда, где в вырезе платья приколот цветок. Та же рука, которая тренированным боксерским хуком едва не вышибла из Армана дух, ласкала нежный стан девушки, гладила ее темные волосы, обнимала за талию. Арман почувствовал, что его лоб покрылся испариной. Он поставил бокал и достал платок. Хватит думать о Клиффорде и Рейни, это слишком мучительно: у него слишком живое воображение.

Во взгляде Рейни читалась симпатия. Арман был очень бледен. Да еще эти темные очки. Он выглядел больным. Наверное, ему нездоровится.

– Ты хорошо устроился в отеле? – спросила Рейни. – Как жаль, что у нас нет свободной комнаты, чтобы оставить тебя здесь!

– Ты такая добрая, – вздохнул он, стараясь не думать о том человеке. Однако ноющий синяк под глазом ни на минуту не давал забыть о происшедшем.

К счастью, в эту минуту в гостиной появились мать и бабушка Рейни. А еще немного погодя Анна доложила о приходе сэра Майлза Оливента, который приходился Рейни родным дядей со стороны отца. Беседа вошла в обычное русло. Арман и старая графиня принялись обсуждать свой излюбленный предмет – старинную французскую архитектуру.

Миссис Оливент снова вышла. Она очень пеклась о том, что все было на должном уровне. Анна была превосходной поварихой, но миссис Оливент должна была проследить за всем самолично. К тому же женщина, которую вызвали помочь на кухне, не пришла, и забот было хоть отбавляй.

Рейни подала дяде коктейль. Сэр Майлз был седовлас и носил монокль. Он принадлежал к вымирающему племени истинных аристократов. Рейни его обожала, а он, в свою очередь, всем сердцем любил племянницу, хотя довольно холодно относился к ее матери. Бедняжка Роза! По натуре она была максималисткой и не находила с людьми общего языка. Сэру Майлзу Роза казалась чересчур претенциозной… Впрочем, когда она выходила замуж за его брата Микаэля, она была прехорошенькой.

– Ты сегодня необыкновенно хороша! – заметил он Рейни.

– Дядя, от похвал у меня совершенно закружится голова! – засмеялась она в ответ. – Сегодня меня так и осыпают комплиментами.

Сэр Майлз бросил взгляд в сторону молодого француза, который беседовал с графиней.

– Если ты о нем, то я его понимаю.

– Я уже говорила, что похвалам, которые расточают французы, не следует слишком доверять.

Сэр Майлз поправил монокль.

– А он симпатичный. У него благородная внешность.

– Матери тоже никогда не нравились писаные красавцы. Хотя мой отец был совсем другого типа. Разве нет, дядя?

– Твой отец был наполовину ирландец, дорогая. Так же, как и я.

– А вот во мне смешалась и французская, и ирландская кровь. Уж меня-то, точно, нельзя назвать писаной красавицей. Да и характер у меня прескверный, – вздохнула Рейни. – Должна тебе признаться, дядя, это изрядно усложняет жизнь. Как бы я хотела быть такой, как сестра Дженнифер. Тетушка Мод всегда довольна ее поведением.

Дядя прищурился.

– У тебя что, неприятности?

Рейни закусила нижнюю губку.

– Можно сказать и так. Кажется, я не способна найти себе приличного молодого человека.

– У тебя еще вся жизнь впереди. Не беспокойся.

– Мамочка думает иначе. Она то и дело колет мне глаза Дженнифер, которая, уж точно, найдет себе достойного жениха. И притом, очень скоро… Ужасно, что мы все время ссоримся с мамой, да, дядя Майлз?

Сэр Майлз почувствовал, что за шутливым тоном племянницы кроется что-то серьезное.

– Признайся дяде, – сказал он, – у тебя есть кто-то, кто не нравится матери?

Рейни побледнела, и это, как обычно, выдало ее чувства.

– Увы, это так, – ответила она. – Надеюсь, что хоть ты будешь на моей стороне!

Дядя нахмурил седые брови и, покашляв, пробормотал:

– Насколько я могу догадываться, речь идет по-прежнему о Калвере?

Рейни кивнула и боязливо оглянулась. Само упоминание этого имени в доме ее матери было строгим табу. Даже любимая бабушка не выносила его. Внезапно глаза Рейни наполнились слезами.

– Я уверена, что все вы ужасно несправедливы к Калверу! – проговорила она. – А ведь вы его совсем не знаете!

– Я бы этого не сказал, – снова нахмурился дядя. – Твоя мать наводила о нем справки. Что же касается меня, то, когда мне представляли Калвера, он тоже не произвел на меня хорошего впечатления. Этот молодой человек тебе не пара, крошка. Это самовлюбленный хлыщ. У него и путного занятия нет…