Месопотамия - Сергей Викторович Жадан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Похоже, впечатления я на неё не произвёл. Конечно, мне это не понравилось. Я думал, нужно ей что-нибудь рассказать о маме, о том, что интересует меня в жизни, чем я занимаюсь, на что рассчитываю, но она меня опередила.
– Пойдём, – сказала, – я тебе всё покажу.
Подошла к соседним дверям, открыла их, вошла внутрь. Меня не приглашала, я постоял на пороге, потом вошёл. Две комнаты. Похоже, не так давно ремонтировали. Видно также, что ремонтом занималась она сама: обои отклеивались, в душевой стояли тёплые лужи, потолок был не то чтобы побелен, скорее покрашен. Даша прошла в комнату, открыла окно, свесилась наружу. Красивые икры. Хорошо, что я поселился именно у неё, – подумал я. Тут она оглянулась.
– Ты без спальника? – спросила. – Хорошо, дам тебе матрац. Значит, здесь кухня, – она потянула меня в соседнюю комнату. Там стояла плита. Ну, и всё, больше ничего. – В принципе, не так важно, – сказала на это она. – Рядом пиццерия, если что. Душ, – произнесла, осторожно переступая через лужи. – Полотенце дам, – добавила. – Что ещё? Да, интернет, свет, газ. Ты меня разбудил, – сказала, – я что-то никак не сосредоточусь.
Мы перенесли из её квартиры большой матрас, залитый акварельными красками и перемазанный пластилином и губной помадой. У Даши было тонкое тело и приятный голос. Я подумал, как хорошо было бы спать с ней на этом матрасе. В конце концов, почему бы и нет, – подумал. – Главное – произвести впечатление. Живёт она, похоже, одна. Спит до обеда. Ходит по подъезду в пижаме. Мне подходит, – подумал я, глядя, как она легко наклоняется над матрасом, пытаясь снять с него какую-то соринку. Просто нужно брать всё в свои руки, – подумал я и пошёл в душ.
После обеда она снова забежала. Сказала, что поехала по делам, принесла постель, оставила ключ от своей квартиры, объяснила, что, когда проголодаюсь, могу пойти на кухню и брать из холодильника всё, что найду. А найдёшь ты там, добавила, разве что капусту. Свежую, уточнила. Была в деловом костюме песочного цвета. Он её немного полнил, но туфли на высоких каблуках всё ставили на своё место – не совсем молодой, но уверенный в себе юрист, с боевой причёской, из-под белоснежной сорочки просвечивало нижнее бельё. Накрасилась впопыхах, пахло от неё кофе, и говорила она так много и громко, что я даже не понял, когда она ушла.
Ну, хорошо-хорошо, злился я, не навсегда же она ушла, скоро вернётся. Какие у неё могут быть дела? Ну, судебное заседание, ну, очная ставка, опознание трупов. Вытащит ещё одного неудачника из когтистых лап смерти, распишется где нужно, и домой, ко мне. Главное – не потерять момент, не пропустить возможность, поймать своё счастье, когда оно будет пробегать по коридору. Вечер медленно, как гостиничное бельё, менял день, делал зелень тёмной, а стёкла розовыми. Свет мягко скользил по полу и пустым стенам, за деревьями на улице слышались голоса и детский смех. Хотелось идти на эти голоса, бродить между деревьями, касаться в темноте женских рук, ловить зелёные месяцы, срывающиеся с ветвей под тяжестью собственного веса.
Как всё устроить, думал я, как всё устроить? Можно, скажем, прийти к ней на кухню. Будто за едой. Сдержанно пожаловаться на голод, сурово предупредить, что приготовлю всё сам, но попросить её помочь. Быть уверенным и немногословным. Можно прийти без футболки, пусть видит, какой я загорелый. Можно прийти босиком. Нет, сразу же передумал я, босиком не годится, она всё поймёт, скажет: ты бы ещё голый пришёл. Хорошо, тогда пляжные тапочки. Чтобы в случае чего не возиться со шнурками. Так, похвалил я себя, именно так. Попросить её достать пряности: корицу, кардамон, чёрный перец. Пряности у неё, очевидно, на какой-то полочке. И когда она за ними полезет, спокойно, главное – спокойно! – подойти и коснуться её ног. Будто поддерживая её. А дальше она сама всё поймёт. Почувствует тепло моих ладоней. И тогда я сниму её со стула, посажу на стол и начну раздевать. Главное – чтобы она не успела до того снять свой костюм. Ей в нём будет, наверное, неудобно, она сама захочет избавиться от него, поможет снять пиджак, нервно потянет вверх юбку, так тесно облегающую её горячие бёдра. И вот тогда можно будет скинуть тапочки.
Или, не мог успокоиться я, можно прийти и попросить у неё какую-нибудь ерундовину. Скажем, мыло. Нет, возразил я сам себе, тогда она точно всё поймёт. Лучше не мыло. Лучше зубную щётку. Прийти к ней в тапочках, с обнажённым торсом, можно в очках, и сурово и немногословно попросить запасную щётку. Мол, свою забыл в поезде – быстро собирался, помогал женщинам, выносил на перрон детей, эвакуировал пенсионеров. Щётка у неё наверняка будет в ванной. И когда она войдёт туда в своём деловом костюме, можно проскользнуть за ней, стать у неё за спиной, близко-близко, так, чтобы она почувствовала запах моего дезодоранта и замерла встревоженно, всё понимая, всё предчувствуя. Вот тогда можно коснуться её одежды, ощущая, как под ней трепещет её чуткое тело, молча стянуть с неё пиджак, помочь снять юбку, чтобы она осталась в одной белой, как у школьницы, сорочке и в красочном белье, поставить её над рукомойником – блестящим, как рафинад, чтобы она могла видеть себя в зеркале: как от радости и нетерпения разглаживаются все её морщинки, как расширяются зрачки, как не хватает воздуха. И даже тапочки можно при этом не сбрасывать.
Но и это ещё не всё, заводился я, это ещё далеко не всё! Можно прийти к ней с ноутом, мол, не могу настроить инет, какой пароль, мол? Она в это время может валяться на своей кровати в деловом костюме, измученная долгим рабочим
