Сяо Тай, специалист по переговорам (СИ) - Хонихоев Виталий

Так что все, что осталось — это девицу раздеть, чтобы одежду не испачкать, тканью обмотать и дать ей двадцать плетей. Ткань промасленная, удары смягчит, конечно и следов на коже не оставит… почти. Но больно будет. Все равно будет. Хотя не так больно, как если бы по голой коже да без масла…

Но вот желания вставать и брать в руки плеть у старика Вэйдуня почему-то не было. Ему понравилось просто сидеть вот так и разговаривать с этой странной девушкой, почему-то считающей себя ровней ему. А ведь и правда, подумал он, никто со мной просто так и не разговаривает. Вэйдун то, Вэйдун се, скотину забей, мясо разделай, провинившегося выпори и все. Даже ест он в одиночестве… да и привык он уже к такому. Вроде бы ничего особенного, но сердце почему-то заныло, словно удар пропустило. Поневоле он вспомнил свои годы в составе Тихих Криков и улыбки его старых сослуживцев. Долг прежде всего — так он всегда и жил. Долг перед родителями. Долг перед Империей. Долг перед господином Вон Ми, который взял на службу старого ветерана.

— Ткань готова. Вот и хорошо. — эта странная девица тут же начала скидывать с себя одежду, задирая свою юбку и пытаясь снять ее через голову!

— Ты что творишь, Колокольчик⁈ Сперва к козлам прижмись, а я со спины сам тебе одежду спущу! Нельзя так! — спохватывается старый Вэйдун: — а ну накинь обратно!

— Так замарается же!

— Кому сказал — накинь! Яйца курицу не учат! Будешь еще мне указывать как тебя пороть! — хмурится старый Вэйдун, чувствуя, что совсем не хочет пороть эту странную девицу. И еще — думая о том, что после порки он ее больше не увидит. Будет так же как и остальные — ходить и исподлобья на него гневные взгляды бросать. И проклинать втихомолку. Он поспешно отвернулся, пока девица в свое одеяние влезала назад, извиваясь всем телом.

— Иди к козлам. — говорит он и она — идет. Он берет веревки и уже наклоняется к ее запястьям. Некоторое время смотрит на веревку в своей руке.

— Веревка слишком грубая. — говорит он вслух: — а кожа у тебя тонкая, все насквозь видно. Синяки будут. Кажется, Глава Баошу говорил, чтобы следов не было?

— Было такое, почтенный Вэйдун.

— Можешь звать меня просто Вэй гэ.

— Было такое, старший Вэй.

— Привязывать руки не буду. Ни руки ни ноги, а то потом будешь вся в синяках. Сама держись за вот эту палку и ноги пошире расставь, чтобы не упасть. Вот так. — он расстегнул пуговицы на спине, одеяние служанок застегивалось и расстегивалось на спине, а эта ненормальная просто вылезти из него пыталась! Пуговицы расстегнуты, и он видит худую спину, которая вздрагивает от прикосновения. Раздвинуть в стороны одеяние, приложить вымоченную в масле хлопковую ткань. Вот так он и выполнит приказ Главы Баошу и юной госпожи Лилинг, которая, если честно — избалованная принцесса, жизни не знающая, но спускает ей все с рук Глава, спускает. А все потому, что совсем скоро госпожа Лилинг будет замуж отдана, болит сердце отцовское, да и партия не самая лучшая, предыдущие жены и года не продержались как скончались, первая во сне удушилась шелковой лентой, а вторая в пруду купалась и утопла… прямо посреди ночи. Но и не отдать юную госпожу Лилинг Глава Баошу не может, задолжала семья Вон Ми Лазурным Фениксам, ой задолжала. Знает про это и сама госпожа, вот и злится, выход своему гневу ищет. Мало кто про это знает, но он, Вэйдун — недаром в свое время в Тихих Криках служил. Враждовать с Фениксами дом Вон Ми сейчас не может, силенок не хватит, а чтобы мир закрепить — династический брак самое то будет. Однако поганость ситуации в том, что со стороны Фениксов выдать своих дочерей за сына Вон Ми никого решительно невозможно. Во-первых, потому что те, кто сильней, своих дочерей не отдают. А во-вторых потому, что все четыре сына Главы Вон Ми — уже женаты и не по одному разу, а уж быть кем-то кроме главной жены дочерям Фениксов не с руки. Неприлично даже. Тем более — в доме Вон Ми, это для Чаньюэнь Вон Ми — влиятельный род, богатые и властью наделенные, но для Фениксов это не так. Лазурные Фениксы влиятельны едва ли не на всю Поднебесную. А вот в другую сторону… сам наследник Фениксов свободен. Не женат. Был женат, дважды, но все его жены умерли. Подозрительно? Какие могут быть подозрения, если расследование проведено, ничего подозрительного нет. Правда вот он уверен, что расследование внутри семьи велось, самими же Фениксами, что тут докажешь? Доказательств нет, но вот предчувствие у Главы Баошу самое поганое и тут его старый Вэйдун понимает. И если бы он все еще работал в Тихих Криках, то непременно заподозрил что-нибудь, вот как только в доме эта странная девица появилась — так и заподозрил бы. Потому что можно попытаться выдать богатую девицу, выросшую в хорошем доме — за нищенку и рабыню, тут дел на недельку, переодеть, в грязный подвал кинуть, жрать не давать, да колотить периодически. Все, очередная сломленная и испуганная девушка из подворотни готова. А вот наоборот — взять девушку с улицы и научить дерзко в глаза смотреть… наоборот так не получится. Простолюдинки с детства приучены глаза в сторону да в землю опускать, вздрагивать и пугаться. Такое не выбить за неделю. Такому всю жизнь учатся, только те девушки, кто вырос в хорошем доме, у кого воспитание да защита была, кто уверен, что за нее вступятся и что она — в безопасности — только такие и могут плечи расправить и в глаза глядеть. Потому-то и нельзя на ней шрамов оставлять — так бы подумал он, если бы по-прежнему служил в Тихих Криках. Но он сейчас просто мясник, а иногда — семейный палач семьи Вон Ми и невместно ему о таких вещах думать. О таких вещах пусть Глава Баошу думает. А он, Вэйдун, — будет исполнять свой долг, так, как и предписано.

— Готова, Серебряный Колокольчик? Будет больно. — говорит он и снимает плеть со стены. Боевой кнут остается висеть на месте.

— Спасибо что заботитесь обо мне, дядюшка Вэй. Я готова. — отвечает девица и он даже сзади — видит, как белеют ее уши. Почему-то, несмотря на это, он уверен, что она — улыбается. Странная девица. Жаль ее. Он берет плеть в одну руку.

— Как жаль, что она уже износилась… — говорит он и надрезает кончиком ножа кожаную оплетку. Хвост тут же расплетается несколькими кожаными полосками, такой и ударишь, а все равно толку не будет. Просто по спине погладить. Ну что же. Не его вина, что сегодня инструмент износился, сказано двадцать плетей — значит будет двадцать плетей. Несмотря ни на что.

— Ну готова, так готова… — старый Вэйдун замахивается плетью. Раз.

Глава 7

Глава 7

— «Тихая, скромная, милая девушка ты… Будешь супругу ты доброй, согласной женой.» — декларирует учитель Вун Джу, высокий, худощавый мужчина с тонкими усиками, торчащими в стороны, словно у насекомого. Он и сам как богомол — ноги и руки как палочки, та же привычка замирать, наклонив голову набок и убеждаясь, что его слышат.

— О чем нам говорит этот стих, первый в Шидзине? Не следует забывать, что канон Шидзинь дан нам последователями учителя Кун-дзы с тем, чтобы предотвратить общество от превращения в орду дикарей. Сяо Тай!

— Я здесь, учитель! — тут же отзывается девушка. Учитель Вун Джу только головой качает. Неодобрительно.

— Я жду ответа, ученица. — говорит он и закладывает руки за спину. Замирает в такой позе и смотрит на нее. На нее? В этом языке нет феминитивов «пошла» не отличается от «пошел». Однако это вопрос внутренней идентификации, быть раздираемым на части неуютно, и Виктор отчасти уже смирился с тем, что он переродился в этом теле. Говорят, чтобы выработать привычку нужен двадцать один день, а он тут уже третий месяц. Уже и осень наступила, листья обрели багровый цвет, гора Тян окрасилась в нежно-алые оттенки, по ночам стало еще прохладней, а луна как будто с ума сошла и совсем к земле придвинулась — такая большая. Или просто кажется?

Третий месяц. За это время он многое понял, многое узнал, но самое главное — твердо решил, что ему необходимо обрести свободу. А в этом мире свобода очень дорогая штука. Чтобы быть свободным — нужно быть очень сильным, влиятельным и богатым. Так же, как и в любом другом мире, конечно. Однако есть нюансы. В его прежнем мире какой-то степенью свободы пользовался почти каждый. Любой работник на заводе, горничная в гостинице, клерк в офисе — был свободен. Да, много ныли про «экономическое рабство», которое заставляет человека вкалывать по двенадцать часов в день чтобы оплатить ипотеку, кредит на машину и дорогие гаджеты, но это совсем не то. Совершенно любой имел право на достойное обращение, будь то горничная или уборщица или СЕО крупной компании. Каждый мог встать и сказать «я увольняюсь, идите к черту». И уволиться.