Только для него - Лиз Филдинг

— Теперь понимаю, почему некоторые первобытные племена считают, будто фотокамера крадет их души, — сказала она, потрясенная тем, что увидела на бумаге. Как у него это получается? Всего несколькими штрихами… — Я ожидала увидеть нечто другое.

Дарий прислонился к стремянке, скрестив руки на груди.

— А что вы ожидали увидеть?

— Не знаю, здесь просто я.

— Лишь то, что лежит на поверхности. Тот образ, который вы показываете миру. Я копну глубже.

— Вы не найдете там развитой мускулатуры, — предупредила она.

— В вас так много всего, Наташа.

— В детстве я болела, — ответила она. — И мама все время пыталась меня откормить. Я сбежала из дому, чтобы спастись от пирожных с заварным кремом. — Она посмотрела вверх на скелет лошади, затем на блокнот. Пролистала его назад, чтобы посмотреть, что еще там нарисовано, — просто, чтобы только не смотреть на него… Оказалось, что ее изображение почти на каждой странице. — Не понимаю. Вы не могли нарисовать все это сегодня.

— Да. — Его лицо ничего не выражало.

— Но позавчера… Вы видели меня всего лишь минуту или две, а это…

— Я только схватил образ.

Когда их взгляды встретились, оба подумали о возникшей между ними еще в кабинете Моргана подсознательной связи. Им показалось, что воздух вокруг них сгустился, и в студии стало темнее.

Она закрыла глаза, и по всему ее телу пробежала дрожь. Когда она открыла глаза, сквозь прозрачный потолок пробивался солнечный свет, а Дарий все еще ждал ее ответа. Он знал, что он будет положительным…

— Вы отольете эксклюзивную бронзовую статую — мою копию? — спросила она. — Вы выставите ее в галерее, как скаковую лошадь?

— Может быть. Если внутреннее содержание соответствует упаковке.

— Упаковке?!

— Очень красивой упаковке.

— Кажется, недавно вы говорили, что упаковка у меня слишком богатая, роскошная… Может, дадите мне пару месяцев, чтобы сбросить несколько лишних килограммов?

— Даже не думайте, — сказал он, забирая у нее блокнот. — Вы боитесь, что вас узнают?

— Узнают? — Напряжение испарилось, когда она искренне рассмеялась. Неужели он думает, будто ее узнают в законченной скульптуре? — Вряд ли это возможно. — Она представила, что скажут знакомые, если узнают ее. — Нужно сделать это условием.

— Напоминаю, речь идет о взаимном доверии, — усмехнулся он, не разделяя, однако, ее веселья, и на какой-то момент она испугалась, что обидела его. — Ну, какие у вас еще проблемы?

— Проблемы? — Только одна. Ее больше интересует он сам, чем его дом. Она забыла, зачем пришла сюда, забыла, что ее будущее зависит от того, насколько грамотно она себя поведет. Вот в чем проблема! — Вас не волнует, что вы собираетесь наживаться на мне, в то время как я буду работать бесплатно? — спросила она, возвращаясь к тому, зачем сюда пришла.

— Наташа, мы оба потратим время, — сказал он, отделяясь от лестницы и внезапно подходя слишком близко. — Но если я найду в вас глубины, стоящие исследования, я… — Его глаза говорили о том, что его мысли были очень далеки от искусства.

— То вы — что? — Слова едва не застряли у нее в горле. Не только его, но и ее мысли нельзя было назвать возвышенными!

— То я подарю вам слепок.

— Чтобы я поставила мои «глубины» на сервант и чтобы все мои знакомые смогли ими любоваться?

— Обещаю, вам понравится, — сказал он. — Подумайте только, как возбужденные самцы будут гладить холодную бронзу, представляя, что ласкают ваше живое и теплое тело.

— Нет… — Она уже поняла, что на свете есть только один мужчина, чьих прикосновений к своей коже она желала, и он находился прямо здесь, перед ней.

— Каждая женщина мечтает о бурном прошлом, которым можно было бы смутить своих внуков, — сказал он. Его лицо потемнело, взгляд стал тяжелым, а голос таким тихим, что она с трудом его расслышала.

— Откуда вы знаете? — прошептала она.

Он, как в замедленной съемке, поднес руку к ее лицу, коснулся кончиками пальцев, затем провел по щеке, и у нее засосало под ложечкой, как перед прыжком в бездну.

Отвердевшие соски проступили под шелковой блузкой, по спине побежала струйка пота. Обводя большим пальцем ее губы, Дарий мрачно улыбнулся.

Она задыхалась, не в силах выговорить хоть слово. Он не сводил глаз с ее лица, пока она расстегивала одну за другой крошечные перламутровые пуговки. Наконец блузка распахнулась, и она, не сводя с него взгляда, прикусила его большой палец губами.

Она ласкала его языком, чувствуя вкус глины и пирога, сахара и каких-то специй, которых не было в ее выпечке. Она застонала, когда он провел влажным пальцем по ее губам.

Затем он прильнул губами к ее губам. Язык повторил тот путь, который только что проделал его палец. Она едва не потеряла сознание от взрыва наслаждения и упала бы, если бы он не поддержал ее.

Она обхватила его голову руками, притянула к себе. Поцелуй делался все более страстным. Она перебирала пальцами его кудри, щетина щекотала ей щеку. С ним буквально срослись запахи металла, глины и промасленного дерева… Простые, естественные запахи. Он ловко вытянул ее блузку из пояса юбки, провел ладонями снизу вверх по спине, потом большими пальцами по ее грудям. В ее бедро уткнулось что-то твердое и горячее…

Он откинул голову назад, чтобы полюбоваться тем, как она снимает шелковую блузку, помог ей освободиться от бюстгальтера, его сильные пальцы ласкали ее нежную кожу. Когда он провел языком по набухшему соску, ее ноги подогнулись.

С грохотом он сбросил с верстака все, что на нем было, и без каких-либо видимых усилий поднял ее на руки и уложил туда.

Да…

Это слово спиралью прошло сквозь все ее тело, торжествующе, освобождающе, возбуждающе. Все, что она могла чувствовать, — жар его губ, когда он покусывал и щекотал нежную кожу на ее груди. Его язык пробуждал в ней настоящий вулкан страсти.

— Дарий… — почти беззвучно взмолилась она, и его рука оказалась между ее бедер, убирая последний хрупкий барьер, чтобы дать дорогу огню, вспыхнувшему между ними.

Она выгнулась ему навстречу, страстно желая большего, требуя большего…

Она схватилась за его сильные плечи, впиваясь в него ногтями, когда его пальцы проникли в нее. Не хватало дыхания, чтобы кричать, еще больше возбуждая его. Все, что она могла, — тихо, отчаянно постанывать и выгибаться ему навстречу. Он же не спешил, мучил ее, заставляя ждать. Гладил, дразнил языком, умело удерживал ее на грани. Наконец внутри ее все совсем растаяло. Она испытала мощный оргазм и, ошеломленная, вся в испарине, прижалась к нему, словно ища спасения.