ПЗХФЧЩ! - Всеволод Бенигсен

Он уже подумал, что Леха его и тут обманул, и дом всего один, но, подойдя ближе, увидел, что за этим домом виднеется еще с десяток покосившихся изб. В некоторых горел свет.

Мовсар пропустил первый темный дом и направился к тому, где еще, видимо, не легли спать. Взошел на крыльцо и постучал.

— Кто там? — раздался через некоторое время хриплый бас.

— Макарыч не тут живет? — спросил Мовсар, ежась от осеннего ветра.

— А зачем он тебе?

— Переночевать надо.

— Понятно.

За дверью наступила тишина.

— Ну так как? — спросил Мовсар.

— Что как?

— Макарыча как найти?

— Не-е… Макарыч у самой околицы. Только он сейчас пьяный. Может с пьяных глаз и пристрелить. У него ружье охотничье. Он им зараз уложит. Помню, в прошлом годе пошли мы с ним на лося. Я ему говорю: «Слышь, Макарыч, ты главное помни, если вдруг…»

— А у кого еще можно переночевать? — нетерпеливо перебил рассказ Мовсар.

— У Степки, — по-прежнему не открывая двери, ответил мужчина.

— А он где живет?

— Да через дом. Только он тоже пьяный. Его теперь не добудишься.

— А непьяные у вас тут имеются? — теряя терпение, спросил Мовсар.

Этот вопрос поставил хозяина дома в тупик. Он замолчал, потом неуверенно выдавил:

— Ну я…

— Ну, может, пустишь тогда? — сказал Мовсар и осторожно добавил: — Я заплачу.

— Да на что мне твои деньги? — с горечью сказал мужчина. — Я ж в завязке. Триста рублей пойдет?

— Пойдет, — кивнул Мовсар.

— Тогда заходи.

Дверь скрипнула, и на крыльцо лег желтый квадрат света. Мовсар поелозил по доскам подошвами ботинок, счищая налипшую грязь, а затем шагнул в теплое нутро дома. Хозяин, несмотря на внушительный бас, оказался на удивление маленьким и щуплым.

— Петр, — протянул он руку Мовсару.

— Миша, — ответил Мовсар, пожимая худую жилистую ладонь хозяина.

Потом оглядел избу: деревянный стол у окна, кровать и углу, печка и протянутые через всю комнату веревки, па которых сушилось белье всех видов и размеров.

— Только не шуми, — сказал Петр, прикладывая палец к губам, хотя через дверь говорил совершенно нормальным голосом. — Жена спит.

Мовсар заметил, что на кровати в углу возвышается холмик из нескольких одеял. Жена Петра спала, забравшись с головой внутрь.

— И дети? — тихо спросил Мовсар, кивнув в сторону развешенного белья, среди которого была явно детская одежда.

— Ага, — кивнул Петр. — Санька и Борька. Спят, паразиты.

Мовсар тихо опустил сумку на пол.

— Эк ты извозюкался! — удивился Петр, глядя на замызганную куртку и джинсы гостя.

— Да это… упал.

— Бывает, — согласился Петр. — Я сам месяца два назад так уклюкался, прости господи, что до дома на брюхе полз. Тоже постоянно падал. Грязный был, как свинья.

Мовсар хотел спросить, как может ползущий на брюхе человек падать, но не стал.

— Да ты раздевайся, — предложил Петр. — У нас тепло, слава богу.

Мовсар снял куртку и повесил ее на крючок у двери.

— А что у вас сегодня, праздник, что ли?

— Чего это?

— Ну раз все пьяные.

— Так ведь среда же.

— А что по средам?

— По средам у нас всегда пьют. Такая уж традиция.

И Петр развел руками — мол, против традиции не попрешь.

— А в другие дни недели не пьют, что ли?

— Почему не пьют? — удивился Петр. — Пьют. Ты прям как с луны.

Мовсар испугался, что может проколоться, и решил больше ничего не спрашивать.

— А ты сам-то как здесь оказался? — спросил Петр, проходя к столу и садясь на стул. — Сюда и волки-то редко заходят.

— Да вот ехал в Москву через Дерябино, пропустил электричку. Меня один тип на грузовике подобрал. Я ему говорю: вези в Балабино, там электрички, он говорит: хорошо, а потом сюда привез — говорит, здесь народу больше и веселее. А я ему говорю, что мне в Москву надо! А он мне снова, что здесь лучше. Идиот.

— Нет, ну это он прав, — неожиданно согласился с шофером Петр. — В Балабине что? Два с половиной калеки. Да и то алкаши через одного. Глухомань, одним словом. А у нас и выпить есть всегда, и закусить. Клуб имеется. Ну, в смысле сейчас нет, сгорел в прошлом месяце. Но вообще есть. Его только построить надо. Фундамент-то остался. Фундамент хороший. Крепкий. Бревна-то, которые после пожара уцелели, все попиздили, а бетон — как его спиздишь?

И Петр неожиданно задумался, словно прикидывая и уме, нельзя ли и бетон как-нибудь «попиздить».

Мовсар, чувствуя, что не справляется с логикой собеседника, ничего не сказал, а просто устало сел на стул напротив Петра. Потом потер лоб и спросил:

— А ты можешь сказать, что тут у вас ходит или ездит? Мне действительно в Москву надо.

— Всем надо, — задумчиво заметил Петр и закурил.

Смущенный фактом всеобщего желания попасть в Москву, Мовсар снова замолчал. Разговор как-то не клеился.

— А зачем тебе в Москву? — спросил Петр после паузы и затянулся.

— Дела, — сухо ответил Мовсар.

— Дела, дела… а о вечном подумать некогда, — сокрушенно покачал головой Петр. Кажется, на него нашло философское настроение.

— Ну, так как мне завтра отсюда выбраться? — спросил Мовсар, утомленный этим диалогом слепого с глухим.

— Можно на Кольке, — выдохнув струю дыма и задавив бычок в щербатом блюдце, сказал Петр. — Он по четвергам в Березовку на мотоцикле своем мотается.

— Березовка — это что?

— Деревня соседняя.

— А оттуда?

— А оттуда можно в Лепнево. На автобусе. Это километров восемь будет.

— А оттуда?

— Оттуда в Полежаевку. Это еще километров пять.

— А оттуда? — процедил сквозь зубы Мовсар, чувствуя, что попал в заколдованный круг.

— А там уже электрички ходят.

— Ну, слава богу. Значит, надо с Колькой договориться?

— Надо, — кивнул Петр. — Иначе как он тебя повезет, без договору-то?

— А он сразу до Полежаевки не может подбросить?

— Это вряд ли. Он мотоцикл вчера с братом в речке утопил.

— Как? — опешил Мовсар. — Так, а что ж ты мне говорил, что на Кольке завтра можно?!

— Не, — удивился Петр. — Я такого не говорил. Я сказал, что в принципе можно. А после я сказал, что он по четвергам в Березовку мотается. Это да, это я сказал. Отпираться не буду.

— Так завтра же четверг!

— Так а мотоцикл-то в речке плавает! — разозлился непонятливости собеседника Петр. — Как ты на нем поедешь? Головой своей, бля, подумай, философ, епти.

И добавил более дружелюбным тоном:

— А вот как они мотоцикл выловят, починят, так, пожалуй, можно и поехать. Может, в следующий четверг даже.

— М-м, — застонал Мовсар, мотая головой, как от зубной боли.

— Вот тебе и «м», — беззлобно сказал Петр, подводя итог беседы.

— Ну а кроме Кольки, никто никуда не едет?

— Да нет, — пожал плечами Петр, но тут же спохватился:

— Хотя погодь… По пятницам продукты подвозят. Так ты можешь на грузовике и поехать. Точно.

— Пятница — это поздно, — покачал головой Мовсар. — А пешком до этой Березуевки далеко?

— Березовки? Если дорогу наискось знать, то, пожалуй, что быстро. Часа за два дойдешь.

— А если не знать?

— А если не знать, то недолго и заблудиться.

— Ну, а если не по прямой?

— Фюи! — присвистнул Петр. — Так часов шесть выйдет. Это ж какой крюк!

— А проводить меня напрямик никто не может? Я заплачу.

— Не, — покачал головой Петр. — Мы туда и не ходим. Березовские мужики — строгие. Могут и накостылять.

— За что?

— Да просто так. Они ж ебанутые через одного. Хуже балабинских.

— А как же Колька туда ездит? — удивился Мовсар.

— Так у него там брат живет. Кольку не трогают.

— Ну хотя бы довести меня может кто-нибудь? А там уж я дойду сам.

— Ладно, — сказал Петр и неожиданно зевнул, обнажив желтые прокуренные зубы. — Поздно уже. Утро вечера мудренее.

«Сомневаюсь», — подумал Мовсар, проклиная свою невезучесть.

— Может, я и отведу, — сжалился Петр, вставая из-за стола. — А теперь давай-ка на боковую. Я тебе на полу постелю.

Петр достал откуда-то худосочный матрас и положил его у печки.

— Держи.

— Спасибо, — кивнул Мовсар.

— Если курить надумаешь, иди на крыльцо, а то Варька, жена, ругаться будет.

— Да я не курю.

— Я и говорю, если надумаешь, — раздраженно пояснил Петр.

Он щелкнул выключателем и забрался в постель к жене. Та начала что-то бурчать, но вскоре затихла.

Ворочаясь на тонком матрасе, через который он чувствовал каждый гвоздь в полу, Мовсар думал о том, как он с утра отправится в долгое путешествие до Москвы и как будет пытаться успеть на встречу с Зелимханом. Потом почему-то вспомнил дядю Ахмета. Потом уснул. Ночью ему приснилось оставленное в далеком селе стадо овец. Они блеяли, как будто хотели что-то сказать.