СЕМЬЯ И КАК В НЕЙ УЦЕЛЕТЬ - Робин Скиннер

Джон. Потому что, если она "подыграет", ей надо становиться ответственной, что означает – вытащить кое-что из-за "ширмы".

Робин. Да, но это нарушает их первоначальный договор. И крайне пугает обоих. Он чувствует себя "плохим", обнаружив свою потребность быть "слабым", она страшится принять на себя ответственность. И она пробует восстановить нарушенное равновесие, сопротивляется перемене.

Она может еще сильнее его захандрить или даже серьезнее его заболеть. Очень часто, несмотря на то, что у мужа обнаружилось стрессовое состояние и депрессия, к врачу отправляется жена. Врач, конечно же, удивляется, почему его пилюли не помогают...

Джон. А что муж?

Робин. Жена вынуждает его вернуться в роль "большого, сильного мужчины", становясь беспомощнее обычного. Он должен смотреть за ней. И этим тонким маневром, даже не осознавая, что делает, она поддерживает его на ходу. Он должен быть "сильным", чтобы позаботиться о ней!Солдат, как ни измучен, а тащит раненого товарища и преодолевает рубеж, на котором сдался бы, будь он один. А может, это и не он, может, его самого кто-то за собой тащит...

Джон. Да, ну, а депрессия мужа, болезнь?

Робин. Стресс отступит, или он найдет способ с ним "покончить" – сменит работу, еще что-то придумает. И рано или поздно его "ребенок" за "ширмой" угомонится, перестанет угрожать семейному соглашению.

Джон. Тогда-то можно и ей выздоравливать?

Робин. Да, болезнь сослужила службу. А ее врач, возможно, наконец вздохнет с облегчением: нашел-таки пилюли, которые действуют!

Джон. Значит, "кукольный дом" выстоит. И хотя каждый из партнеров временами может переживать неудовлетворенность браком, другая сторона всегда воспротивится переменам, защищаясь, доставит "бунтовщику" неприятности.

Робин. Да, этот брак стоек, хотя немного "душит".

Джон. Ну, а если все-таки кто-то из двоих сознательно решился на перемены? Жена, например, вступила в феминистское движение, муж наотрез отказывается участвовать в "крысиных гонках".

Робин. Это создаст напряжение в супружеских отношениях, которое может повлечь к разводу.

Джон. И они не сохранят соглашение?

Робин. Брак окажется под угрозой, если партнер, который противится переменам, не получит помощь со стороны.

Джон. Так. Теперь давайте поговорим о "кукольном доме" наоборот, где роли поменялись, где женщина играет "сильную, взрослую" роль. "Я – Тарзан, ты будешь Джонни".

Робин. Тут на память сразу приходит известный образ со старинной "курортной" открытки: муж – подкаблучник. Подобно жене из "кукольного дома" он не принимает ответственности, не способен защитить, только и делает, что смотрит за своей половиной. Фактически ведет себя как ребенок. Но кто-то же должен в семье быть "за взрослого", "делать дело". И кончается тем, что жена берется нести семейную "ношу". Становится, так сказать, "матерью" своему муженьку. Но часть ее возмущена этой ролью, вот ему и достается от " жениного каблука.

Джон. Она за двоих нагружена напористостью, агрессивностью, ведь он отказался взять свою долю. А с двойным "весом", бывает, что и его "придавит"?

Робин. Да.

Джон. Знаете, я замечал кое-что похожее... с женщинами: если я слишком робок, то они становятся активнее, если же я намеренно возьму тон "покруче", они сбавят свой. Как будто естественное равновесие воцаряется...

Робин. Я наблюдаю за этими "качелями" всякий раз, когда в мой кабинет заходит супружеская пара. Да и по собственной семье знаю. Думаю, это универсальное правило: если один из партнеров отказывается от своей доли напора и агрессивности, другой вынужден взять двойную ношу.

Джон. Итак, почему же в такого типа браке женщина становится Тарзаном?

Робин. Обычно она научена горьким опытом еще в родной семье и боится быть слабой, зависимой. Откуда за "ширму" попадает ее беспомощная, детская сторона, которая в этом браке там довольно сносно "устраивается", потому что женщина выбрала мужчину, который детскость "сыграет" и за нее.

Джон. Значит, это у него за "ширмой" взрослость, он боится обнаружить уверенность, взять на себя ответственность, и она несет "взрослый" груз за него.

Робин. Да, тут "кукольный дом", вывернутый наизнанку. И опять же брак весьма стоек, хотя временами партнеры начинают немного задыхаться в своих ролях. Но для каждого переменить хоть что-то опять необыкновенно трудно.

Джон. Хорошо, предположим, одним чудесным весенним утром муж просыпается, чувствуя себя чуточку агрессивным и капельку взрослым. Что случится?

Робин. Конечно же, жена его вечно "попиливает" за ненадежность. Но если только его "ответственная" сторона выглянет из-за "ширмы", она сразу почует: плохо дело, быть ей теперь "слабенькой" и зависимой от него. Поэтому свою "ширму" будет держать изо всех сил.

Джон. Будет категоричнее, чем обычно, отрицать свою потребность в поддержке, заботе.

Робин. И, отстаивая яростнее, чем обычно, привычное свое амплуа, подложит мину под его "взрослеющее" настроение: скажет, пускай, мол, и не пытается отвечать за нее, ничего у него не выйдет.

Джон. Она чувствует, что уже раньше укрепила позиции, а его атака обречена.

Робин. А "такому-растакому" бедняге все равно решительности негде занять, вот он и сдастся, опять спрячет себя "взросленького" за "ширму", в укромный уголок. Это один сценарий. По другому – она может внезапно обнажить перед ним свою слабость: откроет, покажет ему, как нуждается в его нежности и поддержке. Он же насмерть перепугается. Почувствует, что на вызов не сможет ответить.

Джон. Свою "ширму" будет держать изо всех сил, чтобы не повалилась, сделается еще беспомощнее.

Робин. К тому же поведет подкоп под жену. Скажет: "Что это ты затеваешь! Хотя вольному воля!" А ведь ей стоит больших усилий так безоглядно "обнажиться". И теперь она сдастся, подумав: "Без толку... Знала же, что с ним ничего не выйдет".

Джон. Значит, они благополучно останутся там, где и были. Пускай не для них фейерверк, зато у камина погреются.

Робин. Именно. В таком привычном обоим – еще по родительскому – доме... Не забыли о главной причине, сделавшей их парой?

Джон. Во всем этом какая-то безумная логика. Впрочем, что-то не сходится... В наихудшем браке, где "боятся Вирджинию Вульф", у партнеров одно и то же выставлено на "витрину" – "ангелы", одно и то же сунуто за "ширму" – "демоны". Но в "кукольном доме" и в доме с "подкаблучником" у кого-то из двоих "ребенок" спрятан, у другого же – выставлен; "ширмы" поставлены одинаково – каждый перегорожен одинаково, но партнеры дополняют друг друга вместо того, чтобы повторять. Не значит ли это, что одну пару создает одинаковая семейная история, а другие пары возникают "на плечах" у разных семей?

Робин. Верно. Вы верно подметили, что я в своих рассуждениях кое-что упростил. Добавлю и поясню: упрятывание "кусочка" личности приводит позже к проблеме с выражением иных эмоций, которые тоже поочередно "прячутся". Возьмите человека, под родительским кровом научившегося прятать гнев, чтобы не огорчать близких, и одновременно утратившего умение защищаться. Постепенно он потеряет уверенность в себе и обзаведется страхом любого противоборства, а в результате в собственной семье заработает нелестную характеристику: слюнтяй. Дальше он, вероятнее всего, спрячет естественное чувство страха и потребность в поддержке; сначала спрячет от других, потом – от самого себя. Теперь эти эмоции тоже перекочевали за "ширму"... Психотерапевт иногда помогает пациенту убрать целый склад "ширм" – одну за другой – чтобы добраться до главного семейного табу.

Джон. Хорошо, если человек прячет эмоцию "икс", а затем прячет свою боязнь эмоции "икс", он внешне может казаться вполне довольным своим положением. Но какое отношение имеет этот факт к сказанному Вами о выборе партнера?

Робин. Этот факт объясняет, что в утверждении "противоположности сходятся" есть доля истины, хотя, по видимости, он противоречит мысли, что люди тянутся друг к другу на основе подобия эмоционального опыта, пережитого в их семьях. Вот вам пример: типичная пара, оставившая свой "кукольный дом", появилась в кабинете психотерапевта, потому что жена постоянно жаловалась на плохое здоровье. Она – робкая, боязливая, он – уверенный, с виду сильный. Но вскоре обнаружилось, что они оба шести лет от роду пережили смерть отцов. На глубинном уровне они были похожи, у обоих печаль пряталась "за ширмой". Но она от печали болела, в то время как он сохранял "силу" и концентрировался на заботе о ней.