Новый Мир ( № 10 2012) - Новый Мир Новый Мир

— Здравствуйте, Олег... — Тут я замялся, поскольку в университетском справочнике имя его было, а вот отчества нет. Конечно, можно было на американский манер обойтись только именем, но было как-то не очень удобно.

Он понял мои колебания и немедленно отреагировал:

— Да господь с вами, голубчик! Просто Олег. Тут меня по отчеству и не звали-то никогда.

— Уж извините, но мне как-то и привычнее и удобнее будет по имени-отчеству.

— Ну хорошо, хорошо. — Он соглашался со мной, как взрослый с капризами малыша. — Уж если по всем русским правилам, то буду я Олег Николаевич.

— Спасибо, Олег Николаевич! И за понимание спасибо. — Я старался соответствовать его изысканной вежливости. — И за то, что интерес ко мне проявили. Я действительно совсем недавно из России приехал и в хороших подсказках непрерывно нуждаюсь.

— Вот и чудесно! Вы как, один сюда приехали или с семьей?

— С женой, Олег Николаевич.

— Еще чудеснее. А с жильем устроились?

— Да вот сняли пока квартиру на Университетском Холме, а там посмотрим.

— Тогда можно не спешить. Там и апартменты пристойные, и до кампуса близко. — Английские слова звучали в его речи как русские. — Я для начала хотел бы вас с женой к нам в гости пригласить, если не возражаете. У вас как со временем по вечерам? Не очень заняты?

— Да что вы, Олег Николаевич! — рассмеялся я. — Какие там занятия. Ведь мы еще совсем свежие тут — ни знакомых нет, ни мест не знаем, куда сходить. Поужинали, в телевизор поглазели — и спать.

— Ну вот немного мы вас и развлечем, если, конечно, вам, молодым, с нами, стариками, не очень скучно будет.

— Ну не такие уж мы и молодые. Скорее средних лет. Да и вообще чувствую, что с вами скучно ни при каком раскладе не будет.

— Ни при каком раскладе, говорите? Это что же, из карточных игр выражение?

— Наверное. Только теперь все так говорят про любую ситуацию — вот такой-то и такой-то расклад.

— Замечательно! — восхитился Олег Николаевич. — Тогда предлагаю следующий план, то есть расклад. Вы сейчас звоните жене и узнаете, какой день вам больше подходит — завтра или послезавтра. Потом в конце дня, часиков так в шесть, заходите ко мне в кабинет — я в корпусе химии на третьем этаже, комната четырнадцать, — мы знакомимся лично, и я вам показываю, как до нас добираться. Кстати, а у вас уже есть на чем передвигаться, а то тут таксомоторов мало?

— Нет пока, Олег Николаевич. Вот только в субботу собираемся с коллегой в автомагазин какие-нибудь колеса приобрести.

— Колеса — это значит автомобиль, верно? И в собранном виде? Чудесно! Так, значит, вы все равно ко мне заходите, но уже объясняете мне, где ваш апартмент расположен, чтобы я за вами мог заехать, а потом вас обратно отвезти. Хорошо?

— Отлично! — ответил я. — В шесть я у вас как штык!

— Боже мой — как штык! Прелестно, прелестно! — И он положил трубку.

Жена, которой я позвонил сразу же, была рада.

— Вот видишь, как замечательно — уже знакомые появляются. Ты у него про семью узнай, если жена есть — цветы надо. А в какой день — нам ведь все равно, правильно?

Так что в без одной минуты шесть я был в химическом корпусе — через аллею от моего биологического — и стучал в красивую деревянную дверь с бронзовым номером “14” на ней.

— Входите, входите, — раздалось из-за двери приглашение на английском.

И я вошел. В кабинете левая стена была заставлена плотно забитыми книжными полками, а на правой было навешано такое количество разных дипломов, наградных плакеток и почетных грамот, что свободного места на ней уже не оставалось, разве что у самого пола. За темным деревянным столом прямо под окном сидел, откинувшись на спинку кресла и положив сжатые в кулаки руки на стол, хозяин кабинета. Поза его удивительно напоминала позу Павлова на знаменитом нестеровском портрете. Поскольку вечерело, то в кабинете уже горел свет, и я мог хорошо разглядеть крупного пожилого человека с породистым орлиным носом, слегка выпуклыми большими бледно-голубыми глазами, тонкими губами с маленькой щеточкой белых усов над ними и аккуратно уложенными густыми седыми волосами.

— Здравствуйте, Олег Николаевич! Я Леня Деборин из биологии. Мы разговаривали днем и договорились, что к вам зайду в шесть. Вот я и здесь.

Человек легко поднялся с кресла, выпрямившись во весь свой оказавшийся чуть не двухметровым рост — во всяком случае, выше меня на добрых полголовы, в два шага пересек весь кабинет, мгновенно очутившись около меня, положил тяжелую левую руку мне на плечо и протянул правую для пожатия. Рука была теплая и сильная, с пальцами необыкновенной длины — пианисту бы впору.

— Здравствуйте, здравствуйте, голубчик! Рад вас видеть. Сердечно рад. Садитесь же. Поговорим немного.

Он усадил меня в свободное кресло перед своим столом, а сам вернулся к своему и принял ту же позу, в которой я увидел его, входя. Потом я убедился, что так он сидел всегда, когда разговаривал с людьми или просто размышлял.

— Ну расскажите немного о себе, голубчик! Простите мою назойливость, но у нас так редко свежие русские появляются. — Он внимательно посмотрел на мое лицо и осторожно поправился: — Я имел в виду — приехавшие из России, — и продолжил: — Так что, что вы ни расскажете, мне все интересно будет. А кстати, для начала — ведь был, кажется, в России историк такой или философ, если я не ошибаюсь — Деборин. Не родственник?

Я засмеялся:

— Ого, как вы хорошо советские дела знаете. Я-то про него услышал, только уже когда студентом был. Нет, не родственник. У нас фамилия Деборины на два поколения назад точно идет, дед тоже был Деборин, а этот самый философ вовсе и не Деборин. Даже не знаю, почему он взял такой псевдоним. Его настоящая фамилия Иоффе. Я это и узнал как раз когда родственников искал. В России сейчас все стали интересоваться своей семейной историей. Но родства со знаменитостью не получилось. А раз уж мы на эту тему заговорили, то у вас-то фамилия действительно знаменитая. Я, конечно, не советского поэта Роберта Рождественского имею в виду. А ведь и другой поэт был, получше, и художник, и даже царский адмирал. Однофамильцы или родственники?

— Про поэтов ничего сказать не могу. У нас тут знания о современной российской поэзии не слишком обширные. Больше о старой или об эмигрантской. Да и вообще фамилия Рождественский не редкая. Многим семинаристам из сирот ее давали, если были среди самых успешных. И даже дворяне вроде нас, и те скорее всего из духовного сословия вышли, хотя и дворянских семей с такой фамилией немало, и вовсе не все между собой в родстве, разве что уж в очень дальнем. Все мы от Адама. А вот с адмиралом вы угадали — действительно, Зиновий Петрович двоюродным братом моего деда был. И семьи наши поддерживали самые теплые отношения. И что бы там про него новая власть ни писала, у нас в семье он почитается истинным героем. Ведь его вины в цусимском разгроме нет, все случилось от ошибочных решений на уровне верховного командования. Он сколько и говорил и писал, что плохая это затея — флот туда посылать без баз, без снабжения. Приказали. Что мог офицер делать? А он потом весь грех на себя принял. Сам суда потребовал и на суде для себя казни просил. А его вообще оправдали. И умер вскоре. До моего рождения еще. Он в 1909 году преставился, а я родился только в 1915-м. Говорят, что даже могилы его в Александро-Невской лавре не сохранилось. И слава богу, что не дожил до новых времен. А то его бы власти новые наверняка казнили. Как же — и адмирал, и виновник гибели стольких матросиков. Хотя, если бы большевики действительно думали, что это только он Цусиму проиграл, то по их логике наградить должны были бы — они ведь всегда за поражение России выступали. Верно? Ох, чудны дела твои, господи!

— А у вас в России родня сохранилась?

— Сохранилась, как не сохраниться. Семья-то большая была. И двоюродные, и троюродные, и совсем дальние. Кое-кто и уцелел. Хотя связи только недавно восстанавливать стали. До этого-то, то есть до перестройки вашей, даже переписываться было невозможно, чтобы им беды не было. Стариков-то, пожалуй, и не сыскать уже. Разве кто из следующих поколений. Люди-то и при Советах плодились и размножались. А у вас там тоже родные остались?

— Остались. И у меня и у жены.

И я вкратце рассказал Олегу Николаевичу, как оказался в Америке. И про то, что уехать давно хотел. И про то, как боялся, что в отказ попаду, если на выезд в Израиль нацелюсь. И про то, как всего несколько месяцев назад, будучи на конференции в Лос-Анджелесе, решил в Россию не возвращаться и попросил убежища в Штатах. И про то, как моя жена, гостившая в это время по частному приглашению у институтской подруги в Чехословакии, сумела перебраться из Чехословакии в Австрию, а оттуда и ко мне. Вот теперь вместе и вживаемся в новую реальность.