Путь всех призраков - Грег Бир

— Вот она, — сказала Пласс. — Точно, ее ни с чем не спутаешь.

Врата, пробитые Исой Данной, расширились и поднялись над дном Пути — именно это Расп и Карн почувствовали при помощи своих инструментов. Теперь, когда до пункта назначения оставалась всего сотня километров, круглая брешь была хорошо видна. Вокруг нее плескался ореол цвета птичьей крови, рубинов и магии. Черная сердцевина была с этого расстояния не больше ногтя, но Олми казалось, что он видит только ее.

Его молодое тело решило, что двигаться дальше ему совершенно не хочется. Он сглотнул и поборол страх, до крови закусив губу.

Вихрелет накренился. Голос бортового компьютера произнес:

— Получено сообщение от инструкционного маяка. Менее чем в десяти километрах от нашего местонахождения находятся люди. Согласно сообщению, мы будем направлены к ним.

— Они по-прежнему там, — сказала Пласс.

Сквозь прозрачную носовую часть корабля, сквозь огненно-розовый цвет Пути и обвивавшие его слои голубого и зеленого тумана, в двадцати пяти километрах под ними среди грубых камней можно было разглядеть темный отблеск металла.

«Редут» лежал в сумеречном полумраке, который пронзали алые вспышки ауры-бреши.

— Я чувствую, как бьются чужие мировые линии, — одновременно сказали Карн и Расп.

Олми оглянулся и увидел, что их ключи касаются друг друга. Шары ключей трещали, как погремушки. Карн повернула свой инструмент так, чтобы Олми видел дисплей. По экрану бежали длинные столбцы мировых констант — число «пи», константа Планка… — искажавшиеся под влиянием обычного зашумления внутри вихрелета.

— Здесь нет ничего стабильного!

Олми бросил взгляд на полученное из «Редута» сообщение. Это были навигационные инструкции для посадочного аппарата: как отстыковаться от вихрелета, опуститься, пройти проверку и быть принятым внутрь пирамиды. В завершение говорилось: «Мы определим, не являетесь ли вы иллюзиями или аберрациями. Если вы того же происхождения, что и мы, вас примут. Возвращаться слишком поздно. Покиньте корабль прежде, чем он приблизится к альтингу. Пославший вас сюда обрек вас на бесконечный плен».

— Очень вдохновляюще, — сказал Олми. Их лица озаряли жутковатые вспышки.

— Мы всегда направлялись сюда, — тихо произнесла Расп.

— Вынуждена согласиться, — сказала Пласс. — Больше нам лететь некуда.

Они перешли в корму вихрелета и влезли в люк маленького остроносого посадочного аппарата. Кресла прогнулись по форме тел. Олми и Пласс заняли места пилотов, Расп и Карн поместились сзади.

Олми отстыковался от корабля и нацелил аппарат на маяк пирамиды. В широком окне кабины было видно, как клочок земли вокруг «Редута» стремительно приближается.

Лицо Пласс исказилось, как у ребенка, готового разреветься.

— Звезда, Рок и Дух, будьте милостивы ко мне! Я вижу голову открывателя. Вон она!

В бессильном ужасе, равно испуганная и зачарованная, она указывала рукой туда, где на низком широком холме, служащем опорой «Редуту», высилась отвесной скалой огромная темная голова. Ее кожа была словно серый камень, один глаз смотрел на юг, другой озирал местность перед повернутой к нему стеной пирамиды. Глаз был, пожалуй, метров сто диаметром и светился зловещим цветом морской волны, пронзая долгим лучом тяжелые витые столбы тумана.

Пласс сорвалась на крик:

— Звезда и Рок!..

Над «Редутом» вихрем кружились лучи мировых линий, исходивших из черного центра бреши. С каждым движением они изменяли ландшафт, сдвигая его черты на десятки метров, увеличивая, их или уменьшая, так что вся земля была покрыта рябью.

Олми такого себе и представить не мог. «Редут» покоился посреди детского кошмара — холмы были усажены, как деревьями, человеческими руками и ногами, отделенными от тел; их пальцы судорожно сжимались и разжимались. На одном холме стоял замок, сложенный из зеленых стеклянных кирпичей, с одной огромной распахнутой дверью и окном. В дверях стояла фигура, похожая на человеческую — должно быть, статуя, — в несколько сот метров высотой, стояла и размеренно кивала головой, как идиот. Во дворе перед замком толпились сотни других фигур, гораздо меньше той, но все равно гигантских. Они отбрасывали красные и черные тени, развевавшиеся по непрестанному ветру изменяющихся вероятностей… Олми подумал, что это, возможно, огромные псы или бесхвостые ящерицы. Однако Пласс сказала:

— Мой муж рассказывал об ассистенте Исы Данны, Рэме Чако… Его размножили и заставили бегать на четвереньках.

Великан, стоявший в дверях замка, медленно поднял огромную руку, и ящерицы, давя друг друга, выбежали со двора и принялись прыгать, будто пытаясь ухватить зубами пролетавший над ними посадочный аппарат.

Олми услышал, как кровь бьется у него в висках. Он не мог заставить себя поверить, что все это — реальность. Собственно, не было никакой причины считать это реальностью в каком-либо смысле, понятном для его тела. Расп и Карн, в свою очередь, растеряли прежнюю уверенность и сидели, прижавшись друг к другу. Ключи на тесемках болтались у них на запястьях.

Аппарат развернулся контактными точками навстречу тяговым полям «Редута». В кабину хлынул, словно струя крови, яркий свет. Олми приказал компьютеру вывести широкоугольное изображение «Редута» и окрестностей. Изображение медленно развернулось в тесноте кабины.

Казалось, изменения никогда не прекратятся. Что-то не только рассекло на части человеческое тело — или много тел — и немыслимо исказило эти части, но и с мыслями и желаниями человеческими сделало то же самое, а то, что получилось в результате, рассеяло вокруг, не придерживаясь никакого видимого порядка.

В долине — именно такой, как описывала Пласс, — сидела на корточках возле колыбели, в которой копошились сотни голых людей, огромная, вровень с фигурой в дверях замка, синекожая женщина. Она медленно опустила руку в котел человеческой плоти и стала ее перемешивать. Длинные волосы женщины превратились в лучи и залили все вокруг густым, тяжелым зеленым свечением.

— Матерь геометрий, — прошептала Карн и спрятала лицо в ладонях.

Олми не мог отвернуться, но все, что в нем было, желало уснуть, умереть, а не признавать то, что он видел.

Пласс заметила его мучения. Каким-то образом она нашла силы оторвать взгляд от непостижимого зрелища.

— Нет нужды это понимать. — Ее тон был как у ворчливой школьной учительницы. — Оно поддерживается благодаря неиссякающему источнику энергии и монолитной, лишенной сознания воле. Здесь нет ничего нового, ничего…

— Я и не хочу понимать, — перебил ее Олми. — Мне нужно знать, что за этим кроется.