Вся правда о российских евреях - Андрей Буровский

Но уже тогда, в «староиудейском времени», Й'ахве все отдаляется и отдаляется от Земли и населяющих ее людей. Теперь же, после Вавилонского плена, Й'ахве окончательно становится невидимым божеством, отделенным от какой-либо конкретной территории. Он до конца становится не богом Синая, не богом Ханаана, а богом Вселенским.

Ревнивый бог, не желавший делить жертвы с другими богами, окончательно сделался единственно возможным, Единым Богом, а остальные божества объявлялись не то чтобы неправильными… Мало этого! Они объявлялись несуществующими!

Религиозные люди вправе увидеть в этом некие этапы богопознания — постижения людьми объективных знаний о Боге. С точки зрения истории культуры, речь идет немного о другом: появился такой вариант культуры, который позволял почитать Единого Невидимого Бога уже не только в Ханаане, но решительно где угодно.

Поклонение Единому богу в Иудее, в Иерусалимском храме, мало отличалось от поклонения любому другому восточному божеству. В Вавилонском плену родился совсем другой иудаизм… Для этого иудаизма есть очень любопытное определение: «портативное единобожие». В этом единобожии вообще не нужны никакие жертвоприношения. В нем нужно умение читать и комментировать священные тексты.

Действительно, ведь в любой момент может появиться человек, который начнет комментировать священные тексты как-то «не так», не стандартно. В любой момент любой образованный человек может разочароваться в том, чему учит его ребе в его синагоге, и начать поиск «правильного» иудаизма. При этом он может стремиться его и реформировать, и «очистить» от всяких «позднейших наслоений»… результат будет одинаков: очень реальная перспектива раскола.

Потому что ведь реформатора слушают не только раввины, не только интеллектуальная элита. Идеалом иудеев стала поголовная грамотность — религиозной ценностью стало получить образование — уже для того, чтобы самому читать Библию. Трудно сказать, когда именно был достигнут идеал, но скорее всего уже к концу Вавилонского плена довольно значительный процент мужского населения мог если и не участвовать в религиозных диспутах, то по крайней мере понимать, о чем идет речь, и составить собственное мнение. В исторической перспективе число грамотных и образованных все расширялось, пока не охватило практически все мужское население и довольно большой процент женского.

Трактовки Библии обсуждались, разные версии иудаизма принимались разными людьми. Версии эти были чисто теоретическими, они не требовали что-то делать или тем более менять в реальной жизни. Поэтому все версии были очень абстрактными, идеологическими, то есть объяснявшими по-своему какие-то явления окружающего мира.

Для проверки правильности своей версии иудаизма не надо было ни ставить опытов, наблюдать за материальными объектами, ни делать выводов из того, что есть на земле. Все наоборот — утвердившись в своем правильном понимании слов пророка, можно было уже приступать к изменениям материального мира.

Разумеется, разные версии иудаизма принимались не всеми поголовно. Возникали религиозные партии: своего рода версии еврейской культуры. Евреи постоянно разбивались на эти партии и спорили до хрипоты.

Начиная с Вавилонского плена, у иудеев все время появляются какие-то новые партии и течения, спорят между собой… и хорошо, если спорят чисто словесно.

Во время Вавилонского плена исчезло племенное деление. Еще перед пленением оно было чем-то совершенно реальным, а тут «вдруг» исчезает. Все объяснимо — племена изначально очень близки друг к другу, и это сближение только растет. В плену, в общей беде, в неустройстве никому уже нет дела до племенной принадлежности.

Но и это еще не все.

Стоило иудеям вернуться в Иудею, они не только стали строить жилища и вырубать кустарник, которым заросли их поля. Они захотели отстроить Храм, и тут-то выяснилась любопытная подробность… Читатель не забыл, надеюсь, что к северу от Иудеи, на землях бывшего Израильского царства, обитала небольшая народность самарян. Ближайшие родственники иудеев по крови, они и в культурном отношении были очень к ним близки. Правда, признавали они священными не все книги Библии, да и в те, которые признавали, внесли изменения. И поклонялись Й'ахве они тоже со многими языческими обычаями.

После возвращения иудеев из плена самаряне тоже хотели участвовать в восстановлении храма. Они хотели строить Иерусалимский храм вместе с иудеями, чтобы он был общим для них храмом. Так вот — правитель Зерубавель и первосвященник Иешуа категорически отказали самарянам в праве восстанавливать храм. Они — только полуевреи! Не им принадлежит священный храм!

Понимать это «полуевреи» можно двояко. С точки зрения культуры, мол, самаряне исказили веру в Й'ахве, они «неправильные иудаисты». А можно понимать и с племенной, генетической точки зрения: самаряне по крови «нечистые».

Вскоре мы увидим, что имелось в виду. Пока же отметим главное: вернувшиеся из плена вовсе не считали самарян дорогими соотечественниками. Прошли времена, когда цари Иудеи и Израиля произносили речи в духе «твой народ — мой народ, твоя страна — моя страна».

И более того — оставшиеся в Иудее тоже не воспринимались как дорогие сородичи. «Только „иудеи“ — потомки переселенцев в Вавилонию, по-видимому включив в свой состав… довольно заметное число прозелитов иного этнического происхождения, сохранили и обозначение „евреи“».[40]

То есть получается, этноним «еврей» относился теперь уже только к вернувшемуся из плена! Остальные же должны были или влиться в состав нового этноса, или влиться в состав других народов, или исчезнуть с лица земли.

Вернувшиеся в Иудею обнаружили, что они не похожи ни на самарян, ни даже на тех иудеев, которые оставались в своей стране, не пройдя вавилонского плена. Вернулся какой-то ДРУГОЙ НАРОД.

Что характерно, иудеи диаспоры принимали очень активное участие в жизни Иудеи. Один из них, Эзра, жил в Вавилоне, но очень сокрушался об упадке религиозной жизни в Иудее. Так сокрушался, что поехал в Иудею, стал там первосвященником и начал проводить широкие реформы. Например, вот такие: «Эзра требовал, чтобы иудеи, которые имели иноплеменных жен, немедленно развелись с ними. Многие поспешили исполнить это требование: иноплеменницы были отпущены и возвратились к своим родным».[41]

Некторые евреи, с которыми я обсуждал эти события, высказывали уверенность: женам евреев предложили гиюр! Выгнали только тех, кто отказался… Правда, вот источника, где бы это описывалось, мне никто не смог указать. А если даже это и правда, — почему женщины должны были отказываться от своей веры? Потому, что евреям приспичило? Да, это серьезная причина.

Мне, впрочем, не удалось выяснить, что думали об этом брошенные, как ветошь, иноплеменные жены. Не менее интересно, что думали на этот счет дети и внуки этих женщин. Что, спокойно смотрели, как их маму или бабушку «отпускают», чтобы она «возвратилась к своим родным»? Трудно представить себе, чтобы во всех случаях этот разрыв живого тела народа проходил с идиллическими улыбками всех участников событий.

Но во всяком случае мы знаем, что думали соседи иудеев: «Это (изгнание иноплеменных жен. — А. Б.) навлекло на иудеев ненависть соседних племен. Моавиты, аммониты и самаряне стали беспокоить своими набегами жителей Иерусалима и разрушали город».[42]

Позже второй великий реформатор религиозной жизни, Нехемия, тоже очень заботился о том, «чтобы дурные священники были удалены от храмовой службы. Один из главных священников Менаша, женившийся на дочери начальника самаритян Санбалата, был изгнан из Иерусалима (около 430 г.)»[43]

О том, что думала про это жена Менаша и даже как ее звали, я не могу ничего сказать. Я даже не знаю, уехал ли Менаша из Иерусалима вместе с женой и если да — мои ему и ей поздравления. Но опять же — позиция иноплеменников известна: начальник самаритян (тесть Менаши? Не знаю, не знаю…) «построил для своего племени особый храм на горе Гаразим, близ города Сихема, и назначил Менашу первосвященником в этом храме. С тех пор самаритяне все более отдалялись от иудеев в своих верованиях и образе жизни».[44]

При этом был сам Нехемия виночерпием у персидского царя и приехал в Иудею как официально посланный царем Артаксерксом пеха — то есть наместник. Вот вам мораль: жить в диаспоре можно, делать карьеру при дворе оккупантов — дело хорошее. Но жениться на иноплеменницах — ни-ззя!

Позже Нехемия боролся еще с тем, что богатые иудеи в голодные годы обращали в рабство задолжавших им бедняков. Соплеменник не должен кабалить другого соплеменника! Нехемия добился своего, и даже позже, когда иудеи все-таки обращали в рабство других иудеев, раба-иудея даже клеймили особым клеймом и обращались с ним не как с другими.