29 отравленных принцев - Татьяна Степанова

Колосов закрыл глаза: ой, только не это, не всю сказку сначала рассказывать про этого чертова белого бычка. Они плыли мимо Воробьевых гор. Катя слушала, затаив дыхание. Никита монотонно рассказывал, а сам думал о…

Удивительное было, что называется, рядом: в деле об умышленном отравлении появились свидетели и очевидцы. И не один, не два, а целый выводок!

Когда Никиту пригласили в кабинет к начальнику управления розыска сегодня днем, он ожидал увидеть там кого угодно, но только не будущих потенциальных фигурантов. За длинным совещательным столом сидели трое: миниатюрная светловолосая молодая женщина в шикарных темных очках, одетая по тинейджеровской моде в облегающие расшитые стразами джинсы и майку-топ небесно-голубого цвета. На шее и руках женщины сверкала пропасть разной дорогой бижутерии — браслетки, часики, колечки с цепочками, цепочки с крестиками, медальончики, подвески и брелоки. Все это мелодично звенело, сверкало, блестело. На другой бы вся эта драгоценная дребедень показалась вычурной и смешной, но Авроре — а это была действительно Аврора (Колосов сразу ее узнал, потому что не раз видел по телевизору и на обложках журналов) — все эти милые легкомысленные фишки ужасно шли.

Если бы Катя спросила, на кого была похожа певица Аврора в жизни, Никита, столкнувшийся с (ней лицом к лицу в генеральском кабинете, ответил не задумываясь: не на кого, а на что — на искусственную новогоднюю елку из серебряной мишуры — такую же хрупкую, яркую, ужасно фальшивую и властно притягательную для взора.

Колосов отметил, что даже шеф, чье сердце было из кремня и стали, выглядел явно польщенным и смущенным, внимая своей собеседнице. Вместе с Авророй приехали двое молодых мужчин. Колосов поначалу принял их за охранников певицы, но один из них — полный, шумный, румяный, чем-то отдаленно похожий на молодого Алексея Толстого — тут же представился Петром Моховым — журналистом и критиком, а второй — очень высокий крупный блондин яркой плакатно-рекламной внешности — назвался Симоновым Серафимом Николаевичем, другом покойного Студнева.

Все трое были не на шутку встревожены известием о смерти Студнева, выражали искреннее горе и вполне объяснимый тревожный интерес к тому, что же на самом деле произошло с их знакомым. Говорили все разом, перебивая друг друга.

Колосов все это наблюдал со стороны, в разговор не вмешивался. Было ясно: здесь, в кабинете у шефа, нормальной каши из этих свидетелей не сваришь. Обстановка была нервозной и чопорной, совершенно нерабочей. Но, может быть; пока это было и к лучшему.

— Выходит, этот Студнев упал с балкона прямо на ваших глазах? — спросила Катя. Они плыли мимо трамплина. — А может быть, все-таки его кто-то столкнул?

Колосов отрицательно покачал головой.

— Значит, по-твоему, не выйди он в лоджию, он бы умер от яда в своей кровати, в ванной, в туалете?

— В машине, если бы задержался там еще подольше.

— Где задержался? — спросила Катя. — Вы установили, где этот Студнев был в пятницу вечером?

— Он был в ресторане «Аль-Магриб».

— Быть того не может! — Катя чуть не подпрыгнула.

— Почему?

—Ой, да это же от моего дома в двух шагах. На набережной у моста напротив Нескучного. Я мимо этого ресторана сто раз проходила. Там марокканская кухня. Этот Студнев был там вместе с Авророй, да?

Колосов вспомнил, как шеф очень вежливо и очень настойчиво задал певице этот же самый вопрос: «Потерпевший был в ресторане с вами?» Й на вопрос этот свидетели — Аврора, Мохов и Симонов — ответили дружным хором: «Он был с нами, был закрытый вечер для друзей». Все было замечательно, и кто бы мог подумать, что все обернется такой ужасной трагедией! Аврора сбивчиво начала объяснять, что это именно она устраивала для своих друзей вечеринку и сняла для этой цели весь ресторан. Что, кроме нее, Студнева, Мохова и Симонова, были только ее близкая подруга Мария Захаровна Потехина и приятельница, журналистка. Что вечер был удачным, все веселились. Студнев был в превосходном настроении и уехал из ресторана не раньше и не позже, а со всеми. Уехал на своей машине.

— Так, значит, он не вместе с Авророй оттуда уехал? — разочарованно спросила Катя. — А я думала, раз она так сразу примчалась к нам, значит, он ее любовник!

Колосов вздохнул: женщины… Поди ж ты, логика какая прихотливая…

— Итак, на том ужине присутствовали трое мужчин и три женщины. Три пары, — быстро сосчитала Катя, — а во сколько вечеринка закончилась?

— Они сказали: все разъехались примерно в начале первого. А в половине третьего мы уже в Столбах труп осматривали. Из ресторана Студнев, судя по времени, поехал прямо домой. Чтобы от Фрунзенской доехать до поселка за МКАД, ему потребовалось, ну, скажем… полчаса по хорошей дороге, на хорошей скорости. Машину он загнал в гараж-пенал у дома — мы проверили. Поднялся к себе в квартиру, лег. Потом почувствовал себя плохо…

— Заварзина время дала, ну хотя бы примерное, когда он мог получить яд? — спросила Катя.

— Дала: восемь — половина девятого. Студнев, как показывают трое свидетелей, находился в это время в ресторане. В компании друзей.

— И им пока об отравлении не сказали? — быстро спросила Катя.

Колосов покачал головой — нет.

— А когда ты им про это скажешь?

— Потом. Каждому в свой час.

— Так, значит, это убийство, — Катя вздохнула. — Никита, ты не представляешь… Отравление — это такая редкость. Это такая находка для меня этот случай, такой бриллиант…

— Катя…

— Что? — она улыбнулась. — Ну что?

— Ничего, — Колосов налил еще вина, — с тобой свихнуться можно, честное слово.

Теплоходик медленно отчаливал от очередной пристани. На борт взошла какая-то шумная компания.

— Но подожди, если он был в это время в ресторане… А как же тогда девица, про которую ты мне только что рассказывал, — эта Маслова и какой-то ее Иван Григорьевич, который, по ее словам, мог убить Студнева?

— Будем разбираться, — ответил Никита, — ты же любишь, когда сразу много разных версий.

— А ты не любишь, — сказала Катя.

— Штой-то вы там как на ромашке гадаете — любишь — не любишь? — раздался у них за спиной громкий мужской голос. — Эй, парень, ты, кажется, тут уже лишний. Тебя не любят. Девушка, а вот он — я, давайте с вами знакомиться!

Катя и Колосов обернулись — у противоположного борта две скамейки заняла та самая компания — четверо парней. Снизу, из трюма, где гнездится бар, слышались еще мужские голоса и заливистый женский смех.

Тот, кто предложил Кате знакомиться, встал — он был плечистый, бритый, молодой и совершенно пьяный.

— Отвали, — сказал ему Колосов и обнял Катю за плечи. Она даже растерялась от неожиданности. — Отвали, я сказал, — повторил Никита, — место давно занято.

— А мы щас освободим. Пацаны, внимание!

Со скамейки поднялись еще двое. Они с интересом следили за происходящим, готовые вмешаться. Колосов вздохнул и тоже встал.

— Ладно, — сказал он, — уговорили, только чур пошли вниз.

— Ты проваливай, а девушка останется здесь. Мы будем знакомиться, — с чувством собственного пьяного достоинства сказал тот, кто все еще хотел «знакомиться».

— Ладно, уговорили, — покладисто согласился Колосов, — здесь так здесь.

Бац! Катя даже не поняла сначала, что случилось. Тот, что хотел «знакомиться», кубарем, с воплями и ругательствами покатился вниз по трапу в трюм. Колосов отшвырнул к борту сунувшегося к нему второго парня.

— Ах, ты так? Эй, наших бьют! — истошно завопил третий. — Братва!

А четвертый, самый здоровый и самый пьяный, ринулся на Никиту, как бык на красную тряпку, плотоядно обещая: «Ну все, нарвался, убью!»

— Прекратите! — завизжала Катя. — Хулиганы!

Снизу по трапу громыхали чьи-то кроссовки. Четвертый нападавший размахнулся и… Это был удар так удар! Колосов на какую-то долю секунды замешкался, и его точно волной отбросило к борту — бац!

Чем бы закончилось сражение — неизвестно, но тут из рубки выскочили трое дюжих матросов и сам капитан (Катя совсем испугалась — если все тут, то кто же стоит у руля? А по курсу впереди Метромост!).

— Смирно! — рявкнул капитан на всю Москву-реку. — Кончай дебош!

Матросы столкнули драчунов в трюм, Колосова за компанию со всеми. Катя побежала вниз по трапу — только каблучки застучали.

— Черти! — орал капитан. — Тут люди отдыхать сели, а они рожи друг другу полируют! Все вон, за борт, мать вашу, отдать швартовы!

Теплоход причалил к маленькой пристани за Метромостом. Их вытряхнули за борт.

— Ничего себе, — хмыкнул Никита, — да кто он такой вообще на своей калоше?

— Хватит, — взмолилась Катя, — с меня довольно! Я ухожу домой!

Она огляделась — темная ночь. Слева — стройка, над головой Метромост — там орут рабочие, сверкает сварка, сыплются голубые искры, стучат молотки, гудит компрессор. Справа — покрытые лесом холмы. У ног — Москва-река, тихая, черная, как чернила, и пустая. Редкая, редкая птица долетит до середины, как говорится…