Карл Великий. Основатель империи Каролингов - Гарольд Лэмб

Кто-то вспомнил о двух сыновьях Карломана. Отцовская доля по наследству переходила к ним. Требовалось назначить опекуна, который следил бы за соблюдением их прав до тех пор, пока они не достигнут совершеннолетия.

– Сколько лет? – спросил Карл и, услышав ответ, отрицательно покачал головой: – Нет.

Окер, которому тоже принадлежали немалые земли во владениях Карломана, осмелился возразить:

– У них есть мать, в свое время должным образом сочетавшаяся браком и из хорошей семьи.

Он мог бы также напомнить слушателям о том, как Карл прогнал дочь короля лангобардов. Собравшиеся почувствовали приближение грозы. Какое-то время Карл молчал, уставясь на горевший посреди залы огонь, дым от которого, колеблясь, уходил через отверстие в потолке. Наконец всем, внимательно наблюдавшим за ним, показалось, что он расслабился.

Подойдя к безмолвному Фулраду, Карл взял священника за руки и спокойно произнес:

– Ты всегда был добрым другом сыну Пипина. И я прошу, пусть твое слово решит судьбу королевства Пипина и его внуков.

С этими словами Карл вышел и стал ждать во дворе на холоде. Он оставил всех в недоумении и с чувством новой ответственности. Они ожидали более резкого отпора.

Фулрад решительно заявил, что королевство в это тревожное время должно управляться твердой рукой, следовательно, Карлом. Оба дяди вспомнили об Аквитании и поддержали священника. Это решение выражало волю собрания. Но сеньор Окер, не испытывавший никаких дружеских чувств к Карлу, отправился искать вдову Карломана Гербергу.

После того как стало известно решение собрания, вдова короля умчалась вместе с Окером и детьми по дороге в направлении Павии.

– Разве это имеет значение? – спросил Карл. Казалось, он остался равнодушен к их бегству, не сделав никакой попытки остановить беглецов.

– Это имеет большое значение, – серьезно ответил Фулрад.

Оба мальчика, рожденные в браке, были настоящими наследниками Карломана и, находясь в руках лангобардского короля, могли вызвать в дальнейшем серьезные осложнения для Франкского государства.

И все равно Карл не изменил своего решения. Ему казалось забавным, что настоящие потомки Арнульфингов должны бежать из собственного отечества, оставляя у власти его, незаконнорожденного, вместе с калекой сыном. Карл смеялся и качал головой. Именно в то время кто-то должен был взять на себя ответственность, и, благодаря провидению, ему одному была уготована эта участь. Теперь в руках Карла оказалось все королевство. Остальное не имело значения.

Казалось, что он думал именно так. Но насколько рассудительно, если вообще можно было употреблять это слово по отношению к Карлу, он подходил к решению подобных проблем?

Он действовал по-дурацки и, несомненно, чисто импульсивно. Карл без видимой причины отверг двух жен, и, отправив Дезире восвояси, он посеял семена смертельной вражды в душах и без того недружелюбных лангобардов. Он присвоил наследство брата и в дальнейшем безрассудно позволил его детям попасть в руки того самого врага, который мог бы наилучшим образом использовать их в качестве заложников. Более того, действия Карла вызвали семейную вражду между ним и его кузеном Тассилоном, который женился на сестре Дезире.

Да, его кузен Адальгард сказал чистую правду – животное поведение Карла превратило его в супруга-изменника, а франкских сеньоров в клятвопреступников. (И хронисты более поздних времен, описывая эпоху царствования Карла, будут усиленно стараться навести глянец на его жестокие действия, называя Гимильтруду его любовницей и объясняя, что Карл развелся с Дезире потому, что она все время болела и не могла иметь детей. На самом деле это было не так, потому что королева-изгнанница, приехав во дворец родного отца, умерла при родах. Такая печальная судьба постигла второго ребенка Карла.)

Безусловно, Карл впал в ярость, когда понял, какую совершил ошибку, поддавшись на уговоры матери. Его младший брат, осторожный Карломан, действовал умнее, и умудренные годами советники его поддержали. Однако безрассудному Карлу удалось склонить на свою сторону могущественных сеньоров, готовых покинуть его в Корбени. Он озадачил их своим стремительным и неожиданным появлением. Вслед за этим Карл выказал неожиданную кротость, предоставив решать свое дело архикапеллану Фулраду, и тем самым вынудил их высказаться в свою пользу. Впоследствии сеньоры утверждали, что он их околдовал. У Карла имелся особый дар приобретать самых неожиданных друзей.

Его упрямство стало основой несгибаемой воли. При помощи лести, ловкости рук, настойчивости или простой силы этот необыкновенный человек добивался своего. Он заставил своих собственных подданных принести присягу верности. Вслед за этим Карл потребовал такой же клятвы от подданных Карломана, от «каждого лица мужского пола старше 12 лет». Парни, сбивавшие палками желуди для свиней, должны были присягать Карлу. По крайней мере, их просили об этом.

Ни о чем подобном прежде не слыхивали и впоследствии опять забудут на долгие века. Конечно, в то время мальчик или девочка в возрасте 12 лет считались достаточно взрослыми, чтобы трудиться, носить оружие или вынашивать детей, и, говоря по правде, они проживали от силы половину предполагаемого жизненного срока. Но до той поры только феодальные сеньоры присягали королю. Карл призвал всех своих подданных быть верными и преданными ему одному. Если они отказывались, а это происходило довольно часто, то становились предателями. Последствия подобных поступков не были для подданных столь очевидны.

Безрассудные поступки Карла приводили к самым неожиданным результатам. Достаточно сказать, что наиболее серьезно относились к новой присяге не кто-нибудь, а жители мятежного юга, аквитанцы. Возможно, старые враги обдумывали вопрос о присяге на верность усерднее, чем родной народ – франки, бургунды, швабы и прочие; возможно, они разглядели привлекательные черты в сумасбродном Кёрле; более вероятным представляется то, что аквитанцы хорошо запомнили восемь опустошительных военных походов Пипина Короткого. Во всяком случае, вчерашние непостоянные галлы-римляне – будущие гасконцы и жители Прованса – принесли присягу на верность и воздерживались от заговоров против Карла, чего нельзя было сказать о его родном народе и членах его семьи.

Между тем весной 772 года, освободившись от опеки матери и разворошив осиное гнездо в Италии, Карл приступил к управлению Франкским государством. И начал он с того, что женился на Хильдегарде и отправился покорять язычников-саксов по ту сторону границы на Рейне.

Хильдегарда обладала всем, чем должна была обладать воспитанная должным образом девица. Она умела ткать и занималась этим с охотой, содержала в порядке имущество Карла, следила за тем, чтобы на вертелах хватало мяса зимой и в голодное время, сама для себя ткала простую и аккуратную одежду – не эфемерные шелка иностранной принцессы – и быстро беременела. Кроме того, будучи юной и нежной, она была добра к маленькому Пипину. Где бы Кёрл ни устраивал свой дом, его окружало семейное счастье, и он становился бодр и весел. Соответственно Карл ждал от своей супруги, что та будет сопровождать его во всех путешествиях, и она оправдывала его ожидания.