Гамлет шестого акта - Ольга Михайлова

— А вы видели платье леди Бервик на балу у мистера Тилни? — неожиданно вспомнила, зажмурившись от восторга, мисс Морган. — Боже мой! Поверх кринолина шёл вышитый серебряными нитями меандровый узор, он же повторялся на рукавах «а ля мамелюк» и в краях лифа, и даже фаншон был в том же стиле!

— О, да, она была бесподобна. А новый фрак без фалд у мистера Олдингтона? — подхватила мисс Нортон. — А вам понравилось, мисс Стэнтон?

Мисс Бэрил ответила, что не была на этом вечере у мистера Тилни — она тогда простудилась. На самом деле брат предпочитал не показываться с ней в свете, считая, что она позорит его. Клемент и в тот раз не взял её с собой, никак это не объяснив. Мисс Софи сочла нужным выразить ей сочувствие — главным образом для того, чтобы продемонстрировать благовоспитанность и милосердие, — в последнем бедная дурнушка весьма нуждалась.

— Как жаль, что вы заболели, вы пропустили незабываемый вечер, о нём говорили после две недели! Там был и знаменитый писатель, мистер Альфред Теннисон, он пользовался большим успехом у дам. Вы его знаете?

Мисс Бэрил кивнула.

— Да, двухтомник его «Стихотворений» у меня есть. В этом году он опубликовал «Королевские идиллии» — на темы средневековых сказаний о короле Артуре и рыцарях Круглого стола. Они музыкальны и живописны. Я не удивляюсь его популярности. А как он выглядит? — поинтересовалась мисс Бэрил у Софи.

— Ну… Длинные волосы, небольшая борода, красивые глаза… Он кажется истинным джентльменом, но он совсем старик, ему уже за пятьдесят. А вы, что, много читаете?

Мисс Стэнтон пожала плечами и ответила утвердительно. Чтение — прекрасный досуг, оно развивает ум, даёт понимание многих вещей, знания…

— Женщина заслуживает уважения не из-за своих знаний, а в силу достойного поведения, — этой невесть где услышанной максимой мисс Софи закончила, а, точнее, оборвала разговор, который уже стал утомлять её.

Патрик Доран удивлённо покосился на мисс Хеммонд. На его взгляд, мисс Стэнтон ни в коей мере не заслуживала упрёков подобного рода. Сама она относилась к насмешкам сестры и девиц спокойно, с достоинством и смирением. Священник видел теперь, что девушка вовсе не горделива, как ему сперва показалось. Молчаливая отстранённость скрывала не высокомерие, но кроткую душу, скромность и нрав безмятежный, почти ангельский — иначе как можно было спокойно переносить оскорбительные выпады брата и колкости кузины с её подругами?

Вскоре он обнаружил, что Бэрил склонна к уединению и действительно много читает, облюбовав для себя зал библиотеки, где было тихо и куда остальные девушки никогда не заглядывали. При этом ему, опытному музыканту, показалось, что она не любит музыки. В один из вечеров по просьбе мистера Хеммонда устроили концерт, и у гостей Хеммондсхолла была возможность показать свои дарования. Но мистер Нортон постоянно фальшивил, просто мучая рояль, не блистал и мистер Стэнтон, как ни хотел понравиться кузине. Мистер Морган и мистер Кемпбелл талантами одарены не были. Мисс Морган тоже попыталась спеть, напомнив мистеру Дорану своими руладами попавшую в дымоход кошку, мисс же Нортон сыграла несколько фортепианных этюдов, но бродвудовский рояль милорда Хеммонда, всегда прекрасно настроенный, издавал под её пальчиками звуки просто неблагопристойные. Клемент стал умолять спеть мисс Софи, но и её исполнение, несмотря на восторженные похвалы мистера Стэнтона, показалось мистеру Дорану не особенно мастерским, хотя красота и обаяние певицы сглаживали огрехи исполнения. Но, в каком бы пансионе мисс Хеммонд не учили петь, подумал мистер Доран, её вокализы чести этому учебному заведению не делали.

Мисс Стэнтон вышла на балкон, прижимая пальцы к вискам, тихо жалуясь на нестерпимую боль. Мистер Хеммонд тоже был разочарован. Когда же мисс Морган предложила спеть с Софи дуэтом, его сиятельство пожаловался на сердцебиение и слабость и удалился, проведя вечер с романом Вальтера Скотта.

Глава 5. «Иосиф же был красив станом и красив лицом…»

На четвертый день пребывания гостей в поместье было решено отправиться на пикник. Мистер же Доран накануне вечером направился в свой приход — по делам. Возвратился он в опустевший Хеммондсхолл около полудня, узнав у лакея, что милорд с гостями ещё не вернулся, поднялся по ступеням и в изумлении остановился у входа. Из гостиной ползли, точно огненные змейки, странные звуки. Доран, вслушавшись, понял, что звучит скрипичная мелодия, четырехтактная, в которой звуки языков пламени танцевали в четырех стихиях, misterioso, spirituoso agitato, imperioso, con calore волнуя воздух, испаряя воду и выжигая землю, вовлекая слушавшего в дикий пламенный хоровод сильфид и эльфов, в пляску кобольдов и домовых, затягивая его в тёмные бездны адских гротов и провалы ущелий чистилища… Гамельнский крысолов заманивал в озеро крыс, злая ведьма путала следы у развилки дорог, чёрный колдун творил заклинания… Резкий аккорд оборвал мелодию, но мгновение спустя снова звуки потекли снова. Теперь высокий чистый звук grazioso имитировал хорал, но голос скрипки был одинок, горестен и надрывен. Мелодия religioso е quieto перешла в горестное lagrimoso — и затихла. Вопль души человеческой тщетно взывал к Небу… Мастерство рук, творящих это, поражало. Мелодия не смолкла, но плавно перетекла вдруг во что-то серое, обыденное и многократно обыгранное, кажется, в старинный контрданс, бесконечный и механический, словно звучащий из заведённой музыкальной шкатулки. Теперь казалось, что скрипач просто пробует скрипку, прислушиваясь к звучанию.

Доран вошёл в холл и, миновав его, заглянул в гостиную.

Около стола, опустив на пол саквояж и задумчиво извлекая из струн оставленной накануне на комоде мистером Стэнтоном скрипки эти поразительные звуки, стоял молодой человек. «Иосиф же был красив станом и красив лицом…» Лапидарная в своей простоте библейская фраза безотчетно всплыла в мозгу Дорана.

Бледная матовость лица молодого мужчины усиливалась чёрными волосами и столь же чёрными глазами, огромными и словно полусонными, чья величина усугублялась изящным абрисом тяжёлых век и плавным изгибом тёмных бровей. Мягко очерченные губы и тонкий благородный профиль притягивали взгляд. Доран понял, что это Кристиан Коркоран и согласился, что уж на этот счёт его не обманули: приезжий обладал необычайно утончённой, тревожащей душу и изумляющей красотой, причём красотой, не допускавшей разноречивых мнений и споров. Но Доран изумился ещё больше, заметив руки гостя Хеммондсхолла, державшие скрипку. Такие руки он видел лишь однажды, на храмовой росписи старой итальянской часовни в Беневенто, то были руки ангела предрассветной грёзы, ускользающей и невозвратной. Пальцы, бледные и гладкие, венчались ониксовыми ногтями, запястья, точно выточенные из слоновой кости, кисти казались излишне утончёнными для мужчины.