Эсхатология - Александр Ясинский

– Но… но почему?

Некра улыбнулась и стала совсем осязаемой, такой земной и теплой, казалось, только протяни руку… но именно этого почему-то никак не удавалось сделать. Сандр смотрел, как бьется жилка на ее изящной шейке, как насмешливо жгут изумительные карие глаза.

Она подплыла к круглой дыре.

– Я открою тебе сокровенное – ты находишься внутри Грезящего Бога, ведь то, что называется Домом Смерти – не более чем извилистые ходы, бесконечные переплетающиеся коридоры, пробуравленные могильными червями в священном монолите его мозга. Видишь?

Аморфное светящееся вещество лениво ползло посередине тоннеля. За ней в отдалении маячила еще одна. Янтарные, бирюзовые и коралловые огоньки, отделившись от стен, плыли по воздуху в ритме беззвучного танца. Если здесь был воздух.

– Это Его мысли, – в ее шепоте звучало благоговение.

В стене тоннеля открылось крохотное квадратное отверстие. Сандр почувствовал, что его против воли неумолимо затягивает туда.

– Что происходит? – как ему казалось, закричал Сандр.

– Те души, которые не распадаются, не уничтоженные и не преобразованные под воздействием различных причин, которые они накапливают при жизни, хранятся здесь, их же надо где-то складировать, глупенький, и тут я бессильна, любимый, вселенские принципы установлены не мною, они сильнее нас. Быть может Грезящий предается мечтами о них в ином, более совершенном мироздании.

– Но я не хочу! Я так жажду остаться с тобой, ты даже не представляешь! Все мои помыслы были о тебе одной! А сколького еще я не свершил!

– Увы! У меня было множество земных любовников, но ничего не вечно, ты знаешь, все приходит и должно уйти, освободить место новым брызгам искрящегося водопада жизни. Ничто не навсегда. Только я.

– Но ведь это несправедливо, не честно, так не может случиться, я так вожделел соединиться с тобой, как никто на белом свете, мы были бы столь счастливы на зависть богам!

– Кто говорит о справедливости в Доме Смерти? Здесь все умерло – чувства, переживания, понятия. Я симпатизировала тебе, пока ты не превратился в инертного рохлю. Тогда-то твой срок и истек.

– Кажется, я начинаю понимать. Столько сил истрачено во имя высшей цели, недопивал, недоедал, терпел невзгоды. А эти мерзкие продажные псы, – Сандр вдруг ощутил просыпающуюся такую знакомую злобу, – они, должно быть, отравили меня, подсыпали яд, гнусное отродье! Но ничего, еще не все потерянно, я обязательно возвращусь и лично воздам каждому, я подвергну сволочей таким изощренным пыткам, что те кусочки, что после них останутся, будут годны лишь на корм хрякам. Я колесую их, намотаю кишки на шеи и повешу, выжгу клеймо, сдеру кожу и скормлю их же родственникам, они будут у меня землю жрать и экскременты, я буду резать их, убивать, воскрешать и вновь убивать, сажать на кол, пить их кровь, они поплатятся за совершенное святотатство, ублюдки! – звериная ярость клокотала в нем, переполняла, неудержимо рвалась наружу. Некра взирала на него в немом изумлении, искорки растущего восхищении зажигались в ее очах, выглядело это так, словно светящиеся пузырьки поднимались со дна отражающихся друг в друге карих омутов.

– Теперь все будет по-другому, великодушие губительно разлагает дисциплину!

Сандр и сам не заметил, как вновь оказался подле Некры.

– И тогда я непременно ворочусь за тобой, плевать мне на какие-то там законы! Нет, я возьму тебя прямо сейчас, к чему ждать?! Никто не смеет приказывать мне!

Он обхватил Некру и впился в заветные губы.

Все мистические наслоения сметены неудержимым любовным тайфуном, Сандр обладал объектом давнишнего вожделения, ни как идеалом, ни девушкой, ни личностью, а будто вещью, словно во сне, не отдавая отчета о сути происходящего, ни о последствиях, упоенно, слепо, неистово.

Сгибались и раскручивались ходы, аморфные массы сталкивались, пробуждая вспышки эмоций, фигура Привратника пошла трещинами и, крошась, распалась, сквозь поблекшие облака проглядывали колючие звезды, очертания предметов таяли, становясь зыбкими, бытие стремительно утрачивало реальность – Грезящий пробуждался.

Сандр насытился.

– Я действительно была той безвинной виновницей, жертвой обстоятельств, которой довелось слишком многое испытать в то злосчастное время, – проговорила потрясенная Некра, волосы ее разметались, стройные сильные ноги переплетены вокруг бедер любовника. Грудь Земли тяжело ходила ходуном, клокоча в недрах магмой, но дыхание Грезящего уже выравнивалось.

– Племянница хана, обласканная и ни в чем не испытывавшая нужды с пеленок, ей тем не менее было отказано в одном, но главном – праве на любовь, свободу выбора, распоряжаться собой. Будучи последней в долгой очереди за счастьем, обреченная стать увядшей вдовой завистливо ждущей среди звонкого детского смеха, покуда в шатре последнего из старших братьев не закачается колыбелька, чтобы быть сосланной куда-нибудь на окраину в целях скреплении союза с очередным племенем, и видеть открытое презрение, жалость и измены молодого мужа. В ее пылкой гордой душе с трудом уживались две крайности – бушующая жажда страсти и холодная ненависть от безысходности. Так шли годы, когда она однажды повстречала солцеликого отважного батыра, сына одного из вассальных каганов – унылая тайга зазеленела, всюду распускались струящиеся медом цветы, и птицы, перелетая с ветку на ветку, повсюду щебетали, неся радостную весть о сладкой потаенной любви среди края вековых сосен и голубых прохладных озер.

Тот юноша так же не был первенцем в суровой семье, а потому, узнав о зародившемся плоде чрева моего, убоялся и отступил у последней черты, оттолкнул и укрылся, хоть не по годам смел и развит был. Вот тогда-то отвергнутая, на ударе ножа от разоблачения, она просто взбунтовалась, посмела открыто бросить вызов старинным обычаям, которые считала несправедливыми и истязающими. Разгорелся ужасный скандал, комом, пущенным с горы, стремительно вскрывались ранее замалчивавшиеся тайны, измены, неблаговидные поступки; недовольные поднимали головы, амбициозные плели интриги, а подлые пользовались воцарившейся смутой. Жуть, я помню реки крови, текущие по ступеням теремов, хлопающие пологи шатров, порванные одежды, звенящие в мозгу вопли, звериный оскал на лике ближнего, пылающие жилища и пылающую тайгу…

Она заплакала и повернулась спиной, прижав колени к подбородку.

– Не надо, не вспоминай, – Сандр неловко коснулся холодного плеча ненаглядной.

– Нет, ты не понимаешь, я должна,– промолвила Некра, вдруг успокаиваясь. Голос ее обрел твердость гранита, и остроту стали, перед ним была другая ипостась нежной любовницы и жизнерадостной подруги – неистовая богиня мщения.

– Я убила его, заколола прямо на супружеском ложе с другой, и кровью их совместных детей вымазала себе лоб и щеки. О, я познала такое, что обычной избалованной глупышке из сераля не привиделось бы и в наркотическом бреду! А потом… потом меня пронзили стрелами, подняли на копья и сожгли еще дышащую, а по головешкам пустили табун легконогих оленей. Но это был не конец. Я претерпела странные метаморфозы. Может, растворилась в чем-то беспощадном и давно ждущем, была поглощена, добавлена штрихом к щерящемуся портрету. Или, наоборот, обрела те силу, независимость и власть, которых была достойна. Я не знаю сама. Прости.

Он обнял ее и поцеловал в мочку уха.

– Это не имеет значение, любимая.

Помолчав, он добавил:

– Теперь мне необходимо обратно.

Она быстро обернулась, прочерченные слезами дорожки искрились брильянтами, но губы уже озорно улыбались:

– Хочешь, я подарю тебе костяную колесницу, запряженную четверкой рогатых лошадиных скелетов, в глазницах у них – вращающиеся сферы из потусторонней материи, дарующие им жизнь и умение летать; доспехи из теменных костей героев, да шлем вырезанный из бивня мамонта?

– Благодарю, но думаю, что обойдусь без излишеств и ухищрений. Я совладаю с недругами собственными силами.

– Конечно, так и будет, милый, я лишь подтруниваю. Я уверена в тебе, и в то, что справедливость не может не свершиться. Ты точно решил уйти?

– Да, и желание мое отомстить послужит путеводной нитью отсюда, откуда просто не существует выхода!

– Тогда обещай мне, поклянись мне любимый, что разыщешь Вету, бросишь в мои карающие объятия. Низвергнешь в Дом этот того, кто лишил меня последней радости – моего дитя?

Сандр взял ее ладонь в свою, и с чувством сжал тонкие пальцы, ответное пожатие так же было сильным.

– Я клянусь! Обещаю, что так неминуемо и случится. Нету для меня большей радости, чем послужить возлюбленной даме, так пленившей мое сердце. Но и ты хорошенько запомни – подле тебя есть место лишь для меня одного.

– Возможно, – молвила девушка, когда Сандр исчез. – Чтобы перемещаться между мирами, нужно быть явной аномалией не принадлежащей, не привязанной ни к одному из них.