Трансперсональный проект: психология, антропология, духовные традиции Том II. Российский трансперсональный проект - Владимир Козлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Группы «четвертого пути» возникли в России на волне религиозного, художественного и философского возрождения, происходившего, главным образом, в российском андерграунде, однако имевшего немалое влияние и на подцензурную культурную жизнь того времени. У участников этих групп не было никакой формальной организации, напротив, их деятельность была строго законспирирована, и техника «конспирации» состояла в неуловимости «работы». Их «работа» заключалась в изучении идей «четвертого пути» и в «прочесывании» других конспиративных мистических групп, а также религиозных, философских и артистических кругов с двойной целью: усвоения их опыта и привлечения наиболее ярких людей из названных кругов в круг «четверопутников». В то же время был установлен контакт с несколькими уцелевшими после репрессий эзотериками, в которых часто хотели видеть непосредственных учеников Гурджиева. Наиболее известными из них были Веревин и Раевский.
Федор Петрович Веревин родился в 1901 году. Еще до Второй мировой войны, когда из Библиотеки им. Ленина поступил донос о том, что некий читатель читает слишком много оккультной литературы, Веревин попал под наблюдение властей. Он с трудом избежал ареста. Ему помогло то обстоятельство, что его забрали в армию и он стал военным моряком на Тихоокеанском флоте. Вернувшись после армии в Москву, Веревин закончил Московский институт инженерного транспорта и начал работать в закрытом учреждении («ящике»). Веревин увлекался Бердяевым и в разговорах часто перебивал собеседника восклицанием «Идея Бердяева!», находя бердяевские идеи во всем, что было ему созвучно. Зная о наблюдении за ним, Веревин вел себя чрезвычайно осторожно, и, возможно, власти не подозревали о его связях с молодыми московскими последователями «четвертого пути»: Степановым, Кердемуном, Калитенко, Коршаковым и Холодковым, с которыми он делился своим опытом и которые приносили радость и ему самому, много лет изучавшему оккультизм в одиночестве. Веревин скончался в августе 1968 года от сердечного приступа.
Человек по прозвищу Олдмэн, который провел более десяти лет в лагерях за интерес к подозрительным идеям и знакомство с подозрительными людьми, вернувшись в Москву в период «оттепели», вел у себя дома занятия с небольшими группами студентов и технических интеллигентов. Об Олдмэне и его занятиях они узнавали друг от друга и приходили к нему в надежде узнать у него «оккультные тайны», однако он не спешил делиться тайнами, а предлагал слушателям список книг, отвечавших уровню развития каждого. С «четверопутниками» у Олдмэна установились близкие отношения.
Одним из активистов «четвертого пути» в 1960-е годы был москвич Владимир Степанов. Прочесывая московские библиотеки, Степанов нашел в них любопытные работы оккультного российского писателя начала века П.Д. Успенского, а позже обнаружил его книгу с интригующим названием «In Search of the Miraculous» («В поисках чудесного»). Неутомимый искатель «чудесного», Степанов с увлечением прочитал эту книгу, и перед ним открылся парадоксальный и притягательный мир «четвертого пути». Степанов увлек гурджиевскими идеями нескольких друзей, разделявших с ним его прежние увлечения йогой и теософией, и продолжил настойчивые поиски литературы, связанной с захватившими его идеями.
В библиотеке и произошли его знакомства с людьми, читавшими тех же авторов, в частности с Веревиным и Раевским. Далее он начал писать письма западным издателям найденных им книг с вопросами об авторах этих книг и с просьбой о помощи с литературой. Таким образом, он наладил связи с Джоном Беннеттом и Идрисом Шахом и установил канал для получения литературы по «четвертому пути» и суфизму идрис-шаховского толка. Несколько раз к Степанову в Москву приезжали люди от Идриса Шаха, в частности писатель Роберт Грейвс и композитор Френсис Ворд. В последние годы Степанов инициировал своеобразную форму «работы» под названием «Корабль дураков». «Корабль дураков» бросает свой якорь в городах Восточной Европы, Прибалтики и России.
Другой московской группой «четвертого пути» в течение более десяти лет руководил Борис Кердемун, работавший в паре с поэтом и художником Владимиром Ковенацким. Кердемун, как и многие другие, был обязан Степанову знакомством с «четвертым путем», однако он оказался властным и волевым человеком, под влиянием которого оказались окружавшие его люди и в первую очередь его друг Владимир Ковенацкий. Кердемун инициировал экспедицию в Среднюю Азию с целью установления связей с возможными суфийскими орденами, но, по слухам, экспедиция эта оказалась безуспешной.
В 1980 году ученик Кердемуна Виктор Холодков и американский дипломат Джеймс Джордж отыскали могилу отца Гурджиева в г. Гумру (Ленинакане) и установили на ней могильную плиту. Тем самым они выполнили просьбу Гурджиева, обращенную к «сыновьям по крови или по духу» найти могилу его отца и поставить на ней памятник. На плите выгравированы слова: «Иван Гурджиев 1834-1917. Я – это Ты, Ты – это я, Он – наш, когда мы Его. Поэтому пусть все будет для нашего ближнего». Человек энергичный и инициативный, он мог бы сделать многое, но, к сожалению, этого не произошло. «Да, была группа людей, объединенных интересом к идеям Гурджиева – Успенского и суфизму, – вспоминает один из людей, близких к Кердемуну. – Основой была дружба (как бы мы ее себе тогда ни представляли). Впоследствии эта группа благополучно распалась, и каждый пошел своей дорогой».
С 1968 по 1972 год одна из групп «четвертого пути» работала под вывеской лаборатории биоинформации. Эта лаборатория занималась исследованиями экстрасенсорного восприятия. В группе работали два ученика Веревина: Калитенко и Коршаков, а также жена Раевского.
В настоящее время в России существует целый ряд движений, так или иначе опирающихся на идеи и методы «четвертого пути», однако лишь некоторые работают в русле чисто гурджиевских идей, в то время как большинство включают в свою работу элементы учения Гурджиева, как опробованную классику» [267].
8. Экзистенциализм Ф.М. Достоевского
Сердцевину воззрений Достоевского составляла антропология, которая имела два измерения: этико-социальное и религиозно-нравственное. В первом случае его волновала «тайна человеческой природы», во втором – «вопрос о существовании Божием», проблема бессмертия души. Первая позиция ознаменовалась в личности Великого инквизитора, вторая – в личности старца Зосимы. Ум Достоевского разрывался между идеей «исправления подвига» Христа и верой в необходимость «уподобления» Христу. В этой раздвоенности выразилась антиномическая сущность антропологии Достоевского, его вера и неверие в человека.
Достоевский называл себя реалистом, разумея при этом, что он не сочинитель, не фантазер, не романтик, а как бы «позитивист» в искусстве, в морали, в религии, в политике. Реализм был для него чем-то вроде обличения, препарирования жизни. С таким критерием он подходил к человеку. В его «Записной книжке» (под заголовком «Я») отмечалось: «При полном реализме найти в человеке человека. Это русская черта по преимуществу, и в этом смысле я, конечно, народен (ибо направление мое истекает из глубины христианского духа народного), хотя и неизвестен русскому народу теперешнему, но буду известен будущему. Меня зовут психологом – неправда, я лишь реалист в высшем смысле, т.е. я изображаю все глубины души человеческой». Достоевский, безусловно, прав, подобным образом оценивая собственное творчество. Однако в «глубинах души человеческой» он больше обнажал «греховное» и «подлое», заставляя сомневаться в благородстве и искренности человека.
Логика Достоевского предельно обнажена: нельзя стать человеком без сознательного самосовершенствования, «выделки». Никто от природы не бывает способен к каждодневному подвигу «примирения». Для этого необходимо постепенное обновление, перерождение человека. Взгляд Достоевского на природу человека в основе своей пессимистичен; он не отвергает человека как данность, но не верит и в то, что его можно исправить с помощью внешних перемен и узкоэтических регламентаций. Моральное обновление достигается лишь в вере. В религии человек обретает то, чего нет ни в каком человеческом знании, – надежду на бессмертие. Без нее в людях иссякла бы не только любовь, но и всякое стремление продолжать земное существование. Отнимите у них веру в бессмертие, и «тогда ничего уже не будет безнравственного, все будет позволено, даже антропофагия». Лишь сознание, что человека и после смерти ждет новое рождение, вселяет в него чувство вины и ответственности за всех и все в мире. А это и есть смысл жизни, без которого нет счастья.
Источник бессмертия человека, его высочайший идеал – Христос. Достоевский считал, что «образец нравственности», завещанный Христом, служит мерилом различения добра и зла, вселяя уверенность в будущее блаженство всех народов, в торжество гармонии и правды. В нем он видел воплощение того «всечеловека», какими должны были стать все люди.