Том 21. Письма 1888-1889 - Антон Чехов

Вернулся я с бала*. Цель общества — «единение». Один ученый немец приучил кошку, мышь, кобчика и воробья есть из одной тарелки*. У этого немца была система, а у общества никакой. Скучища смертная. Все слонялись по комнатам и делали вид, что им не скучно. Какая-то барышня пела, Ленский читал мой рассказ (причем один из слушателей сказал: «Довольно слабый рассказ!», а Левинский имел глупость и жестокость перебить его словами: «А вот и сам автор! Позвольте вам представить», и слушатель провалился сквозь землю от конфуза), танцевали, ели плохой ужин, были обсчитаны лакеями… Если актеры, художники и литераторы в самом деле составляют лучшую часть общества, то жаль. Хорошо должно быть общество, если его лучшая часть так бедна красками, желаниями, намерениями, так бедна вкусом, красивыми женщинами, инициативой… Поставили в передней японское чучело, ткнули в угол китайский зонт, повесили на перила лестницы ковер и думают, что это художественно. Китайский зонт есть, а газет нет. Если художник в убранстве своей квартиры не идет дальше музейного чучела с алебардой, щитов и вееров на стенах, если всё это не случайно, а прочувствовано и подчеркнуто, то это не художник, а священнодействующая обезьяна.

Получил сегодня от Лейкина письмо. Пишет, что был у Вас*. Это добродушный и безвредный человек, но буржуа до мозга костей. Он если приходит куда или говорит что-нибудь, то непременно с задней мыслью. Каждое свое слово он говорит строго обдуманно и каждое ваше слово, как бы оно ни было случайно сказано, мотает себе на ус в полной уверенности, что ему, Лейкину, это так нужно, иначе книги его не пойдут, враги восторжествуют, друзья покинут, кредитка прогонит*…Лисица каждую минуту боится за свою шкуру, так и он. Тонкий дипломат! Если говорит обо мне, то это значит, что он хочет бросить камешек в огород «нигилистов», которые меня испортили (Михайловский), и брата Александра, которого он ненавидит. В своих письмах ко мне он меня предостерегает, пугает, советует, открывает мне тайны… Несчастный хромой мученик! Мог бы покойно прожить до самой смерти, но какой-то бес мешает…

У меня в семье маленькое несчастье, о котором сообщу при свидании. Грянул гром на голову одного из братьев*, и этот гром не дает мне работать и быть покойным. Что за комиссия, создатель, быть главою семейства!*

Француженки из кокетства, чтобы иметь большие зрачки, пускают в глаза атропин* — и ничего.

Пьесу Маслова читает Петипа*. У Корша кавардак. Лопнул паровой кофейник и обварил у Рыбчинской лицо, Глама-Мещерская уехала в Петерб<ург>, у Соловцова больна подруга жизни Глебова и т. д. Играть некому, никто не слушается, все кричат, спорят… По-видимому, обстановочная, костюмная пьеса будет с ужасом отвергнута… А мне хотелось бы, чтоб «Обольстителя» поставили. Я не ради Маслова хлопочу, а просто из сожаления к сцене и из самолюбия. Надо всеми силами стараться, чтобы сцена из бакалейных рук перешла в литературные руки, иначе театр пропадет.

Кофейник убил моего «Медведя». Рыбчинская больна, и играть некому.

Все наши Вам кланяются. Анне Ивановне, Насте и Боре мой сердечный привет.

Ваш А. Чехов.

Водевили можно печатать летом, а зимою неудобно. Летом я каждый месяц буду давать по водевилю, а зимою надо отказаться от этого удовольствия.

Запишите меня в члены Литературного общества*. Когда приеду, буду посещать.

Лейкину Н. А., 5 ноября 1888*

521. Н. А. ЛЕЙКИНУ

5 ноября 1888 г. Москва.

5 ноябрь.

Добрейший Николай Александрович, насчет рисунков я дал знать Николаю* и, когда увижу его, прочту ему нотацию.

Ваш водевиль присылайте непременно*. Я прочту его и отдам тому актеру, которого найду наиболее подходящим к роли. Корш платит по 6 рублей за акт. Если пришлете водевиль на этих днях, то он пойдет до Рождества.

У Вас вышла книга — сценические произведения*. Послали ли Вы ее на комиссию Рассохину?

У меня маленькая семейная неурядица* и безденежье отчаянное. Гонорара ниоткуда не получаю, а премии не шлют. Неурядица и безденежье сковали меня. Погода скверная, снегу нет, всюду скучно; пить и есть не хочется — одним словом, форменная меланхолия.

У меня с большим успехом идет у Корша шутка «Медведь». По всем видимостям, этот медведь надолго прилипнет к репертуару, а в провинции и на любительских сценах его будут часто разделывать. Жаль, что у меня нет времени и охоты писать юмористику для сцены.

Если мне приходится получить что-нибудь за «Пестрые рассказы»*, то не высылайте теперь, а припрячьте к весне, когда мое безденежье достигнет кульминационной точки. Приблизительно: сколько мне приходится?

Если Ежов в самом деле не ведает, что творит*, то, уверяю Вас, я тут ни при чем. Я иногда только помогаю и сватаю, но никогда не сбиваю людей с позиции. Я не советовал Ежову бросать училище, не советую опять поступить на службу… Не имею права советовать, где не спрашивают моего совета. Если спросит, то посоветую и, конечно, в том духе, в каком подобает. Ежову его жизнь видней, чем мне, — согласитесь.

Сейчас получил известие: премию вышлют мне через 5–6 недель! Утешительно при моем безденежье… Если сумма за «Пестрые рассказы» превышает сто рублей, то пришлите мне* сто рублей, если же не превышает, то не присылайте. Надо за фатеру платить.

Должно быть, в ноябре увидимся… Я буду у Вас в день своего приезда к вечернему чаю.

Поклонитесь Вашим и будьте здоровы. Привет Виктору Викторовичу*.

Ваш А. Чехов.

* через банкирскую контору Волкова — этак меньше хлопот.

Чехову Ал. П., 6 ноября 1888*

522. Ал. П. ЧЕХОВУ

6 ноября 1888 г. Москва.

6 ноябрь.

Раскаявшийся пьяница!

Прости, что я долго не отвечал на твои поганые письма: одолели лень, скука и безденежье. Вексель я получил и уже давно прожил. Что ты поделываешь? Что пишешь? Куда стремишься и чего ждешь?

Я приеду в конце ноября или в начале дек<абря>, вероятно, с сестрой.

Передавал ли тебе поклон Суворин-фис, который гостил у нас?

Премию обещают мне выслать не ранее 5–6 недель. Was werde ich essen?[3]

Не приходится ли мне хотя два гроша за «Сумерки»? Если приходится, то возьми, пожалуйста, и вышли. Ах, если бы сто рублей! Мне за квартиру платить нечем. NB: У Суворина не проси.

Мне «Сев<ерный> вестник» должен около 300 и не шлет*. Это секрет.

Пришли мне свой домашний адрес.

Суворин-фис очень теплый парень. С ним можешь быть вполне откровенен, он не продаст.

Мой «Медведь» идет с успехом. Театр рыгочет.

Мне прибавка: за беллетристику получаю уже 20 к., а за публицистику 15 к.

Кланяйся цуцыкам. Если Николка всё еще продолжает быть нем*, то ты сводил бы его к психиатру. Мальчик, судя по глазам, лицу и поступкам, совсем нормален. Не понимаю его немоты. Виновата какая-нибудь мозговая извилина. Будь здрав.

Николке приспичило: требуют вид.

Твой А. Чехов.

Чехову Ал. П., 6 или 7 ноября 1888*

523. Ал. П. ЧЕХОВУ

6 или 7 ноября 1888 г. Москва.

Korbo, canis clarissimus, mortuus est. Gaudeo te asinum, sed non canem esse, nam asini diutius vivunt[4].

Леонтьеву (Щеглову) И. Л., 7 ноября 1888*

524. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)

7 ноября 1888 г. Москва.

7 ноябрь.

Милый Жанчик! Если уж Вы так великодушно соглашаетесь брать на себя каторжный труд — возиться с приятельскими поручениями, то пеняйте на себя. В четверг в 3 часа пополудни Вы получите 2 экз. «Медведя», которые прошу вручить дедусе. В субботу Вы вообразите, что Вам хочется прогуляться, и поезжайте в Комитет*. Если пьесу одобрят, то свободный экземпляр возьмите и вручите актеру или актрисе по своему усмотрению. Вы рекомендуете Савину и Сазонова?* Хорошо. Тихонов рекомендует Далматова и Васильеву… И это хорошо. То есть, мне решительно всё равно, так как питерской труппы я не знаю. Делайте, что хотите, а если не будете делать, то в претензии не буду. Мне стыдно злоупотреблять приятельскими отношениями и седлать ни за что, ни про что Жана Щеглова — невиннейшего из людей и драматургов.