Сокровище трёх атаманов - Сергей Алексеевич Чуйков

— Тобик, сынок, ты где, ты почему не в постели?

— Со мной всё хорошо, мам, ты не волнуйся, я… мне пораньше нужно было на улицу выйти, я будить вас не стал…

— Как ты мог уйти ночью из дома? Зачем ты это сделал? — голос мамы становился стальным и резким, — где ты есть?

— Я тут, недалеко… Мы с другом договорились сделать одно дело, в общем, надо было срочно помочь ещё одному… короче… того осла в зоопарке убить хотели, я его увёл оттуда и мы сейчас на речке! — наконец выпалил Тобик.

— Какой друг, какой осёл, какая речка? Ты с ума сошёл? Сейчас же возвращайся домой и бегом в школу!

— Уже не успею. Я ещё не решил, что делать дальше… Прости меня пожалуйста, мам! Так надо было. Я доброе дело сделал, я попозже всё объясню, главное, ты не переживай, со мной всё хорошо. Я позвоню, я вернусь, скоро! Я люблю тебя, мам! Прости!

Тобик выключил телефон. Легче не стало. Мысли роились в голове и не могли выстроиться в порядок. Вдруг Тобик увидел прямо перед собой на берегу маленькую забавную птичку — трясогузку. Птичка совсем не боялась его. Лёгкими семенящими шажками подошла она вплотную, пискнула, помотала хвостиком вверх-вниз, вверх-вниз, а потом повернула головкой и явно показала на тропинку, что убегала вдоль речушки за холмы вдаль, в сторону от большой дороги.

— Ры-ыжи-ик! — громко позвал Тобик, — хорош там беситься, посмотри-ка сюда!

Рыжик подбежал, сел рядом и тоже уставился на трясогузку. Она не испугалась и не улетела, а продолжала красоваться перед друзьями. У неё беленькая грудка с широким чёрным галстучком, блестящие глазки, белые щёчки, чёрная шапочка и длинный хвостик: вверх-вниз, вверх- вниз…

— Если я правильно усвоил твою науку общения без слов с животным миром, то мне кажется, она зовёт нас куда-то.

— Точно так, — согласился Рыжик, — помниться, тебя привела ко мне на помощь птичка-синичка… Может, опять неспроста это…

— Я тоже об этом подумал. Ну что, идём?

— Я-то что… А ты не пожалел, что пошел тогда за синичкой? Кто её знает, куда ещё эта заведёт…

— Ни разочку не пожалел, дружище! Вперёд! Я свою дорогу выбрал. Ты со мной?

— Всегда и везде!

— Ну а Боцману и деваться больше некуда! Запрягаем, и в путь!

И покатила расписная тележка по тропинке малой в дальнюю даль, за птичкой трясогузкой следом. Вёрст ещё через пять Тобик глубоко осознал мудрую принципиальность старого осла и покража тележки, в которую он с удовольствием сел, уже не казалась ему таким уж тяжким преступлением.

Яркое майское утро расстилалось свежим ароматом трав, щебетало, пело, цвело и радовалось. Кучевые облака на безмятежно-голубом небе плыли свободно и спокойно. И эта дорожка, и нарядная даль впереди, и изумрудная мурава под ногами после пережитых тревог казались новыми и счастливыми. Впереди порхала путеводная птичка-трясогузка. Дорога неизвестно куда почему-то радовала. Так бывает в детстве. И в сказке…

Глава 3 В Отрадном

Погибающие наши сёла, когда-то живописные и ухоженные, имеют в наши дни тяжелый для сердца любого русского человека вид запустения и разрухи. Дома покинуты. Там, где когда-то пахло горячим хлебом, смеялись дети и от дневных трудов в поле отдыхали взрослые, теперь только дикий бурьян в человечий рост, скрывающий бугры домовищ с кучами битого кирпича от печек, да ямы от погребов. Кое-где остались ещё и стены без крыш, с покосившимися окнами, вырванными полами и обломками мебели. Любопытный путник, отважившийся зайти в такой дом, непременно увидит в красном углу полочку, где когда-то стояли иконы, а напротив, на другой стене, иногда и старые, пожелтевшие фотографии. Смотрят с них простые и добрые лица людей, здесь когда-то живших… Отчего-то не всегда забирают их потомки, переселяясь навеки в большие города, где есть и жизнь, и работа, и достаток. Бог судья… Но лучше не забредать в такие места: бурьян по весне и лету кишит клещами, а в ямах и среди битого печного кирпича очень любят лежать гадюки. Делает шаг человек, а прямо из-под ноги, извиваясь и шипя,

отползает чёрная, сально-жирная лента. Большую часть года места такие тоскливо-одноцветные: сизые, бурые, серые до того, что кажется, что и небо-то над ними голубым не бывает. И только месяц май, яркий и щедрый, на время скрывает мрачную картину, преображая всё вокруг. На деревьях, вётлах и берёзах, появляются клейкие, нарядные ярко-зелёные листочки. Под будылками мёртвого бурьяна пышно прорастает молодая крапива. Дороги застилает праздничным ковром трава-мурава. Любили наши предки обсаживать дорогие, приметные для себя места кустами сирени, и цветение её — вершина майского счастья нашей природы. Нежно-сиреневые и белые щедрые соцветия на фоне буйной, дикой зелени — вот она, истинная живая душа таких заброшенных мест. И видно становится сразу: вот здесь, в обрамлении кустов сирени на полянке стояла когда-то деревянная церквушка или часовенка, а здесь радушный хозяин посадил в палисаднике малый кустик, а он разросся и цветёт и по сей день, а там, на отшибе, сельское кладбище скрыто за цветущими кустами. Повсюду горьковато-пряный, душистый запах сиреневых цветов. Воздух напоён им, как щебетаньем птиц, как майским

солнечным цветом. Не сдаётся земля, хранит память и продолжает жить!

Почти так же выглядело село Отрадное в пятнадцати верстах от того города, где жил Тобик. Расположилось оно при впадении в Хопёр-батюшку той самой речушки, на берегу которой оставили мы на время наших друзей, идущих по тропинке малой не весть куда за птичкой-трясогузкой следом. И был в том селе один единственный жилой дом, и жила в нём всеми на свете забытая старая женщина. За домом, на базу, корова, гуси да куры, вдоль бревенчатой избы дрова, а во дворе колодец с ледяной вкуснейшей водой. Вот и всё. А когда-то было Отрадное местом благодатным, населённым и славным…

В далёкие века ордынские не было здесь постоянного народа: на весну и лето приходили на обильные пастбища кочевые татары с бессчетными отарами овец и табунами коней, а к осени и в зиму, когда кочевая орда уходила в южные низовые земли, шли сюда на промыслы ватаги мокшан, мещеряков и русских из-за больших Ценских и Сурских лесов, добывали мёд, рыбу и зверя. Так и велось, пока не подошла вплотную к вольному Хопру окрепшая Русь. При царе Алексее Михайловиче отписал себе порожние