Черная точка надежды - Саша Морозов

Сквозь свет маг увидел стоящую на своих двоих Эбену. Ее лицо из кровавой маски превратилось в маску цветную – она может видеть раненым глазом, но тот сияет чернотой на ее лице, скулы вздулись, но тщательно промазаны какой-то клейкой зеленой мазью, волосы аккуратно собраны в пучок, чтобы не дай бог задеть трех гигантских – в половину кулака толщиной – присосавшихся бордовых жуков. Тем не менее, было видно, что ищейка первым делом тщательно вымылась – сверкая аристократической бледностью кожи, она явно оделась с природным женским вкусом – коричневая кожаная куртка с ремешками-застежками вверху полностью закрывает округлую грудь, очерчивая ее, заканчиваясь на шее, закрывая ее, а внизу стягивает осиную талию легким корсетом. Руки же закрыты черными облегающими их перчатками до плеч, защищая ищейку от яда ходячих трупов в рукопашных драках.

Воровка смеялась. Проворчав что-то злобное про девок, что будят ночных героев, Рафаэль встал.

– Вотан тебя уже заждался, – доверительно сообщила Эбена.

Залитый лучами дня сад кажется спящим. Пугающий своей мертвенностью в подлунном свете, под светом же солнца он раскинулся будто старуха с седыми локонами, уснув на кушетке за вязанием. Тем не менее, осень действует на него, словно трупный яд на человека. Желтеющие листья опадают с сохнущих деревьев, заботливо ухоженные в далеких детских воспоминаниях клумбы заросли сорняками настолько, что не зная, где они были, найти можно только случайно. Деревья, посаженные по определенному плану и замыслу, теряют весь свой порядок в выросшей, а теперь медленно гибнущей и иссыхающей траве, что совсем недавно была в пояс, теперь же словно проседающей под собственным весом.

Мать любила этот сад. Он помнит, как она возилась с ним, заботливо пропалывая и даже обрезая лишние, кажущиеся ей некрасивыми ветки. Далекое и прекрасное детство.

Двухэтажный особняк своими размерами не потрясает. Напротив – весьма и весьма скромный, особенно если мысленно поставить его рядом с роскошными домами знатных и богатых горожан. Маги, хоть пользовались почетом и уважением, снискали славу ученых и изобретателей, но никак не хватких и смекалистых буржуа. Отсюда и доходы пусть и достойные зажиточного класса, но не из тех, чьих обладателей зовут на званые балы и трапезы. Но они никогда не стремились. Всегда заносчивые, маги смотрят на простых людей, не разделяя их по доходам. Ведь будь у тебя вексель даже на шестизначную сумму, изобилие развлечений и пышные дома-дворцы никогда не дадут того, что есть у каждого мага – возможность повелевать материей и энергией.

Глядя на улыбающуюся лечащуюся воровку, идущую рядом, Рафаэлю начало приходить понимание того, что где-то в своих рассуждениях волшебники все же ошиблись.

Ступеньки. Деревянные, с проросшей травой, слегка покосившиеся и не шире полсотни дюймов. Скрипят. То ли приветливо, встречая хозяина, то ли беззубо выражая старческое негодование. По обе стороны от нее раскинулась на добрый десяток ярдов веранда – когда-то яркая, теперь же покрытая обшарпанной старой краской. Оконные проемы зияют пустотой – еще до Падения родители собирали деньги на замену ставней дорогим стеклом, но планы были похоронены вместе с душой этого дома, убитой ножом проповедника.

Петли двери не скрипят. Рафаэль мысленно хмыкнул. Очевидно, кого-то из новых жильцов вечный скрип постоянно открываемой сквозняком входной двери с давно слетевшим замком раздражает сильнее, чем старых – когда они с отцом уходили в патруль, дверь прощалась с ними протяжным визгом.

– Ботинки можешь не снимать, – послышался голос откуда-то из глубин особняка. Дом узок – внутри лабиринта его каменных стен протиснутся дай бог двое. Справа два проема ведут в две гостевые, пыльные и пустые. Все ценное уже давно разобрали для спален двух живущих в других комнатах мужчин, а гостей особняк не видел последние два года. Впереди, в центре дома, его изюминка – винтовая лестница, соединяющая сердца двух этажей. Чуть поодаль от него – гигантская зала трапезной на дюжину персон и совмещенная с ней кухня. Где-то между залом с левой гостиной, через узкий проход притулилась мойка. Гигантская деревянная бадья.

– Я запомню этот момент, – послышался звонкий девичий голосок сзади над ухом. Рафаэль вздрогнул от неожиданности, но не подал виду. Послышавшееся тут же хихиканье заставило его почувствовать себя неловко, но прежде, чем злость сорвалась с языка мага, Эбена продолжила, – Тот самый момент, когда «одичалая» предлагает чистюле-магу помыться.

Сжав зубы, старясь не сорваться на бег, Рафаэль прошел к мойке.

***

Вотан нервно теребил страницу. Книга не может похвастаться старостью и ветхостью, книга не может похвастаться красотой, она даже выполнена из дешевой второсортной бумаги. Тем не менее, пока древние фолианты сжигали холодными зимними ночами, грезя желанием выпросить у стужи лишнюю минуту тепла, эта простая и тонкая книга завоевала не только почетное место на полке чердака этого юнца, но и его, Вотана, пристальное внимание. Достав аккуратно припрятанный кухонный нож, заботливо одетый в самодельные ножны из свернутой и перевязанной ремешками кожи, старик аккуратно вырезал страницу, после чего спрятал за пазуху новенькой кожаной куртки.

Старика на мгновение взяла злость. Кулаки сжались, костяшки побелели, совсем недавно задумчиво смотрящие куда-то вдаль глаза вдруг покрылись невидимой пеленой ненависти. Миг – и тело вновь успокоилось. Он взял перо, достал пузырек с остатками чернил, и начал рисовать подобие карты. Никто в этом Городе не может ручаться, что он с картой дойдет до Черного Шара вместе с этими детьми…

Воспоминания нахлынули сами собой. Мир устроен крайне несправедливо и Вотан это знал всегда. Но лицо того ребенка забыть невозможно. Момент, когда правда и ложь перевернулись, затмив взгляд почти детским непониманием и жаждой прекратить творящееся вокруг насилие пришел столь же неожиданно, как и ушел. В прошлое, вместе с жизнью старшего офицера.

Падение сломало много жизней, но он догадывался, что нечто подобное неизбежно произойдет. Игры людей в богов всегда приводят к уродствам, а игры богов в людей – к катастрофам. Маги слишком заигрались в свои игры, ломая устоявшиеся законы мироздания и проникая все глубже и глубже в то сокровенное, что сотворено Всевышним в Начале Начал, туда, куда заходить нельзя. Где волшебство пересекло ту невидимую черту и прошло ту точку невозврата – когда учились управлять погодой, когда резали еще живую человеческую ткань, тщательно зарисовывая работу органов или же когда впервые подошли к вопросу жизни после смерти?..Гильдии Магов всегда было, что скрывать, ведь внутри стен ее башни зачастую происходит то, что ни мэр города, ни сам Король не знали.

…Тот ребенок похож на Рафаэля, только моложе раза в два. Те же волосы, те же спокойные умные глаза. И бесстрашие.

Улица закончилась поворотом. Сегодня патрульные зашли гораздо дальше обычного – в Центральный квартал, но поручение Совета выполнить надлежит в срок. Что уж они там задумали, кому что показать – неизвестно, а лишнюю половину суток быть так далеко среди диких не хочет никто. Вот и пошли они двое неразлучных, потерявших все. Вотан – такой же, только седых волос на пучок меньше и его безусый от молодости спутник с первым седым волоском на исходе второго десятка. Город полыхает уже сутки – огонь перекинулся с Портового квартала на Рыночную площадь, но что происходит в Старом Городе не волнует здесь никого. Днем улицы забиты – люди бегут, разнося панические слухи один страшнее другого. Будто бы люди начали превращаться в безумных чудовищ, будто бы гигантские лысые четвероногие твари пошли гулять по мостовой, бросаясь на честных горожан, а кто-то судачит о пандемии, охватившей страну. В любом случае, это все – дела простых смертных, шпиль Гильдии не касающиеся. Но поддерживать порядок в «своем» квартале нужно.

Вотан дал знак остановиться. В последние дни Новый Город переполнен беженцами, а ведь толпы семей все бегут и бегут. Ворота перестали открываться еще вчера, но встревоженный Совет дал отмашку паникерам – дескать, это побочные эффекты от масштабного эксперимента в столице по созданию общегосударственного магического звукового поля.

Плачь доносится откуда-то из-за угла. Детский плач. Не просящий, не зовущий, а обреченный. Тихий, словно на поминках, но полный затаенной боли.

Догадываясь, что сейчас увидит, Вотан решительно завернул за угол. Но увиденное оказалось за гранью воображения. Нежная кожа рук мальчика – вплоть до локтей – перемазана чужой кровью. В алой жидкости лицо, одежда. Склонившись над трупом мужчины, ребенок лежит, приложив ухо к нему на грудь и рыдает.