Альма - Сергей Ченнык

Нужно быть слепым или полным дилетантом, читая военную историю, не понимать, как расположение русских войск подтверждает замысел Меншикова дать бой без опоры на побережье. И в этом не слабость замысла, как кажется первоначально, а его сила. Удаленность позиции от побережья «…не позволяла союзникам вести сражение по наиболее выгодному им сценарию: прижимая русскую армию к побережью, охватывая ее своим левым флангом».{104} Что касается растянутости позиции, то, к примеру, А. Свечин не считает в отличие от М.И. Богдановича это ошибкой Меншикова.

Очевидно, главнокомандующий уверен в правильности своего замысла и не сомневался в его безупречности. Может быть, именно поэтому и не прислушивался он к мнению собственного начальника штаба Вунша, других штабных офицеров, даже авторитетного капитана Генерального штаба Жолобова — «прекрасного, многообещающего» молодого человека, одного из лучших выпускников Академии, погибшего в сражении.{105}

Стержень замысла Меншикова в том, что осмысленно уступая противнику почти два километра побережья, русский главнокомандующий добивался того, что нанося фланговый удар, противник втянется на плато и будет или вынужден двигаться под огнем артиллерии, неся значительные потери, или ему придется превратить эффективные фланговые атаки в сомнительные и жертвенные лобовые, которые «…благодаря действию картечи мало опасны для артиллерии»,{106} что тоже не совсем приятно.

Тому есть пример из русской военной истории. В сражении при Кульме[14] принц Виртембергский приказал полковнику Вахтену выдвинуть две батареи, поставив их влево от Пристена так, чтобы они, будучи прикрытыми отлогой высотой от неприятельской артиллерии, стоявшей впереди Кульма, обстреливали французские колонны, наступавшие в обход левого фланга русской позиции. Действия этих батарей не только не позволили обойти, но и отвлекли на себя часть сил маршала Вандама.{107} Это я к тому, что обходящая позицию неприятельская пехота — не повод для отступления, а задача для артиллерии.

Не укрепляя высоты и не производя вообще никаких фортификационных работ у морского берега, Меншиков явно провоцировал командование союзников на действия вдоль побережья, понимая, что атаки правого фланга им не только невыгодны, но и небезопасны. В подкрепление уверенности Раглана и Сент-Арно в силе правого фланга там были возведены две хорошо заметные за несколько километров батареи.

Возражая критикам, привыкшим к стереотипу осуждения Меншикова за якобы оставленный открытым и незащищенным левый фланг, могу лишь порекомендовать им внимательнее читать работу генерал-адъютанта Э.И. Тотлебена. Он, например, тоже считает, что русские войска не могли занимать позиции, примыкающие к побережью. По его мнению, «…левый фланг не мог быть примкнут к берегу, потому что иначе войска подверглись бы огню с неприятельского флота».{108}

И, напоследок, еще раз Обручев. У него своя точка зрения: левый фланг боевого расположения войск «…не был примкнут к морю; он не доходил до моря две версты, что происходило отчасти из желания не подвергать войска огню неприятельского флота, а отчасти вследствие уверенности, что высоты, находящиеся у устья Альмы, недоступны и что, следовательно, сухим путем обход нашего левого фланга невозможен».{109}

Ну хорошо, Богданович, Свечин, Тотлебен, Обручев и др. — это всё своя, заинтересованная сторона. Обратимся к суждениям нейтральным. Например, американец Эмиль Шалк, военный историк второй половины XIX в., на работу которого «Summary of the Art of War», вышедшую в 1862 г. в Филадельфии, {110}стоит обратить внимание, также считал, что если бы Меншиков примкнул фланг к морскому побережью, он был бы обязательно прижат к нему и гарантированно уничтожен. Отход для русских был возможным только по дирекционной линии на юго-восток.{111} В этом случае армия, сохраняя боеспособность, сохраняла свое доминирующее положение. А вот союзники, если бы и продолжали движение на юг, мало того, что несли бы потери, так еще и в скором времени оказались бы отрезанными от базы снабжения в Евпатории и сами были прижаты к побережью.

Лобового удара Меншиков не опасался. Фронт русской позиции с достаточно сложной местностью с несколькими населенными пунктами, многочисленными садами, виноградниками сам по себе затруднял сохранение боевого порядка, а значит, и управляемость войск. Насыщение местности стрелками, вооруженными нарезным оружием, делало ее неприступной. Оттого, видимо, и не стали вырубаться виноградники и фруктовые деревья на северном берегу с «…сильным занятием стрелками садов и различных строений».{112}

Вызывавшую опасения князя пролегавшую с востока на запад Луккульскую балку, находившуюся в тылу русской позиции, допускавшую возможность высадки небольшого десанта, {113}прикрыли одним батальоном пехоты. На всякий случай.

ОШИБКИ, или ВОСЕМЬ СЛАГАЕМЫХ ГРЯДУЩЕГО ПОРАЖЕНИЯ

Но если всё так правильно и почти безупречно, то в чём состояли ошибки, ставшие причиной поражения? Что не сумел учесть А.С. Меншиков в своем замысле и в чём оказались дальновиднее союзники?

Во-первых, в недооценке технического и тактического преимущества союзников. С точки зрения тактической недооценили французов, с точки зрения технической — англичан. Английская пехота к середине XIX в. имела на вооружении мощное ружье, которое было тем «анальгином, с помощью которого лечились все головные боли на дистанции до 1000 м». Французская пехота была вооружена преимущественно гладкоствольным оружием, но была более совершенной в тактическом отношении.

Но и это не смертельно. История знает массу примеров, когда совершенное оружие не приводило к победе над технически более слабым противником. Для противодействия лучшему стрелковому оружию можно было противопоставить артиллерийский огонь, открываемый с максимальной дистанции, сосредоточенный на пехоте в момент ее выхода на открытое пространство. На участках, где русская артиллерия действовала сосредоточенно и при этом одновременно мобильно, в частности, в центре положение союзников становилось временами критическим. А ружейный огонь по орудийным расчетам оказался не столь губительным, как это пытаются представить отдельные исследователи. Кто сомневается, пролистайте книгу до конца и посмотрите статистику русских потерь по батареям. Смею заверить, она вас определенно удивит.

Второе: привязанность русской пехоты к одной, единожды занятой позиции, или, говоря проще, слабое использование преимуществ маневрирования. К сожалению, и это, и еще одно возможное преимущество русских: интенсивный огонь пехоты из-за складок местности, гребней высот в Альминском сражении почти не использовались.

Третье: ставка на стойкость русской пехоты и ближний бой. Наша традиционная глупость, ставшая стереотипом. Русские генералы забыли эпоху, в которую происходили события Крымской войны. Да и противники, англичане и французы, тоже умели «штыками потыкать». И упорства в сочетании со стойкостью им не занимать было.

Всё, к чему это привело — бессмысленное успешное истребление собственных солдат. Складки местности, укрыв за которыми пехоту, можно было наносить удары в момент максимального сближения с противником, порядок которого уже был расстроен огнем артиллерии и стрелков, большинством полковых командиров не использовались. Можно было, конечно, сосредоточить стрелков, вооруженных нарезным оружием, в первой линии, но и это не удалось сделать даже в ходе боя. В отдельных русских полках штуцерные[15] даже не покинули строй своих батальонов.

Хотя когда это удавалось, то результат был положительным. Например, временный успех атаки Владимирского пехотного полка против бригады Кодрингтона. Это была контратака на неприятеля, хотя и добившегося успеха, но понесшего потери и совершенно расстроенного огнем артиллерии.

Есть и обратный пример: попытки атаки Казанского егерского полка, находившегося на открытой местности, не принесли никакого результата, кроме напрасных потерь, только потому, что пришлась на еще не утратившего организованность противника. Даже англичане говорят, что именно солдатам этого русского полка пришлось больше, чем, другим испытать на себе сокрушающее действие пуль Минье.

Увы, но эта ошибка была неизбежной. Российский военный историк А.К. Баиов с горечью констатировал, что во время Крымской войны абсолютно отставший от реалий времени русский генералитет демонстрировал полнейшую тактическую безграмотность. При этом тысячи бестолково угробленных в не менее бестолково организованных атаках солдат списывались на доблесть и храбрость императорской пехоты.{114} Глупость это или преступление, пусть читатель решит сам. По крайней мере, граница между ними очень призрачная. Наше дело — намекнуть…