Сталин. Феномен вождя: война с собственным народом, или Стремление осчастливить его любой ценой - Владимир Кузнечевский

Именно в силу господства подобных соображений Сталин в течение почти всего дня 22 июня никак не мог поверить, что германский вермахт одновременно и всеми силами атаковал всю западную границу Советского Союза, и потому требовал от министра обороны и начальника Генерального штаба РККА Тимошенко и Жукова достоверных сведений о начавшихся военных действиях: не авантюра ли это со стороны отдельных немецких генералов? не разведывательные ли бои осуществляются со стороны немцев? Ведь написал же ему Гитлер в личном письме от 14 мая 1941 года, что если отдельные немецкие генералы и могут открыть военные действия на границе СССР, то это будет не более чем авантюра отдельных генералов!

Но, как выяснилось к вечеру того же дня, Гитлер отбросил прочь устаревшие постулаты военной теории и ввел в бой СРАЗУ и ВСЕ сосредоточенные на границе СССР военные силы, без предъявления ультиматума, без объявления войны и без связывания себя приграничными сражениями, а сразу на всю глубину прорыва.

В результате ни командиры Красной армии, ни политическое руководство страны психологически оказались не готовы к отпору. А коль не были готовы, не смогли и оказать достойное сопротивление.

Начальник штаба вермахта генерал Франц Гальдер к концу дня 22 июня 1941 года сделал такую запись в своем служебном дневнике: «Общая картина первого дня наступления такова: противник был захвачен немецким нападением врасплох. Тактически он не был развернут для обороны. Его войска в приграничной зоне находились в своих обычных местах расположения. Охрана границы в целом была плохой. Тактическая внезапность привела к тому, что вражеское сопротивление непосредственно на границе оказалось слабым и неупорядоченным, а потому нам удалось повсюду захватить мосты через приграничные реки, прорвать находившиеся вблизи границы позиции пограничной охраны (полевые укрепления)».

Гальдер был прав в своей хладнокровной констатации.

Смяв расположенные при границе, не приготовленные к отпору воинские части, немцы захватили оперативный простор и ввели в действие свои моторизованные соединения. Уже через 5 дней после начала военных действий, 28 июня, пал Минск. По немецким данным, под Минском попали в плен 288 тысяч советских солдат и офицеров, было захвачено 2585 танков.

16 июля пал Смоленск. Согласно германским документам, в немецкий плен под Смоленском попали 400 тысяч солдат и более 100 тысяч погибли в сражениях. Генерал Гальдер пишет в своем дневнике: «Не будет преувеличением сказать, что кампания против России была выиграна за 14 дней» и спешит доложить о своих выводах Гитлеру.

19 августа немцы вошли в Новгород. По оценкам вермахта, к концу сентября Красная армия потеряла более двух с половиной миллионов солдат и офицеров, 18 тысяч танков, 22 тысячи орудий, 14 тысяч самолетов.

Между серединой сентября и серединой октября Красная армия потеряла еще около одного миллиона солдат, в том числе 673 тысячи попали в плен.

12 октября немецкие танки вошли в Калугу.

17 октября пал Калинин.

23 ноября немцы вошли в Клин и следом – в Солнечногорск.

27 ноября немцы вошли в дачный поселок Красная Поляна, что в 25 километрах от Москвы, а затем немецкий моторизованный разведбат промчался сквозь Химки и вышел на северо-западные пригороды Москвы в 15 километрах от Кремля. Но задержаться ему там не дали, частично уничтожили, а остатки батальона успели унести ноги.

2 декабря Гальдер запишет в своем дневнике: «Все! Русские истощились. У них нет более подкреплений».

Как пишет А. Уткин, «в горьких битвах 1941 года» наша армия потеряла 3,1 млн человек убитыми и 3,5 млн человек, попавших в плен[23].

Все так и было. Но было и другое, о чем не знал упоенный летними сражениями генерал Гальдер.

Именно в тот момент, когда он докладывал Гитлеру, что русскую кампанию можно считать выигранной, что основная масса готовых оперативно быть использованными частей русской армии полностью уничтожена и что у русских уже не осталось никаких резервов, он не знал, что в это самое время в военных лагерях в Иркутской области, в местечке Мальта, терпя муки голода, холода и военной муштры, военной премудростью овладевал сержант Дмитрий Кузнечевский, а в других таких военных лагерях по всему пространству Сибири еще тысячи и тысячи таких же, как он, призванных в армию в первые дни войны с зубовным скрежетом овладевали военным ремеслом.

Короткие письма моего отца из военных лагерей в течение июля – ноября 1941 года свидетельствовали, что эти простые сибирские мужики валились с ног от недосыпа, даже в коротком сне мечтая о пище, поскольку командование сознательно держало их впроголодь, для того чтобы они злее были и сами рвались на фронт, так как на фронте, внушали им, они будут больше спать и лучше питаться и им каждый день будут наливать наркомовские 100 граммов. И судя по тем весточкам, которые сержант Кузнечевский посылал и передавал в Бодайбо своей жене, мужики действительно рвались на фронт, потому что жизнь и военная муштра в военных лагерях казалась им невыносимой.

Но никто их на фронт не пустит. Только в конце ноября в обстановке глубокой секретности они, погруженные в воинские эшелоны, прибудут по железной дороге под Москву, а 5 декабря их пошлют наконец в бой.

И это было не пушечное мясо, которое в летние месяцы 1941 года командиры РККА по требованию Сталина бросали в бой, даже не успев переодеть и вооружить. Это были хорошо экипированные и вооруженные, крепкие физически и вымуштрованные воины. И они сделали то, что должны были сделать. К февралю 1942 года немец от Москвы был отброшен.

После войны относящийся очень критически к Сталину маршал И. С. Конев напишет: «Формирование в тылу действующих фронтов целого Резервного фронта… было, пожалуй, беспрецедентным в истории войн. Чтобы создать в тылу такой мощный кулак, Верховному Главнокомандующему нужно было обладать сильным характером и большой выдержкой»[24].

Но дело ведь не только в сильном характере и большой выдержке Сталина в эти катастрофические летние и осенние месяцы 1941 года. И западные, и российские историки десятилетиями с разных сторон пишут об этой военной катастрофе Красной армии. Нет спору, все это действительно было. Но было и то, о чем почти не пишут западные, к примеру, историки. Да, Красная армия отступала и красноармейцы тысячами гибли и сдавались в плен. Но ведь было и другое. К моменту начала октябрьской немецкой операции «Тайфун» (последнее наступление на Москву) вермахт потерял более 800 тысяч своего кадрового состава, того состава, который до этого завоевал всю Европу и с которым Гитлер рассчитывал завоевать не только Россию, но и Америку (континент), и Англию, и даже Индию. Кто-то ведь уничтожил в боях этот без малого миллион гитлеровских солдат. Кто-то ведь это сделал! Ну не те же, в конце концов, солдаты, офицеры и генералы РККА, которые массами попадали в плен!

Ситуация в октябре 41-го была действительно тяжелой. Из мемуаров А. Микояна, Г. Жукова, П. Судоплатова, других известно, что Сталин в этот момент готовился к самому худшему – взятию немцами Москвы и потому приказал создавать в столице и ее окрестностях базы для партизанской войны, сформировать подпольные райкомы и обкомы партии, а генералу П. Судоплатову в личной беседе в присутствии Л. Берии поручил организовать защиту Кремля и минирование зданий в Москве, в которых немцы, по мнению вождя, после взятия столицы могли бы устраивать совещания высшего германского руководства.

Все это так. Но, повторюсь, было и другое, о чем еще и сегодня мало вспоминают и пишут. На земле простые русские мужики, те, кто не сдался в плен летом 1941-го, и красные командиры разного уровня, те, кто не попал в кровавую сталинскую мясорубку 1937–1938 годов, делали свое дело – военную работу.

Как уже было сказано выше, в первые, самые драматичные месяцы войны Красная армия фактически выбила лучший кадровый состав вермахта. К декабрю 1941 года офицерский корпус Германии потерял 27 тысяч офицеров – в пять раз больше, чем за весь период военных действий в Европе в 1939–1940 годах. Только в боях под Москвой погибло 55 тысяч немецких солдат. К февралю 1942 года, докладывал Гитлеру генерал Гальдер, германские войска потеряли в русской кампании 202 357 убитых, 725 642 раненых, 112 617 обмороженных. А ведь к этим 1 040 616 бойцам, выбывшим из рядов действующей армии, следовало добавить 400 тысяч солдат и офицеров, попавших в русский плен[25].

И чтобы завершить эту главу, следует сказать правду о военных потерях Красной армии в целом, за всю войну, чтобы не возвращаться более к этой кровавой бухгалтерии. К сожалению, за прошедшие десятилетия в этой сфере нашего знания о войне опубликовано много неверного, часто просто вымыслов и искажений, цель которых просвечивается насквозь: показать, что Победу в войне русский народ одержал не умением в военно-ратном деле, а исключительно числом. До сих пор в литературе и в прессе можно встретить утверждения, что русские победили в войне только потому, что якобы завалили немцев трупами своих солдат. Жертвой такого заблуждения был даже такой замечательный русский писатель, как Виктор Петрович Астафьев (1924–2001), который употребил это выражение в своем романе «Прокляты и убиты» (1994).