Неприкасаемые - Пьер Буало
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Еще рюмочку кальва, мсье Кере?»
Я не отказываюсь, потому что алкоголь помогает. Ведь нам, инвалидам безделья, так необходимо тепло!
До свидания, дорогой друг. Иду домой готовить еду. Я теперь замечательно умею жарить картошку.
Преданно Ваш Жан-МариP.S. Вернувшись, я нашел Ваше письмо. Тысячу раз спасибо. Я непременно сегодня же пойду к этому мсье Дидисхайму. Правда, я не уверен, что я тот, кто ему нужен. Но все же попробую. Я исполнен решимости совершить невозможное. Ваша рекомендация устранит все препятствия. Не знаю, как Вам выразить свою благодарность. Еще раз спасибо.
Ронан сидит в кресле возле ночного столика. У него болит правый бок. Как унизительно ощущать себя таким немощным. Нет, не орёл клюет его печень. То, что чувствует он, еще хуже. Будто там что-то шевелится. Будто зудит. Будто грызет. Будто мясные черви копошатся в тухлятине. Ронан массирует правый бок, почесывает его. Мать с помощью старой служанки перестилает ему постель.
— Натяните получше простыню, — говорит она. — Ронан не любит складок.
Он смотрит на часы, болтающиеся на браслете вокруг похудевшего запястья. Если бы Эрве не опаздывал, он был бы уже здесь.
— Ну вот! Готово. Помочь тебе?
— Не надо, — отмахивается он. — И сам справлюсь.
Он снимает халат и забирается в постель. Блаженство. Он ничего теперь не весит, словно пловец, лежащий на спине.
— Болит? — сурово глядя на него, спрашивает мать. — По глазам вижу, что болит.
— Да. Болит. Довольна? Ай-ай-ай! Бедненький мальчик!
— Ронан, почему ты такой злой?
— Не я первый начал.
Он произносит это с такой яростью, точно сейчас ее укусит. Мать идет к двери.
— И никаких шушуканий с Эрве, — смягчаясь, говорит Ронан. — Пусть поднимается прямо ко мне. Долго он не задержится.
— Вы теперь будете часто видеться?
— А почему бы и нет? Должен же кто-то рассказывать мне городские сплетни.
— Ты считаешь, что я на это не способна?
— Ну, ты совсем другое. Вы с ним обращаете внимание на разные вещи. Стой! Это он звонит. Иди быстрей.
Эрве краток. Сделать фотографию было проще простого. Но за неделю навести справки о Жан-Мари Кере — вот это уж слишком. Ронан чувствует, как его наполняют добрые чувства к другу. Он протягивает руку Эрве.
— Так что же?
— Все тут, — легонько хлопает тот по крышке своего чемоданчика.
— Сначала фотографию, — шепчет Ронан.
Голос его мгновенно садится. На висках выступает липкий пот.
— Я сделал четыре снимка, — говорит Эрве.
Он достает из чемоданчика конверт, хочет его раскрыть.
— Дай!
Ронан разрывает конверт и смотрит на первый снимок. Скромная гранитная плита. Буквы, уже чуть стертые временем.
КАТРИН ЖАУЕН 1950–1970 Да примет господь ее душуВ ногах могилы лежат свежие цветы, их перерезает тень кипариса. Ронан закрывает глаза. Он задыхается, будто после долгого бега. Катрин только что умерла — у него в руках, на этой фотографии.
— Ронан!.. Старик!
Голос Эрве доносится откуда-то издалека.
— Подожди, — шепчет Ронан, — подожди… Сейчас пройдет. Помоги приподняться.
С помощью друга он усаживается в подушках, храбро пытается улыбнуться.
— Точно под дых двинули, сам понимаешь.
Ронан смотрит на остальные три снимка, сделанные с расстояния, позволяющего видеть аллею, соседние могилы.
— Спасибо, — говорит он. — Для этих тебе бы надо было взять другой объектив. А то фон немного вне фокуса. — Он с какой-то грубой нежностью хватает руку Эрве. — Все равно очень здорово. Ты здорово все снял.
Голос Ронана постепенно крепнет.
— Теперь, — добавляет он, — надо будет с этим жить!
— Если я могу… — начинает Эрве.
— Нет-нет. Помолчи.
Тишина повисает такая, что слышен шорох материи за дверью.
— Слушай, — наконец произносит Ронан. — Фотографии ты спрячешь в книжном шкафу, там, в кабинете. Где стоит томик твоего любимого Верселя… знаешь… «Капитан Конан». Положи их в него. Только постарайся не шуметь. Не то она станет допытываться, что мы тут делаем.
Эрве на цыпочках проходит в кабинет. Он знает эту комнату наизусть. Сколько раз он приходил сюда. Да он с закрытыми глазами отыщет роман Верселя. Поручение выполнено. Ронан удовлетворенно кивает.
— Расскажи мне о Кере, — говорит он.
— Я как раз и собирался, — отзывается Эрве, доставая из чемоданчика лист бумаги с напечатанным на нем текстом. — Живет он в Париже, на улице… — Заглядывает в листок. — На улице Верней — это на Левом берегу. Я эту улицу не знаю. Он женат.
— Скотина!
— Его жена работает в парикмахерской. Ее зовут Элен.
— Но как ты сумел собрать все эти сведения?
— А как поступают, когда нет времени заниматься самому?
— Что, частный детектив?
— Именно. И все было мигом сделано. Ему понадобилось всего четыре дня, чтобы выследить Кере. Мастера они классные. И не подумай, что Кере прячется. Ничего подобного. Он преспокойно, не таясь, живет со своей женушкой. А сейчас занят поисками работы.
— Значит, ищет работу! — восклицает Ронан. — Вот смехота! Фараоны вполне могли бы взять его стукачом… Это все, что ты сумел разузнать?
— Все. А что тебе еще надо?
— Какой он стал теперь?.. Сумею ли я его узнать?
Эрве подскакивает.
— Узнать? В твоем-то состоянии?.. Надеюсь, ты не собираешься?..
— Да нет, нет, — отвечает Ронан. — Так, интересуюсь между прочим. Раньше он брился. А теперь, может, ходит по моде. Так и вижу его с пышной бородой… А?.. Что скажешь насчет пышной бороды?
Он смеется, и на мгновение лицо его становится прежним, детским. Эрве умиляется.
— Да, — говорит он. — Именно с пышной бородой. Но только ты не волнуйся. Ты же получил все, что хотел. Так что теперь, надеюсь, перестанешь психовать.
— А он давно женат?
— Это в отчете не указано.
— Мог бы твой сыщик узнать поподробнее? За мой счет, разумеется.
— Нет, — возражает Эрве. — Это мои дела. Я могу его попросить. Но для чего тебе это? Что ты замышляешь?
— О, ровным счетом ничего! — говорит Ронан. — Когда приходится торчать в четырех стенах, знаешь, есть время помечтать. Мне бы хотелось, чтоб он знал, что меня освободили, — вот и все. И мне б хотелось, чтобы он потерял покой. Раз он ищет работу, значит, времени свободного у него столько же, сколько и у меня. И меня бы позабавило, если бы он одновременно со мной вспоминал прошлое. Нам обоим это было бы полезно. Нет? Ты не находишь?
— Но, старичок, это не вернет тебе Катрин.
— Мы больше никогда не будем говорить о Катрин, — тихо произносит Ронан.
Страдание еще больше заостряет его лицо.
— Извини, — выждав минуту, поднимается Эрве. — У меня легкая запарка.
— Действительно, — насмешливо замечает Ронан. — Ты же у нас бизнесмен. Ни минуты простоя. Могу себе представить, я у тебя как бельмо на глазу.
— Ничего подобного.
— Ты часто ездишь в Париж?
— Да. В нашем отделении там дело поставлено. Но мне, естественно, все равно приходится приглядывать.
Ронан с таинственным видом приподнимается на локте.
— Я, конечно, доверяю твоему сыщику, — говорит он, — но мне было бы так приятно, если бы ты сам, своими глазами увидел Кере. Потому что ты знаешь его как облупленного и можешь заметить мелочи, на которые фараон и внимания не обратит… Например, как он одет… выглядит ли озабоченным… короче говоря, ты мог бы сравнить сегодняшнего Кере с прежним.
— У тебя это прямо навязчивая идея.
— Ну что, сможешь?
— Нет. У меня не будет времени.
— Жаль, — вздыхает Ронан, откидываясь на подушки. — Ну что ж, тем хуже. Тогда, я попрошу тебя… Умоляю. Не откажи… Отвези от меня цветы на могилу. Больше часу это не займет. Можешь подарить мне час?
— Конечно.
— Хорошо. Возьми деньги в шкафу.
— Нет. Я сам…
— Не спорь. Эти деньги я заработал в тюрьме. Так пусть они превратятся теперь в розы, гвоздики, в какие хочешь цветы, лишь бы было красиво. Сделаешь?
— Сделаю.
— Ну пока!
Ронан глазами провожает Эрве. Пустышка он все-таки, этот Эрве! Зато сумел выяснить главное. Улица Верней. Теперь, имея в руках адрес, Ронан заставит Кере поплясать. И Ронан уже составляет в уме свое первое анонимное письмо. «Простись со своей шкурой». Или нет: «Никуда тебе не скрыться, гад ползучий». Что-нибудь в этом роде. Пусть Кере забудет, что такое сон. Для начала!
Дорогой мой друг!Итак, я был у мсье Дидисхайма. И имел возможность убедиться в том, что Ваше письмо расположило его ко мне, ибо он меня принял чрезвычайно любезно. А ведь обычно просителей воспринимают скорее как нищих. Расспрашивал он меня довольно долго — правда, очень мило и тактично. Да это и понятно, поскольку ему нелегко придумать, как меня использовать. Я ведь не стал от него скрывать, что в торговле у меня нет никакого опыта. Впрочем, он и сам понимал это, так как Вы написали ему, откуда я, чем занимался и что желал бы делать. Из уважения к Вам он не хотел мне предлагать совсем уж низкую должность, а с другой стороны, он не имел права рисковать, давая мне место, намного превышающее мои возможности.