След зверя - Андреа Жапп

Франческо де Леоне кивнул головой в знак согласия, ничуть не сомневаясь, что предложение щуплого человека не было связано с милосердным рассветом. Арно де Вианкур опасался шпионов Лузиньяна, сновавших повсюду и, может быть, даже проникших в орден.

Они, опустив головы и подняв капюшоны, молча шагали несколько минут. Леоне следовал за Арно де Вианкуром до толстых стен. Его тесные связи с Гийомом де Вилларе, их нынешним Великим магистром, объяснялись не только верностью, но и тем, что мужчины, оба высоко образованные, прекрасно дополняли друг друга. Впрочем, приор не догадывался, что у этого взаимного доверия существовали пределы. Гийом де Вилларе – равно как его племянник и вероятный преемник Фульк де Вилларе – знал все о страхах, надеждах и порывах души своего великого командора, а вот тот ни о чем подобном даже не догадывался.

Арно де Вианкур остановился и оглянулся по сторонам, желая убедиться, что никто не нарушит их одиночества.

– Вы слышите, как поют цикады? Они просыпаются вместе с нами. Какое прекрасное упорство, не правда ли? Знаете ли вы, почему они поют? Разумеется, нет. Цикады не спорят со своей судьбой.

– Значит, я цикада.

– Как и все мы здесь.

Франческо терпеливо ждал. Приор любил подобные метафоры, длинные преамбулы. Франческо сравнивал ум Арно де Вианкура с гигантской мировой шахматной доской, на которой фигуры, постоянно находившиеся в движении, никогда не подчинялись одним и тем же правилам. Он плел такие запутанные сети, что никто не мог найти концов составлявших их нитей. И все же они могли внезапно распутаться, чтобы образовать идеальную петлю.

Приор начал говорить равнодушным тоном, словно размышлял вслух:

– Бонифаций VIII*, наш покойный святой отец, принадлежал к той же породе, что и императоры. Он мечтал установить папскую теократию, создать христианскую империю, объединенную только его властью…

В словах приора Леоне почувствовал легкий упрек. Бонифаций VIII был железным человеком, не склонным к диалогу. Своей непримиримостью он снискал себе множество врагов, даже в лоне Церкви.

– …Его преемник Никола Бокказини, наш Папа Бенедикт XI*, мало похож на него. Несомненно, он больше всех был удивлен, что его избрали Папой. Могу ли я признаться вам, брат мой, что мы опасаемся за его жизнь? Ведь он простил Филиппа Красивого за его попытку совершить покушение на своего предшественника.

При одной мысли, что жизни Бенедикта грозит опасность, рыцарем овладела подспудная тревога. Новый Папа, чистота его воззрений, сама его духовность были главной ставкой в тысячелетней борьбе, в которую втянулся Леоне. Тем не менее он терпеливо ждал продолжения. Как обычно, приор шел размеренным шагом. Он продолжил:

– Нам… нам стало известно, что Бенедикт намеревался отлучить от церкви Гийома де Ногаре*, вечную тень своего монарха. Он случайно оказался замешан в гнусном деле, но ходят слухи, будто Ногаре оскорбил Бонифация. Как бы то ни было, Бенедикту придется сделать жест, наказать кого-нибудь. Полное отпущение грехов повредит папской власти, и так уже пошатнувшейся.

Приор вздохнул и продолжил:

– Король Филипп вовсе не глуп, и он на этом не остановится. Он нуждается в Папе, который подчинялся бы ему, и при необходимости заставит выбрать именно такого Папу. Он больше не в состоянии терпеть эту «теневую власть», которая мешает ему проводить свою политику. Если наши опасения обоснованы, если жизнь понтифика под угрозой, то его преемник представляет для нас мучительную неопределенность, если не большую опасность. Мы находимся на передовой, равно как и орден тамплиеров. Но я повторяюсь. Вы об этом знаете так же хорошо, как и я.

Франческо де Леоне посмотрел на небо. Последние звезды погасли. Неужели жизнь нового Папы оказалась под угрозой? Приор вновь переменил тему разговора:

– Разве это не чудо? Иногда боишься, что однажды звезды погаснут навсегда. Но каждую ночь они возвращаются к нам, пронзая своим светом самую густую тьму.

В течение нескольких минут Арно де Вианкур внимательно смотрел на молчавшего рыцаря. Он не переставал вызывать у него удивление. Леоне мог бы стать столпом ордена, то есть великим адмиралом флота госпитальеров или даже Великим магистром. Благородная кровь, которая текла в его жилах, достоинство, ум – все позволяло предполагать это. Но рыцарь отказался от этих почестей и столь обременительных обязанностей. Почему? Разумеется, не из страха оказаться не на высоте нового положения и уж вовсе не из-за незрелости. Но, возможно, из-за гордости. Из-за сладостной и безупречной гордости, которая внушала ему, что он должен отдать жизнь за веру. Из-за безжалостной и грозной гордости, которая убеждала его, что только он способен выполнить возложенную на него миссию.

Старый человек вновь принялся рассматривать своего духовного брата. Тот был довольно высоким. Тонкие, даже точеные черты лица, светлые волосы и темно-синие глаза выдавали в нем уроженца Северной Италии. Его красивые пухлые губы могли бы навести на мысль о распутстве, но то, что рыцарь выполняет одно из требований их ордена – умерщвление плоти, не вызывало у приора ни малейших сомнений. Однако приора больше всего удивляло невероятное непостоянство этого блистательного ума, мощь, которая порой его даже пугала. За этим бледным высоким челом скрывалась целая вселенная, подобрать к которой ключи не мог ни один человек.

Леоне охватил страх. Что станет с его поисками без доверительной, если не тайной поддержки понтифика? Он почувствовал, что долгое молчание вышестоящего лица означало, что тот ждал ответа.

– Что касается ваших подозрений относительно… этой угрозы, нависшей над нашим святым отцом, то как она зовется: Ногаре или Филипп?

– Было бы опрометчиво отделять одного от другого. Недовольство постоянно растет. Теперь уж не знаешь, кто правит Францией, Филипп или его советники – Ногаре, Понс д'Омела, Ангерран де Мариньи или другие. Но мои слова не должны вводить вас в заблуждение. Филипп – это несгибаемый, хладнокровный человек, жестокость которого хорошо всем известна. Учитывая все эти обстоятельства, я отвечу вам «нет». Король Филипп слишком твердо уверен в своем законном праве на престол, чтобы опуститься до преступления против наместника Бога на земле. По нашему мнению, он будет действовать так же, как действовал против Бонифация, то есть требовать низложения Папы. Ногаре? Сомневаюсь. Это человек веры и закона. Если Ногаре замыслит нечто подобное без согласия на то своего монарха, он должен будет решиться на тайное преступление, вернее, совершить его чужими руками. Но я не считаю его способным на отравление, самое гнусное преступление. А вот…