Демагоги, пастухи и герои - Сергей Сакадынский

Чтобы воздействовать на неведомое, используются различные формы магического ритуала. В частности, все люди всегда психологически настраивают себя на предстоящее дело. Прежде чем приступить к делу, люди убеждают себя, что оно будет выполнено. Здесь мы ведем речь не о практической подготовке, когда заранее составляются планы, готовятся необходимые инструменты и т.п., а о психологической, о той подготовке, которую психологи называют аутотренингом. Готовясь к чему-либо, люди занимаются самовнушением. Шаманский ритуал, как и любой магический ритуал, есть комбинация действий, имеющих целью воздействовать, в первую очередь, на человеческую психику. В данном случае для успеха его проведения необходима вера – вера шамана в свои силы и способности, а также вера людей в силы и способности шамана. Для укрепления этой веры шаман должен был постоянно совершенствоваться в своём искусстве. Поиски эффектных приёмов психического воздействия не похожи на изобретение приёмов охоты или сельского хозяйства. Однако от их успешности часто напрямую зависела успешность повседневной деятельности, направленной на производство материальных благ.

Таким образом, камлание превращается в представление, театральное действо, имеющее целью поддержать веру в сверхъестественность способностей шамана и заставить людей делать то, что последний считает нужным. Людям и в голову не приходило, что их обманывают. Ведь когда– то, на самой заре человечества, обмана просто не существовало! Теперь же человек, обладающий большими знаниями и способностями, получает возможность дурачить целое племя, благополучно существуя за его счёт. Так с течением времени магическое действие превращается в фарс, а гений становится деспотом.

Однако следует заметить, что если бы шаманизм был бы просто мистификацией или примитивной религией, он бы не продержался столетия, выдержав натиск и христианства, и коммунизма, и не получил бы второе рождение в последние годы.

Жрецы, боги и мегалиты. Первобытное общество, как мы уже говорили, не знало иерархии. Не знала иерархии и первобытная религия. Это нашло отражение в представлениях древнего человека об инфернальном мире – в этом мире нет главного божества, нет всеопределяющей силы, нет соподчинённости одних духов другим, в конце концов, нет духов более главных и духов подчинённых. Любая сила существует как «явление в себе», и с каждой силой нужно вести отдельный диалог с целью её задобрить и получить в ответ какое-либо благо. Такова структура первобытной религии.

Мир инфернальный, потусторонний есть ни что иное, как зеркальное отражение мира реального, повседневного, его двойник, развивающийся и меняющийся вместе с ним. Эволюция социальных отношений неразрывно связана с эволюцией религиозных представлений – они идут рука об руку с тех самых времён, когда человек разумный выделился из животного царства.

Структура взаимоотношений в первобытном обществе выглядит как система «община – шаман», компоненты которой находятся в одной социальной плоскости и взаимодействуют на равных. С усложнением шаманской функции и процессом накопления знаний положение шамана становится не только обособленным и привилегированным – шаман занимает доминирующее положение в общине. Коммуникация становится односторонней – вместо диалога, когда в процессе коммуникации участвуют все, складывается ситуация, когда шаман говорит, все же остальные только слушают.

Такая форма коммуникации не свойственна примитивным обществам с малоразвитыми формами религии. Она более соответствует эпохе перехода к язычеству, в котором, помимо усложнения собственно самих религиозных представлений служители культа выделяются в особую касту. Если в шаманизме участниками магического обряда являются в той или иной мере все присутствующие, в языческом же ритуале жрец монопольно выполняет религиозное действо, все же остальные могут лишь наблюдать и слушать, часто вообще не понимая смысла происходящего. Именно по этой линии проходит разделение примитивных религий простых обществ и религиозных представлений, свойственных сложным обществам.

Эволюция религии видится нам в следующем контексте. Боги сначала живут среди людей, общаются и взаимодействуют с ними на равных. Затем они постепенно удаляются, сначала в труднодоступные места вроде горы Олимп или легендарного Асгарда, а затем возносятся на небо. Место полиморфности занимает унификация, и в конце концов на смену вере во множество многоликих божеств приходит вера в единого бога-царя.

При всём при этом человеческое существование предстает театром военных действий, которые ведут между собой боги. Квинтэссенцией реальности выступает в этом случае политика людей, которая обозначает собой войну богов, продолженную «другими средствами».

В мифологизированных представлениях древних народов жречество начинает рассматриваться как «общественно полезная» функция, неразрывно связанная с политикой. Политика оказывается большим жречеством, чем само жречество. Она начинает представлять собой таинство коммуникации, причем не только коммуникации между людьми, но и коммуникации людей с богами (и даже богов друг с другом). Политика постепенно перестала нуждаться в сакрализации – по сути, она воспринималась как практика установления договорных отношений с богами, то есть в каком-то смысле как практика контроля над сакральной сферой.

Кульминацией подобного отношения к политике стало возникновение системы церемониалов, известных под общим названием эвокации. Перед тем, как подчинить себе очередной италийский город, римляне научились переманивать на свою сторону его божественных патронов (которые после успешного завоевания мгновенно становились ипостасями богов традиционного римского пантеона).

Религия Шумера и Древнего Египта сильно отличается от религиозных представлений пещерного века. Это религия высокоразвитого общества со сложной иерархической структурой, ломающая представления о поступательном развитии всей человеческой цивилизации в целом. К примеру, религия древних германцев тысячи лет спустя не представляла собой единой системы религиозных воззрений; она выдвигает на передний план толпу человекообразных полугероев-полубогов с неопределёнными чертами и функциями, которые как бы создают общий фон, на котором происходит противоборство высших божеств, олицетворяющих в сильно упрощённом виде добро и зло. Эта религия более соответствует верованиям греческих племён времён «Илиады»; однако греческая цивилизация в процессе своей эволюции создала гораздо более сложную и упорядоченную форму религии, в отличие от народов Северной Европы, которые сделать этого не успели в виду ранней и очень быстрой христианизации, поглотившей их древние верования.

Соответственно и уровень развития человеческих сообществ европейского севера в том виде, в котором он впервые описан, сопоставим, вероятно, с египетской цивилизацией ещё до периода Раннего Царства.

Об эволюции общественных отношений в долине Нила мы можем судить только предположительно, по аналогии с другими народами, но следует полагать, что переход от простого общества к сложному в Египте произошёл очень давно, вероятно, за пять-шесть тысяч лет до новой эры, если не раньше.

Древние египтяне, согласно свидетельствам Геродота, были самым богобоязненным и религиозным народом Древнего Мира.

Ранее было принято считать, что тотальный контроль жрецов негативно отражался на жизни египтян и на развитии государства. На самом деле жрецы – хранители священных традиций – сыграли положительную роль в истории и культуре Древнего Египта. Об этом свидетельствует неоспоримый факт – ни одна цивилизация не просуществовала столь длительный период как древнеегипетская. Древний Египет часто вёл войны и проигрывал их, однако не переставал существовать как государство. Это указывает на то, что жрецами, очевидно, на случай проигрыша в войне был выработан некий принцип, который можно условно назвать «принцип культурного сотрудничества» со странами победительницами.

Монотеизм как самая прогрессивная форма религии также возник в Древнем Египте. Гигантские сооружения в долине Нила, храмы, сфинксы и пирамиды, продукт многолетней работы сотен тысяч безымянных строителей, совершенно бесполезный с практической точки зрения – вот нерушимый материальный символ беспредельной власти царей-жрецов. Кстати, существование таких сооружений, как Стоунхендж наводит на мысль о существовании могущественной касты жрецов и у древних народов Европы.

Определённые параллели, правда, с некоторыми оговорками, здесь можно провести со средневековым европейским обществом, в котором священники обладали едва ли меньшей властью. Здесь, следуя за Ле Гоффом, стоит поразмыслить над психологической почвой, пригодной для того, чтобы на ней внезапно расцветали коллективные кризисы, произрастали телесные и душевные болезни, религиозные сумасбродства. Средневековье изобиловало одержимыми, несчастными жертвами колдовских чар или вошедшего в их тело дьявола. Одни лишь святые могли их спасти и заставить нечистого выпустить свою жертву из когтей. Средневековье было по преимуществу временем великих страхов и великих покаяний – коллективных, публичных и физических. Этот мир до фанатизма религиозен, может быть, гораздо более религиозен, чем древние сообщества в долине Нила. Власть священников пронизывает его насквозь – от самых низов до правящей верхушки. Однако, если в Древнем Египте всё государство, в том числе и служители культа, хотя бы формально подчинялось богоподобному царю-жрецу, то в мире средневековой Европы верховный жрец – папа – узурпировал божественную власть, низведя светских владык до уровня простых смертных. Григорий VII в своё время напоминал императору, что, не умея изгонять бесов, тот уступает простым экзорцистам. Гонорий Августодунский утверждал, что король есть обычный мирянин, ибо «король может быть лишь или клириком, или мирянином. Если он не мирянин, он клирик. Но если он клирик, он должен либо совершать причастие, либо быть проповедником, либо экзорцистом, либо ризничим, либо дьяконом, либо протодьяконом, либо священником. Если он не обладает никаким из этих санов, тогда он не клирик. Если он не мирянин и не клирик, он должен быть монахом. Но его жена и его меч мешают ему считаться монахом».