В Москве-реке крокодилы не водятся - Федора Кайгородова

– Почему же никто не бросился нам на помощь? – возмутилась я.

– Они были слишком далеко, пока доплывешь – спасать некого будет! И потом, несмотря на солнце – все же октябрь на дворе.

– Надо же какие здравомыслящие! А если бы я утонула?

– Тебя же Юра спасал! – он помолчал. – Кстати, это вещественное доказательство! Но мы его изымать не будем. Так что, спрячь!

– А какая разница, – беспечно заявила я. – Все равно не работают.

Мои прекрасные часики, купленные в Салониках, я ношу вместо браслета, такие, с синими камнями и синей подсветкой на циферблате, вдруг стали вещественным доказательством! Я повертела часы в руках, словно, они могли ответить на мои вопросы. Именно мои часы показывают точное время убийства! Ну, прямо детектив вырисовывается! И тут меня словно подбросило. «Возьмите свою улику!» – сказал мне капитан после инспектирования своего санузла. А ведь он тогда еще не знал про убийство. И даже если бы знал, то почему назвал часы уликой?

Я тут же выложила следователю Краге свои соображения:

– Почему он сказал: «Возьмите свою улику?» Это было еще до убийства. Получается, он знал про убийство?

– Кажется, я знаю, почему он назвал ваши часы уликой, – ответил следователь, и я поняла, что расспрашивать его бесполезно.

Поиски пропавшей девочки

Ромашкина так и не вызвали к следователю ни утром, ни днем. Тревога, что кто-нибудь узнает о его отношениях Костровым, погнал механика к людям. Он хотел узнать, тот ли это Костров, с которым связана маленькая девочка. Он спустился вниз, проверил работу мотористов из трюма, попутно расспрашивая об убитом водолазе. Никто о нем ничего не знал. И вообще никто ничего не знал. Дмитрий Перов, правда, вспомнил, что слышал фамилию Кострова, но никогда не встречался с ним. Лишь только один из сварщиков сказал, что Серега работает у них недавно, что живет он где – то в Подмосковье и что он любит заложить за воротник.

– Но кто из нас не любит заложить? – добавил сварщик в оправдание.

– Семья? Да вроде жена есть. Он что – то такое говорил. Зачем потащился на плавкран, когда он сам с буксира? А кто его знает? – равнодушно ответил сварщик и опустил свою маску.

Ромашкин вернулся в каюту, решив все последние события разложить по полочкам и попробовать разобраться, кто и, главное, почему мог убить Кострова.

– Что же тогда случилось? Кто, кроме меня, мог иметь зуб на Серегу Кострова? – сказал Ромашкин, рисуя на листе бумаги чертиков и чебурашек.

Он отчетливо помнил тот майский день, когда встретился с девочкой в платьице колокольчиком в саду имени Баумана. Он отвел ребенка в полицию и отправился на работу, где успешно сдал отчет. Поболтал с дамами из бухгалтерии, которые его любили. Может, потому что он никогда не требовал проверить, правильно ли проведено начисление. Может, без всякой на то причины – бухгалтерами Мишка икренне восхищался: какое терпение требуется, чтобы изо дня в день заниматься такой рутинной работой!

– Я сегодня ребенка случайно нашел! – сообщил он им, чтобы узнать женский взгляд на проблему. – Совсем крохотного!

– Что вы говорите, Михал Сергеич?! – восхитилась Вера Ивановна. – Как могут родители отпускать одного маленького ребенка?

– В том – то и дело, что девочка сказала, что у нее нет мамы.

– Как это нет мамы? Полноте, Михаил Сергеевич! – вмешалась Татьяна Петровна. – Мало ли что дети выдумают. Откуда же она взялась, да еще в общественном саду?

– Как бы то ни было, но вы, Миша, все – таки поинтересуйтесь судьбой девочки! – сказала, закатив свои добрые заплывшие глазки, Вера Ивановна. – Сейчас такое творится! Вы имеете на это право! Вы же ее нашли!

Расставаясь с бухгалтерией, Ромашкин твердо решил вечером забежать в то отделение милиции, куда привел девочку. Тем более, что это как раз по пути, особенно, если идти не через сад, а по улице – стоит только свернуть от метро направо и войти во двор.

По дороге он успел забежать в супермаркет и купить какой – то замороженный продукт: Ромашкин названий не читал, сроков годности не проверял – покупал, что попадется. Так вместе с пакетом Мишка подошел к тем же воротам, второй раз за день. Часовой, сразу вспомнив нелепого папу, усмехнулся и ни о чем не спросил, а Ромашкин прошел прямиком к дежурному.

– А вас тут разыскивали родственники девочки, – сообщил ему тот, отвлекаясь от заполнения журнала.

– Наверное, поблагодарить хотят за то, что я ее нашел? – смущенно предположил Мишка.

– Не знаю, не знаю! Будете записывать их телефон? – равнодушно спросил дежурный.

Дома Ромашкин отрезал уголок плотного красивого пакета и вывалил на сковороду какую – то цветную еду. Подождав, пока нагреется сковородка, он убавил газ и, расправив смятый магазинный чек, на котором был записан номер телефона родственников найденной девочки, набрал цифры.

– Алле! – ответили сразу, словно ждали звонка.

– Меня зовут Михаилом Ромашкиным. Это я нашел вашего ребенка. Хотел узнать, как она?

– Где вы? Где вы живете? – крикнул в телефон нервный мужской голос. – Я к вам приду!

– Зачем? – спросил Ромашкин, которого смутила подобная бесцеремонность. – Что-нибудь случилось?

– Я вам все объясню! – нетерпеливо повторил незнакомец. – Скажите, где вы живете?

Мишка назвал свой адрес и пошел помешать то, что жарилось на сковороде. Пахло вкусно. Машинально рассматривая разрезанный пакет, из которого высыпал цветные кусочки, он прочел на английском языке «Суп президентский, по – французски». «Так, здесь написано, что эту брюссельскую капусту и сельдерей надо бросить в кипяток. Но теперь уже поздно!» – подумал он, выкидывая пакет в мусорное ведро. В конце – концов, какая разница что есть, если маленькие девочки бродят по улицам, как неприкаянные, а потом их по чужим квартирам отцы разыскивают! Что творится в мире, непонятно! Мишка включил телевизор, но не понял, что показывают. Открыл книгу, но не видел строчек. Вскоре раздался длинный тревожный звонок в дверь. Он сразу распахнул дверь настежь, и в квартиру влетел немолодой человек, плотный и с седой бородкой.

– Мы живем с вами на одной улице! – без предисловий заявил он, пытаясь отдышаться и начиная от этого кашлять.

Потом он протянул руку и представился:

– Степан Иванович Слепченко!

– Что случилось? – спросил Ромашкин, вяло отвечая на рукопожатие, ему не нравился этот взбалмошный человек.

Они стояли в узкой, как пенал, Мишкиной прихожей. Дедушка – судя по всему, это был дедушка – терзал свой галстук. На нем было надето длинное пальто не по сезону.

– Да вы пройдите! – сказал Мишка, заметив, что старичок нервничает.

– Мы не можем ее найти! – дедушка, не приняв приглашения, остался стоять в прихожей, как будто он торопился – в его глазах застыло отчаяние.

– Я так и знал! – вырвалось у Ромашкина.

– Что вы знали? Что? – дедушка схватил Мишку за отвороты пиджака. – Где она? Куда вы ее дели?

– Давайте все по порядку! Я ее как раз никуда не дел. Я ее в полицию отвел. В наше с вами общее отделение. А что они говорят?

– В том – то и дело, что ничего! – дедушка присел на тумбочку для обуви и закрыл лицо руками. – Они потеряли мою крошку!

– Как в полиции могут потерять ребенка? Что они говорят конкретно? – не понял Ромашкин.

– Там просто полная неразбериха. Ребенок у них не зафиксирован. Однако они признают, что ребенок был в отделении. Дежурный посылает к инспектору по делам несовершеннолетних. Это он сказал, что вы девочку какую – то маленькую привели, спасибо доброму человеку, – с отчаянием в голосе ответил дедушка. – Скажите, – в его голосе послышалось сомнение, – может, это была не Анечка? Опишите ее.

– Ну, такая совсем крошка, но очень самостоятельная, – ответил Мишка.

– Ах, это она! Безусловно она! – воскликнул дедушка.

– Белая шляпка, светлые кудри. Девочка сама подошла ко мне.

– Ну, конечно, она! Она такая! – Степан Иванович страшно заволновался. – Вы не могли бы мне дать воды? – он достал из кармана пальто таблетки и, проглотив две из них, запил водой из кружки, которую подал Ромашкин.

– Так, происходит что – то непонятное! – начал сердиться Ромашкин. – Либо вы мне морочите голову, либо полиция! Вас послали к инспектору? Так?

– Да!

– Ну? А она? Инспектор, я имею в виду? – Ромашкин когда попадал в неприятные ситуации, начинал говорить холодным тоном.

– А инспектор уехала на дачу! – закричал Слепченко. – Она, видите ли, отгулы срочно взяла! Телефон ее не дают, говорят, не положено. А детеей похищать положено? Нет, я, конечно, напишу жалобу, я буду требовать, я… Но время – то уходит…

– Надо было идти к начальнику!

– Ходил! – махнул рукой дедушка. – Он сказал: разберется. При мне даже звонил куда – то. Вроде как Анечку отдали какой – то женщине, которая хотела усыновить ребенка. Чтобы пожила, пока не найдутся родители. И та женщина тоже уехала на дачу, куда – никто не знает.