Гендерное общество - Майкл Киммел

— вам все станет ясно про различия в сексуальном поведении мужчины и женщины во время

типичной студенческой тусовки в предстоящие выходные. «Он» производит миллиарды

крошечных сперматозоидов. «Она» производит относительно гигантскую яйцеклетку. Успех

мужчины зависит от его способности оплодотворить огромное число яйцеклеток. По этому

«сценарию», самец должен оплодотворить как можно больше яйцеклеток, пока его жизни не

придет конец. Так у мужчины формируется «природная» склонность к промискуитету.

45

Женщине же, напротив, требуется лишь одно успешное сношение для оплодотворения

яйцеклетки, поэтому у нее вырабатывается склонность к исключительной избирательности

относительно того, кто ©кажется ее счастливым избранником. Более того, женщина должна

инвестировать намного больше энергии в беременность и кормление грудью. У нее получает-

ся больше репродуктивных «затрат», которые и определяют ее репродуктивные стратегии.

Поэтому женщине присуща склонность к моногамии и выбору мужчины, который станет

наилучшим отцом для своего потомства: «Женщина ищет замужества, чтобы

монополизировать не сексуальность мужчины, а прежде всего его политические и

экономические ресурсы. Таким образом она гарантирует будущее своих детей (носителей ее

генов)», — утверждает журналист Энтони Лейнг. А психобиолог Доналд Саймонз считает,

что женщина и мужчина обладают различными «сексуальными психологиями»:

«Женщина, подобно самкам других видов в мире животных, делает относительно крупную

инвестицию в производство и выживание своего потомства. Мужчина, напротив, может

обойтись малостью. Поэтому их отношение к сексу и воспроизводству аналогично

сексуальному поведению животных. Женщине следует быть более привередливой и

постоянно сомневаться в правильности выбора, так как именно ей предстоит иметь дело с

последствиями неверного решения. Мужчине же надо быть менее разборчивым, более

агрессивным и развить вкус к разным и многим партнершам, так как он меньше рискует».

Итак, утверждает Саймонз, нет ничего удивительного в том, что «именно это мы и видим».

«Естественный отбор способствовал сексуальному возбуждению самца при виде самки. При

этом самка человека, беременея, подвергается невероятному риску сточки зрения энергии и

времени. Отбор благоприятствовал развитию у женщин тенденции быть разборчивыми как в

отношении сексуальных партнеров, так и обстоятельств копуляции» .

Моногамной женщине приходится решать основную проблему, а именно — как же принудить

этого упрямого негодяя-мужчину, предпочитающего заниматься оплодотворением других самок, к

выполнению домашних обязательств перед женой и детьми. Ее стратегия состоит в требовании

эмоциональных, а следовательно, и родительских обязательств от партнера прежде самих

сексуальных отношений. В этой логической цепочке полностью детерминирована не только

моногамия женщины, но и связь ее сексуального поведения с эмоциональными обя-

46

зательствами, из-за чего она всеми способами вытягивает из промискуитетного мужчины

обещания в любви и преданности, прежде чем окончательно ему отдаться. В мужчине же

генетически заложен промискуитет сексуального хищника, и он всегда на охоте ради самой

возможности новых сексуальных завоеваний. У женщины, наоборот, биологически

обусловленные моногамия, фантазии о романтической любви и преданности неразрывно

связаны с сексуальным поведением и предполагают сексуальную сдержанность,

преодолеваемую лишь после данной мужчиной рыцарской клятвы верности и преданности.

Эволюционисты используют и другие данные репродуктивной биологии для того, чтобы

толкование биологических различий между мужчиной и женщиной заодно стало бы объяс-

нением социального неравенства между полами. Например, разделение сфер деятельности,

оказывается, коренится в далеком начале эволюции: «В обществе охотников и собирателей

мужчины охотятся, а женщины остаются дома. Это распределение функций сохраняется в

большинстве аграрных и индустриальных обществ. Уже исходя только из одного этого,

можно утверждать, что такое разделение имеет генетическое происхождение, — пишет

Эдвард Уилсон. — По моим собственным догадкам, эта генетическая склонность настолько

интенсивна, что и в будущем она будет служить причиной значительного разделения труда

даже в наиболее свободных и наиболее эгалитарных обществах»13.

Лайонел Тайгер и Робин Фокс подчеркивают значимость социальных требований к мужчине и

женщине в течение эволюционного перехода к обществу собирателей и охотников. Во-

первых, охотничье сообщество должно строиться на принципах солидарности и

сотрудничества, а это требу* т прочных связей между охотниками. Биология женщины,

особенно менструальный цикл, становится ее значительным недостатком в таком требующем

согласованности действии, как охота. Более того, само присутствие женщин опасно — с их

близостью конкуренция и агрессия среди мужчин нарушают принцип мужского

сотрудничества. Женщин одолевает также и «материнский инстинкт». Следовательно, имеет

смысл, чтобы охотились именно мужчины, а женщинам пристало оставаться дома и растить

детей14.

По мнению этих ученых, благодаря таким различным репродуктивным стратегиям и

эволюционным императивам постепенно возникли разные типы темперамента и личности,

каковые мы и наблюдаем у мужчины и женщины. Самой последней

47

реинкарнацией социобиологии является так называемая «эволюционная психология»,

объясняющая психологические различия между мужчиной и женщиной их разными

эволюционными траекториями. Мужчина считается более агрессивным, склонным к

контролю и управлению благодаря навыкам, «отполированным» веками его эволюции в

функциях охотника и воина. В то же самое время женщина занималась лишь воспитанием

детей и домашними делами, что и сделало ее более сенситивной, более эмоциональной и

более пассивной15.

Наконец, ученые пытаются найти объяснение различного поведения мужчины и женщины в

межвидовой агрессии и насилии. Например, психобиолог Дэвид Бараш сочетает социо-

биологию с банальностями движения «Нью-Эйдж»*, утверждая, что «гены помогают себе

сами своим хорошим поведением». К сожалению, это не обязательно означает хорошее

поведение по отношению к другим. Эгоистичные гены не знают такого золотого правила.

Например, Бараш объясняет сексуальное насилие репродуктивной адаптацией мужчин, у

которых никак не получается найти объект своего ухаживания. На основе своих исследований

поведения скорпионов и диких уток Бараш, Торнхилл и другие эволюционисты утверждают,

что мужчины-насильники удовлетворяют генетически заложенную в них потребность в

воспроизводстве единственным известным им способом. «Возможно, насильники из рода

человеческого по-своему и, с точки зрения закона, неверно делают все, что в их силах, чтобы

наилучшим способом приспособиться к своей ситуации», — пишет Бараш. Оказывается,

насилие — это тот же половой акт, но он обусловлен иной «адаптивной» репродуктивной

стратегией менее удачливого самца. Если мужчина не способен передать свой генетический

материал через соблазнение, то выходом для него оказывается насилие16.

Так что не стоит винить мужчин и даже их генетические императивы. Виноваты-то женщины,

«так как самки отказывают конкурирующим самцам во время овуляции, и принуждение

нежелающей самки стало приемлемой стратегией для достижения копуляции», — пишут

Ричард Александер иК.М.Нунен.

* Культурное движение «Нью-Эйдж» (New Age, в буквальном переводе с английского — «Новый век»)

объединяет различные идеи и методики, направленные на изменение человека и его представлений о мире, обучает сознательному отношению к жизни, а также умению получать удовольствие от жизни, радоваться ей и

находить в ней смысл. Сформировалось в начале 1970-х гг. — Прим. ред.

48

Если бы женщины были ну хоть чуть покладистей, то мужчинам не пришлось бы прибегать к

насилию как одной из своих репродуктивных тактик17.

Социобиология — повествование в жанре «только так»

Естьликакой-тосмыслвдоводахэволюционистов?Укрепляют ли их данные представления о

непримиримых различиях между мужчиной и женщиной, с необходимостью сформированных

в условиях эволюционной адаптации? В рассуждениях эволюционистов присутствует некая

интуитивная притягательность. Они придают нашему современному опыту вес истории и

науки. Однако в этих рассуждениях слишком много ляпсусов, чтобы счесть их достаточно