О чем весь город говорит - Фэнни Флэгг

Когда новость облетела город, жители вздохнули облегченно. Всем была невыносима мысль, что фермой Лордора завладеет чужак. Ведь сколько сил и труда в нее вложено, чтоб она обрела свой нынешний вид. За все эти годы Сыроварня «Сладкий клевер» стала частью каждого горожанина.

Пожалуй, это лишь правомерно, что через две недели Лордор Нордстрём первым упокоился на «Тихих лугах». Согласно давней планировке, его похоронили в центре кладбища под раскидистым дубом.

ЛОРДОР НОРДСТРЁМ

1852–1911

Добрый и честный человек

Светлая память

Перемена адреса

Родные тосковали по Лордору, а город будто осиротел, лишившись своего первого мэра. В иных общинах назначили бы новые выборы. Но жители Элмвуд-Спрингс единодушно решили избежать мороки. Они просто известили Тедди, которому недавно исполнилось двадцать, он – их новый мэр. Все уже привыкли говорить «мэр Нордстрём» и не хотели переучиваться. Народ тяжело переживал утрату. Все были на похоронах, но все еще не верили, что Лордора больше нет. И отчасти в том были правы.

Вскоре после похорон произошло нечто странное. Лордор Нордстрём пробудился. Он вполне сознавал, кто он такой. Мог думать и вспоминать. Видел синее небо в облаках и слышал птичье пение. Кроме того, он чувствовал необычайную легкость и дышал свободно. И все вокруг дышало свежестью. Земля, трава, цветы. В душе царили покой и умиротворение.

Где это он? В раю? Он мертвый или живой? Лордор поднял взгляд и, увидев над собой старый дуб, понял, где он сейчас. В собственной могиле на кладбище «Тихие луга». Он умер, спору нет. Однако не сгинул.

Какой приятный сюрприз. Скажи кто об этом, он бы в жизнь не поверил, но вот – извольте. Он понятия не имел, как и почему это произошло. Но еще никогда ему не было так хорошо. Лордор глубоко вздохнул и вновь погрузился в долгую освежающую дрему.

После кончины наставника Андер просил его семью не покидать ферму Но Катрина и дети решили на деньги, вырученные от продажи хозяйства, купить дом в городе. У Катрины ухудшалось зрение, да и потом, без Лордора все было не так. Родным его ужасно не хватало. Особенно Катрине. На ферме все о нем напоминало. Казалось, наступит вечер и он войдет в дом, вернувшись с работы. Но он не входил, и тогда пронзало болью. Потеря мужа и подступающая слепота подтолкнули Катрину написать письмо:

Родная моя Ингрид,

Если со мной что случится, пусть этот платок станет твоим. Мне он достался от твоей бабушки и теперь переходит к тебе, так что береги его. Сохранилось так мало вещиц с прежней родины. Я надеюсь, когда-нибудь ты побываешь там, где я выросла.

Мамины рецепты я оставляю Тедди. Ты, наверное, не против? Как говорил папа, выпечку или любишь, или нет. А Тедди ее любит.

Ты же знаешь, что папа тобой очень гордился. И я горжусь. Ты моя американочка. Еще здесь одежки, которые Бёрди Свенсен связала для вас маленьких. Они мне очень дороги, я так и не смогла их выбросить.

Закончив письмо, Катрина приготовила сверток и убрала его в надежное место.

Освоившись на «Тихих лугах», Лордор преисполнился небывалым довольством собой. Из его новой обители вид открывался чудесный. Он и впрямь выбрал прекрасное место, и теперь ему не терпелось, чтобы другие, составив ему компанию, разделили его мнение. Конечно, он старше Катрины, какое-то время придется подождать, и пока он один наслаждался далеким мычанием коров на пастбище, петушиным криком, тихим рокотом тракторов на полях и воскресным перезвоном церковных колоколов. Родные звуки.

Оказалось, это очень приятно – избавиться от беспокойства за ферму и все свое время посвящать отдыху и размышлениям. Лордор ничуть не страдал от одиночества. По праздникам он принимал множество гостей. Радовался приходам Катрины с детьми, ахал, как выросла Ингрид. Поначалу Лордор пытался с ними поговорить, но понял, что они его не слышат. К счастью, он-то их слышал и потому всегда был в курсе интересных событий. Было приятно узнать, что люди его не забыли.

Вот на прошлой неделе заглянул Андер Свенсен, сел у могилы и поведал о своих нововведениях на ферме, выразив надежду, что наставник их одобрил бы. Лордор одобрил. Андер – толковый парень.

Жизнь продолжается

Элмвуд-Спрингс все больше расцветал. Два грека, братья Морган, открыли настоящий универмаг, торговавший новинками мужской и женской моды. Олаф, брат Катрины, получил место в обувном отделе.

Отдавая дань современности, старый театрик переоборудовали в кинозал. Наняли киномеханика, привезли пианино, и Бёрди Свенсен, игравшая на церковном органе, взяла на себя роль тапера. Ее музыкальное сопровождение усиливало впечатление от любовных сцен и эпизодов погони в немых фильмах.

Кино открыло новый мир фантазии. Вскоре все девочки хотели быть как Мэри Пикфорд или женщина-вамп Теда Бара. После того как в город привезли «Опасные похождения Полины» с Перл Уайт в главной роли, Ингрид Нордстрём упросила мать купить ей бриджи и сапоги, как у героини фильма.

Парни, очарованные приключениями звезды немого кино Тома Микса, разъезжали на отцовых мулах, воображая, что и они, как «король ковбоев» на чудо-коне по кличке Тони, в округе выискивают злодеев.

Потом первый восторг перед синематографом угас и все вернулось в свою колею. Ребятишки учились, народ женился, младенцы рождались.

Элнер Нотт и Беатрис Олсен, племянница Катрины, пошли в первый класс. Старшая дочь Ноттов Элнер, веселая, для своих лет крупная девочка, отличалась добрым нравом. В первый учебный день она пришла в мешковатом домотканом платье, в руках у нее была огромная оловянная коробка с завтраком.

Маленькую изящную Беатрис нарядили в новенькое готовое платье с кружевным воротничком и белые кожаные башмаки на кнопках. Олаф отвел ее в школу и из рук в руки передал мисс Бимер. Но Беатрис, впервые оказавшись в незнакомой обстановке, пугалась и нервничала.

В большую перемену она села на скамью в сторонке и заплакала. Ей хотелось домой. Элнер заметила одинокую девочку и, прихватив свою оловянную коробку, подсела к ней.

– Если не выдашь, я открою тебе секрет, и он будет нашим, – помолчав, сказала она. – Только сначала перестань реветь.

– Какой секрет? – сквозь слезы спросила Беатрис.

– Обещай, что не проболтаешься.

Беатрис шмыгнула носом и кивнула:

– Обещаю.

Элнер медленно подняла крышку с просверленными дырочками:

– Гляди.

Вытянув шею, Беатрис заглянула в коробку. Там была синяя мисочка, в которой сидел пушистый желтый утенок.

– Его зовут Пит, – сказала Элнер. – Если хочешь, можешь его погладить.

Беатрис провела пальцем по пуховой головке:

– Ой, какой милый!

– У нас дома полно утят и цыплят. Еще есть крольчата.

– Правда?

– Ага. Хочешь печенье? Там пять штук под салфеткой. Я немка, а немцы едят много. – Элнер протянула бисквит: – На, угощайся. У меня есть и джем.

Они съели все бисквиты, потом снова погладили утенка.

– А я умею делать кувырок, – сказала Элнер. – Хочешь, покажу?

– Хочу.

Элнер кувыркнулась, отчего платье ее задралось, выставив на обозрение белые панталоны. Беатрис засмеялась.

Она уже ничего не боялась, когда по колокольчику мисс Бимер вернулась в класс. Девочки сами еще не знали, что отныне навсегда стали подругами.

Вроде бы все шло своим чередом, однако весной 1916-го мужчины Элмвуд-Спрингс почуяли неладное, хоть толком не поняли, в чем дело. Жены как-то странно на них поглядывали. И часто перешептывались.

Вскоре средь бела дня женщины стали устраивать секретные встречи в задней комнате аптеки. Собравшись, они запирали дверь, а жена аптекаря Хэтти Смит вставала на входе часовым. Когда муж ее Роберт деликатно осведомился, что там происходит, Хэтти коротко ответила:

– Тебя не касается.

Мужчинам было невдомек, что в аптеке собирается новое отделение Суфражистского клуба.

Бёрди Свенсен, подписчица журнала «Миссурийская женщина», распространила среди подруг статью о женском избирательном праве. В мире шла борьба, и Элмвуд-Спрингс, хоть был невелик, не желал оставаться в стороне.

Бёрди переписывалась с президентом Ассоциации суфражисток в Сент-Луисе, которая уведомила, что в июне произойдет нечто очень важное. Она также предупредила о возможной опасности, но женщины Элмвуд-Спрингс единодушно решили встать плечом к плечу, когда будет брошен клич. Пусть их немного, они твердо намерены занять свое место в истории, невзирая на любые последствия.

Через какое-то время мужья, вернувшись с работы, вдруг видели, что жены их затворились в комнатах для рукоделия и трудятся над чем-то неведомым. Они не знали и знать не желали, чем заняты их супруги, их волновало, что на столе нет ужина. Например, Генри Нотт был крайне раздосадован тем, что ровно в шесть вечера не получал лапшу с подливкой и шницель.